Файл: Лекции по зарубежной литературе_Набоков В_2000 -512с.pdf

ДЖЕЙН ОСТЕН 79

книги — это по-детски влезать в действие и на равных

общаться с персонажами, словно они живые люди.

Хотя, конечно, в жизни достаточно часто приходится

слышать о том, что тонкие, умные девушки преданно

любят скучных дураков. Впрочем, Эдмунд — надо от-

дать ему должное — на самом деле человек хороший,

честный, приятный и добрый. И на этом о житейской

стороне — все.

Люди пробуют по-разному влиять на бедняжку Фан-

ни — Мэри Крофорд взывает к ее гордости. Завоевать

любовь Генри — большой успех. Ведь о нем вздыхало

так много женщин. Мэри настолько нечутка, что, сама

 не сознавая, проговаривается: ее брат на самом деле

имеет такой недостаток, как склонность волочиться и

«слегка влюблять в себя девиц». Она добавляет: «Я и

вправду серьезно и искренне верю, что никогда еще, ни

к одной женщине он не питал таких чувств, как к вам,

он любит вас всем сердцем и будет любить вас так долго,

как только возможно. Если хоть один мужчина способен

любить женщину вечно, я думаю, так будет любить вас

Генри». Фанни не может удержать легкой усмешки, но

ничего не говорит в ответ.

Психологически не вполне понятно, почему Эдмунд

до сих пор не объяснился в любви Мэри Крофорд;

впрочем, композиция романа требует некоторой не-

спешности его ухаживаний. В результате брат и сестра

Крофорд уезжают в Лондон, каждый по своим, заранее

условленным делам, так ничего определенного и не

добившись от Фанни и Эдмунда.

Сэру Томасу в ходе его «величественных размышле-

ний» пришло в голову, что Фанни неплохо было бы

погостить пару месяцев у родителей в Портсмуте. На

 февраль 1809 года. Фанни не виделась с родите-

лями без малого девять лет. Расчет сэра Томаса тонок:

«Конечно, он желал, чтобы она ехала с охотою, но пуще

того желал, чтобы ей стало дома изрядно тошно еще

прежде, чем придет время уезжать; и чтобы недолгое

отсутствие элегантности и роскоши

отрезвило ее и склонило по достоинству оценить дом,

80 ВЛАДИМИР НАБОКОВ

столь же великолепный и уже постоянный, который ей

был предложен». То есть Эверингем, Норфолкское име-

ние Крофорда. Далее следует забавный кусок о том, как

миссис Норрис осенила мысль, что экипаж сэра Томаса

и дорожные расходы, на которые он идет, можно бы

использовать в своих интересах, ведь она, миссис Нор-

рис, не виделась с любимой сестрой Прайс целых двад-

цать лет. Но потом, к несказанной радости Уильяма и

Фанни, она спохватилась, что «сейчас в Мэнсфилд-

парке без нее никак не обойтись», — на том дело и

кончилось. «В действительности же она спохватилась,

что, хотя в Портсмут ее доставят задаром, на обратный

путь хочешь не хочешь придется раскошелиться самой.

Итак, ее дорогую бедняжку сестру Прайс ждет глубокое

разочарование оттого, что миссис Норрис упускает

столь удобный случай; и, видно, предстоят еще двадцать

лет разлуки».

Не слишком убедительный пассаж посвящен Эдмун-

 «Отъезд Фанни, эта ее поездка в Портсмут отрази-

лись и на планах Эдмунда. Ему, как и его тетушке,

пришлось принести себя в жертву Мэнсфилд-парку. Он

собирался примерно в эту пору поехать в Лондон, но

нельзя же оставить отца и мать как раз тогда, когда им

и без того неуютно, потому что их оставили все, в ком

они всего более нуждаются; и, сделав над собой уси-

лие, что далось ему не без труда, но чем он не воз-

гордился, он еще на неделю-другую отложил поездку,

которую предвкушал в надежде, что благодаря ей навсег-

да обретет счастье». Из соображений композиции в

ухаживании Эдмунда за мисс Крофорд опять возникает

заминка.

После того как с бедняжкой Фанни уже говорили о

Генри Крофорде сначала сэр Томас, потом Эдмунд,

потом Мэри Крофорд, теперь, во время поездки Фанни

с братом в Портсмут, Джейн Остен обходится вообще

без разговоров на эту тему. Они выехали из Мэнсфилд-

парка в понедельник 6 февраля 1809 года и на следую-

щий день прибыли в Портсмут, крупный морской порт

на юге Англии. Обратно в

 Фанни воз-

вратится не через два месяца, как было запланировано,

а через три — в четверг 4 мая 1809 года, в день, когда ей

исполнится девятнадцать лет. Сразу же по прибытии в

ДЖЕЙН ОСТЕН 81

Портсмут Уильям получает предписание явиться на

корабль, и Фанни остается в родной семье одна. «По-

нимай сэр Томас все чувства племянницы, когда она

писала свое первое письмо тетушке, он бы не отчаивал-

ся. <...> Уильяма не стало рядом, и дом, где он ее

оставил, оказался — Фанни не могла утаить это от

себя — почти во всех отношениях полной противопо-

ложностью тому, чего бы ей хотелось. То было обита-

лище шума, беспорядка и неприличия. Никто не вел

себя как следовало на его месте, ничто не делалось как

должно. Она не могла, как надеялась, уважать своих

родителей. От отца она многого и не ждала, но теперь

убедилась, что он еще невнимательней к своему семей-

ству, привычки его еще хуже и он еще меньше соблюдает

приличия, чем она предполагала. <...> Он бранится,

поминает имя Господа всуе и пьет, он неотесан и

вульгарен. <...> Теперь он едва замечал ее, разве что

принимался топорно ее вышучивать.

Мать разочаровала ее куда сильнее; вот на кого она

уповала, и почти ничего в ней не нашла. <...> Миссис

Прайс не была недоброй, но, вместо того чтобы одарить

дочь любовью и доверием и день ото дня больше ею

дорожить, миссис Прайс выказывала к ней ничуть не

более доброты, чем в день приезда. Природный ин-

стинкт был быстро удовлетворен, а другого источника

привязанности миссис Прайс не имела. Сердце и время

были у ней уже полностью заняты; для Фанни не

хватило у ней ни досуга, ни любви. <...> Ее дни прохо-

дили в некоей медлительной суете; она всегда была в

хлопотах, а дело не подвигалось, ни с чем она не

поспевала вовремя и сетовала на это, но все продолжа-

лось по-прежнему; желала быть бережливой, но недо-

ставало ей ни изобретательности, ни упорядоченности;

была недовольна слугами, но не умела их направить и,

помогая ли им, выговаривая или потакая, не в силах

была добиться от них уважения».

У Фанни от шума и духоты, от грязи и плохой пищи,

от грязнухи горничной и постоянных материнских жа-

лоб болит голова. «Для натур столь хрупких и нервных,

как Фанни, жизнь в непрестанном шуме — зло.

Здесь все шумливы, у всех громкие голоса (пожалуй,

исключая маменьку, чей голос звучал все на одной и той

82 ВЛАДИМИР НАБОКОВ

же ноте, как у леди Бертрам, только уже не вяло, а

капризно). Что бы ни понадобилось, все требовали

криком, и служанки кричали из кухни свои оправдания.

Двери вечно хлопали, лестницы не знали отдыха, все

делалось со стуком, никто не сидел тихо, и, заговорив,

никто не мог добиться, чтобы его выслушали». Одна

только одиннадцатилетняя сестрица Сьюзен подает, на

взгляд Фанни, какие-то надежды, и Фанни берется

обучить ее хорошим манерам и приохотить к чтению

книг. Сьюзен все схватывает на лету и проникается

любовью к старшей сестре.

Переезд Фанни в Портсмут нарушает единство дей-

ствия в романе, который до сих пор, за исключением

неизбежного и вполне естественного обмена письмами

между Фанни и Мэри

 не был омрачен этим

пороком английских и французских романов XVIII ве-

ка — передачей сведений посредством переписки. Но

теперь мы сталкиваемся с новым поворотом в компози-

ции романа: дальше действие движется с помощью

писем, герои обмениваются новостями. Мэри Крофорд

из Лондона осторожно намекает Фанни, что Мария

Рашуот переменилась в лице при упоминании ее

имени. Йейтс по-прежнему ухаживает за Джулией. 28

февраля Крофорды будут на приеме у Рашуотов. А Эд-

мунд, замечает Мэри, «не торопится»: должно быть, его

удерживают в деревне дела прихода. «Быть может, в

Торнтон Лейси требуется наставить на путь истинный

какую-нибудь старую грешницу. Я не склонна во-

ображать, будто он забросил меня ради грешницы мо-

лодой».

Неожиданно в Портсмуте появляется Генри Кро-

форд, чтобы предпринять последнюю атаку на сердце

Фанни. К ее большому облегчению, домашние при его

появлении принимают более благообразный вид и об-

ращаются с гостем достаточно учтиво. В Генри она тоже

замечает перемену к лучшему. Он теперь занимается

своим имением. «Он представился некоторым аренда-

торам, которых никогда прежде не видел, начал знако-

миться с коттеджами, о существовании которых ранее и

не подозревал, хотя они расположены на его землях. Он

рассказывал с расчетом на Фанни, и расчет был верен.

Ей нравилось слышать от него такие приличные речи —

ДЖЕЙН ОСТЕН 83

во всем этом он вел себя как должно. Быть другом

бедных и угнетенных! Ничто не могло быть ей милее, и

только она собралась взглянуть на него с одобрением,

как он спугнул ее, прибавив что-то уж очень недвусмыс-

ленное о своей надежде иметь в скором времени помощ-

ника, друга, советчика в каждом его плане, касающемся

до благотворительности и пользы Эверингема, кого-то,

благодаря кому Эверингем и все, что с ним связано,

станет ему дороже, чем когда-либо.

Фанни отворотилась, подумав, что лучше бы ему

ничего такого не говорить. Она охотно допускала, что

у него больше добрых свойств, чем она привыкла ду-

мать. Она уже начинала чувствовать, что в конце концов

он может оказаться совсем неплох. <...> Она нашла,

что с тех пор, как они не виделись, он заметно переме-

нился к лучшему; он стал много мягче, услужливей и

внимательней к чувствам других людей, чем бывал в

 никогда еще он не был ей так приятен,

вернее сказать, так близок к тому, чтоб быть ей прият-

ным; в его отношении к папеньке не было ничего

обидного, и с какой-то на редкость деликатной добро-

тою он обращался к Сьюзен. Да, он определенно пере-

менился к лучшему. Фанни хотелось, чтоб следующий

день уже миновал, хотелось, чтоб Крофорд приехал

всего на один день, но все обернулось не так уж худо,

как можно было ожидать: ведь это великая радость

поговорить о Мэнсфилде». Крофорда очень заботит

здоровье Фанни, и он умоляет ее сообщить его сестре,

если произойдет какое-либо ухудшение, чтобы они

могли отвезти ее обратно в Мэнсфилд. Здесь, как и в

некоторых других местах романа, дается понять, что,

если бы Эдмунд женился на Мэри, а Генри продолжал

бы держаться так же образцово, Фанни бы за него в

конце концов все-таки вышла.

Стук почтальона приходит на смену более тонким

композиционным приемам. Роман начал расползаться

по швам, все более скатываясь в свободный эпистоляр-

ный жанр. Это свидетельствует о некоторой усталости

автора, таким образом обходящего композиционные