Файл: Лекции по зарубежной литературе_Набоков В_2000 -512с.pdf

ДЖЕЙН ОСТЕН 89

ответ закрывает тему разногласии из-за священническо-

го сана.

 переменилась в лице. Вся залилась

краской. <...> Дай она себе волю, она б рассмеялась.

И почти со смехом она ответила: "Ну и поученье, скажу

я вам. Это что же, часть вашей последней проповеди?

Таким манером вы быстренько обратите на путь истин-

ный всех в

 и Торнтон Лейси. И в следую-

щий раз, когда я услышу ваше имя, это, верно, будет

имя знаменитого проповедника из какого-нибудь из-

вестного методистского общества либо миссионера в

чужих краях"».

Он прощается и выходит из комнаты. «Я сделал

несколько шагов, Фанни, и тут услышал, что дверь у

меня за спиною отворилась. "Мистер Бертрам", — ска-

зала она. Я оборотился. "Мистер Бертрам", — сказала

она с улыбкою... но улыбка эта плохо вязалась с только

что закончившимся разговором, была она беззаботная,

игривая, она будто звала, чтоб смирить меня; по край-

ности, так мне показалось. Я устоял — таково было

побуждение в ту минуту — и пошел прочь. С тех пор...

иногда... в иной миг... я жалел, что не воротился. Но

конечно же поступил я правильно. И на том окончилось

наше знакомство». В конце главы Эдмунд убежден, что

никогда не женится. Но читателю виднее.

В заключительной главе порок наказан, добродетель

вознаграждается по заслугам, а грешники начинают

вести себя лучше.

У Йейтса оказывается больше денег и меньше дол-

гов, чем полагал сэр Томас, и

 принимают в лоно

семьи.

Здоровье и нравственность Тома выправляются. Он

изведал страдание и научился думать. Здесь в последний

раз возникает мимоходом мотив спектакля: Том считает

себя отчасти повинным в романе, завязавшемся между

его сестрой и Крофордом, «из-за опасной близости,

какую породил его не имеющий оправданий театр, [это]

пробудило угрызения совести, да притом ему уже мину-

ло двадцать шесть лет и довольно было ума, добрых

товарищей — и все это вместе взятое привело к проч-

ным и счастливым переменам в его душе. Он стал тем,

чем надлежало быть, — помощником отцу, уравнове-

90 ВЛАДИМИР НАБОКОВ

 и надежным, и жил теперь не только ради

собственного удовольствия».

Сэр Томас понимает, что во многом ошибался, осо-

бенно в методах воспитания своих детей: «Недоставало

нравственного начала, действенного нравственного на-

чала».

Мистер Рашуот наказан за глупость и может опять

остаться в дураках, если надумает снова жениться.

Прелюбодеи Мария и Генри живут в ничтожестве и

порознь.

Миссис Норрис покидает Мэнсфилд-парк, чтобы

«посвятить себя своей злополучной Марии, и в далеком

уединенном жилище, приобретенном для них в чужой

стране, где они оказались почти без общества, при том,

что одна не питала к другой любви, а той недоставало

здравого смысла, легко представить, каким наказанием

для обеих стал собственный их нрав».

Джулия всего только следовала примеру Марии и

поэтому прощена.

Генри Крофорд, «которого погубила ранняя незави-

симость и дурной домашний пример, пожалуй, черес-

чур долго потворствовал причудам своего бессердечного

тщеславия. <...> Оставайся он подлинно верен своему

чувству, Фанни стала бы ему наградою, и наградою,

которая была бы вручена ему весьма охотно, не слишком

долго спустя после того, как Эдмунд женился бы на

Мэри». Но наигранное безразличие Марии, когда они

встретились в Лондоне, как видно, задело его за живое.

«Не мог он вынести, чтоб его оттолкнула женщина,

которая еще не так давно неизменно отвечала улыбкою

на каждый его взгляд; он должен непременно одолеть

ее гордость и гнев, — ведь она сердится из-за Фанни, —

надо переломить ее настроение, и пусть миссис Рашуот

опять обращается с ним, как Мария Бертрам». Мир

относится к мужчинам в случае подобных публичных

скандалов гораздо снисходительнее, чем к женщинам,

но «мы вполне можем предположить, что человек здра-

вомыслящий, каким был Генри Крофорд, испытывал

немалую досаду и сожаленье, досаду, которая иной раз

оборачивалась угрызениями совести, а сожаленье — го-

речью, оттого что так отблагодарил он за гостеприимст-

во, разрушил мир и покой семьи, пожертвовал своим

ДЖЕЙН ОСТЕН 91

лучшим, самым достойным и дорогим сердцу знакомст-

вом и потерял ту, которую любил и умом и сердцем».

Мисс Крофорд поселяется у Грантов, которые пере-

ехали в

«Мэри за последние полгода уже пресытилась дру-

зьями, пресытилась и тщеславием, и честолюбием, и

любовью, и разочарованием и потому нуждалась в ис-

тинной доброте сестры, в ее неизменном благоразумии

и спокойствии. Мэри поселилась у нее; и когда из-за

трех на протяжении одной недели обедов по случаю

введения в сан с доктором Грантом случился апоплек-

сический удар и он скончался, они не разлучились;

Мэри твердо решила никогда более не связывать свою

жизнь с младшим братом, однако среди блестящих

молодых людей и праздных прямых наследников, го-

товых к услугам ее красоты и двадцати тысяч фунтов,

она долго не могла сыскать ни одного, который отвечал

бы ее утончившемуся в Мэнсфилде вкусу, ни одного,

чья натура и поведение вселяли бы надежду на до-

машнее счастье, которое она научилась там ценить, или

способны были вытеснить у ней из сердца Эдмунда

Бертрама».

Эдмунд Бертрам, несмотря на то что их брак по

строгим правилам можно было бы счесть инцестом,

находит в Фанни идеальную жену. «Едва он перестал

сожалеть об утрате Мэри и объяснять Фанни, что ни-

когда он более не встретит другую такую девушку, ему

пришло на мысль, а не подойдет ли ему девушка совсем

иного склада... не будет ли это много лучше; не стала ли

Фанни, со всеми ее улыбками, всеми обыкновениями,

так дорога ему и так необходима, как никогда не была

Мэри Крофорд; и нельзя ли, нет ли надежды уговорить

ее, что сестринское тепло, с каким она относится к нему,

послужит достаточным основанием для супружеской

любви. <...> Пусть никто не воображает, будто способен

описать чувства девушки, получившей заверения в

любви, на которую она едва ли осмеливалась наде-

яться».

Леди Бертрам теперь вместо Фанни получила на роль

 племянницы Сьюзен, так что тема Золушки

на этом не заканчивается.

«При стольких подлинных достоинствах и

92 ВЛАДИМИР НАБОКОВ

ной любви, не зная недостатка ни в средствах, ни в

друзьях, кузен и кузина, вступившие в брак, обрели ту

защиту, надежней которой не может дать земное сча-

стье. Оба они равно созданы были для семейных радос-

тей, привязаны к сельским удовольствиям, и дом их стал

средоточием любви и покоя; а чтоб дорисовать сию

прекрасную картину, надобно прибавить, что как раз

тогда, когда, прожив вместе уже довольно времени, они

стали желать большего дохода и испытывать неудобства

из-за того, что так отдалены от родительского жилища,

смерть доктора Гранта сделала их обладателями Мэнс-

филдского прихода.

После этого события они переселились в Мэнсфилд,

и тамошний пасторат, к которому при двух его послед-

них владельцах Фанни всегда приближалась с мучитель-

ным стеснением чувств либо с тревогою, скоро стал так

дорог ее сердцу и так на ее взгляд прекрасен, как было

с давних пор все окрест, все, что находилось под покро-

вительством Мэнсфилд-парка».

Забавное убеждение, что, после того как окончен

подробный рассказ автора, жизнь всех героев течет

гладко и благополучно. Остальные заботы как бы берет

на себя Господь Бог.

Обращаясь к принципам построения рассматривае-

мого романа, следует обратить внимание на некоторые

черты «Мэнсфилд-парка» (встречающиеся также в дру-

гих произведениях мисс Остен), которые в сильно раз-

вернутом виде можно обнаружить в «Холодном доме» (а

также и в других произведениях Диккенса). Это едва ли

можно считать прямым влиянием Остен на Диккенса.

Черты эти и у той и у другого принадлежат к области

комедии — комедии нравов, если быть точным, — и

типичны для сентиментального романа XVIII и XIX сто-

летий.

Первой общей для Джейн Остен и Диккенса чертой

является юная героиня в качестве лакмусовой бумаж-

ки — тип Золушки, воспитанницы, сиротки, гувернант-

ки и т. п., глазами которой, через ее восприятие увидены

остальные персонажи.

ДЖЕЙН ОСТЕН 93

Другое характерное и бросающееся в глаза сходст-

во — это манера (ее легко заметить у Джейн Остен)
примечать у несимпатичных или малосимпатичных дей-
ствующих лиц какую-нибудь смешную черточку в по-
вадках, привычках или свойствах натуры и выставлять
эту черточку на обозрение всякий раз, как появляется
этот персонаж. Два немедленно приходящих на ум при-

мера: миссис Норрис с ее расчетливостью и леди Бе-
ртрам с ее моськой. Мисс Остен мастерски вносит в
картины разнообразие, меняя, так сказать, освещение:

действие развивается и портреты получают тот или иной
дополнительный оттенок, но в целом эти комедийные

персонажи, как в пьесе, несут с собой каждый свой
смешной недостаток через весь роман, от сцены к сцене.

Позже мы увидим, что тем же методом пользуется и

Диккенс.

Чтобы обнаружить третью черту сходства, следует

обратиться к портсмутским сценам. Если бы Диккенс
писал раньше Остен, мы бы сказали, что семейство

Прайс изображено в диккенсовских тонах и что образы

детей здесь связаны с детской темой, проходящей через

весь «Холодный дом».

Стоит рассмотреть некоторые наиболее заметные

особенности стиля Джейн Остен. Образность у нее

приглушена. Хотя время от времени встречаются изящ-
ные словесные рисунки, нанесенные тонкой кисточкой
на пластинке слоновой кости (как она сама говорила),
в основном пейзажи, жесты и краски она изображает
крайне скупо. Шумный, румяный, полнокровный Дик-
кенс после общения с бледной, изящной, нежной
Джейн Остен просто ошарашивает. Она редко пользу-

ется сравнениями и метафорическими сближениями.

Волны в Портсмуте, «весело пляшущие и набрасываю-
щиеся на камни набережной», для нее совсем не харак-

терны. Нечасто встретишь у нее и такие общепринятые

или заезженные выражения, как, например, «капля в
море», использованное при сопоставлении домашнего

 Прайсов и Бертрамов: «А что до слабых присту-