Файл: Лекции по зарубежной литературе_Набоков В_2000 -512с.pdf

430 ВЛАДИМИР НАБОКОВ

канием ветров, соединяющим последнее слово Эммета

с удовлетворенным бормотанием Блума «Закончил»

1

.

ЧАСТЬ II, ГЛАВА 9

Анонимный повествователь (чья профессия — взи-

мание оспариваемых долгов) точит лясы с папашей

Троем из Дублинской городской полиции, встречает

еще одного приятеля, Джо Хайнса, репортера (на похо-

ронах Дигнама он записывал имена присутствовавших),

и они сворачивают в кабачок Барни Кирнана. Там мы

застаем «злодея» этой главы, именуемого «Граждани-

ном». С Гражданином свирепый паршивый пес Гар-

риоун, принадлежащий его тестю, старому Гилтрапу.

Гилтрап — дед по матери Герти Макдауэлл, героини

следующей главы, в которой она думает о дедушкиной

собачке. Таким образом, можно предположить, что

Гражданин — отец Герти Макдауэлл. В предыдущей

главе Герти видела, как проходящий трамвай задержал

кортеж вице-короля; в этот момент она несла письма из

конторы отца (Он занимается линолеумом и пробкой.)

В следующей главе мы узнаем, что ее отец, пропойца,

не

 присутствовать на похоронах Дигнама из-за

подагры.

Действие этой главы происходит примерно в пять

часов, и, по-видимому, подагра Гражданина Макдауэлла

не помешала ему дохромать до любимого кабачка, где у

стойки к нему присоединяются взиматель долгов и

репортер, а бармен Терри О'Райен приносит им три

пинты эля Затем приходит еще один завсегдатай, Олф

Берген, обнаруживает храпящего в углу Боба Дорена и

они говорят о смерти Дигнама. Берген демонстрирует

диковинку: письмо начальнику дублинской полиции от

палача с предложением услуг. Именно в этот момент в

поисках Мартина Каннингема в кабачок входит Блум.

Затем появляются два других персонажа: Джек О'Мол-

лой, с которым мы встречались в редакции газеты и на

складе Лэмберта, и сам Нед Лэмберт. К ним присо-

 В экземпляре с пометками В Н «Кроме

 "пусть будет

написана моя эпитафия "

 связывается с известным лимериком о воль-

ном ветре и "done" («закончил») в конце главы обыгрывает оба

смысла»

 — Фр Б

ДЖЕЙМС ДЖОЙС 431

единяются Джон Уайз Нолан и обозреватель скачек

Ленехан с вытянутой физиономией после проигрыша

Короны на скачках. Блум отправляется в здание суда,

что за углом, посмотреть, не там ли Каннингем, и

прежде чем Блум вернется, в кабачок приходят Мартин

Каннингем и Джек Пауэр. Втроем они отправляются в

экипаже с северо-запада Дублина к дому Дигнама, ко-

торый находится на юго-восточной стороне, на берегу

залива. Их визит к вдове Дигнама и разговоры о ее

страховке каким-то образом выпали из сознания Блума.

Темы этой главы получают развитие еще до ухода

Блума из кабачка. Их две: скачки на Золотой кубок в

Аскоте и антисемитизм. Некрасивый спор о патриотиз-

ме, которому Блум тщетно пытается придать разумный

и гуманный характер, перерастает не без помощи Граж-

данина в перебранку. Дух пародии, гротескное высмеи-

вание легендарных деяний пронизывает всю главу, в

конце которой Гражданин швыряет пустую жестянку

из-под печенья в удаляющийся экипаж.

ЧАСТЬ II, ГЛАВА 10

Время:

 Между «конфликтом со свирепым троглоди-

том» в кабачке Кирнана около пяти часов и настоящей

главой пропущен период времени, охватывающий по-

ездку в экипаже и посещение дома скорби — дома вдовы

Дигнама в восточном Дублине, недалеко от Сэндима-

унта. Действие возобновляется уже на заходе солнца,

около 8 часов вечера.

Место:

 Берег Сэндимаунта, Дублинский залив, к

юго-востоку от Дублина. Утром здесь прогуливался Сти-

вен, в непосредственной близости от церкви Звезды

Морей.

Действующие лица:

 На скалах сидят три девушки: две

из них названы сразу.

 Кэффри, «получив от

природы в дар золотое сердце, большие цыганские глаза

с вечной смешинкой в них и губки, подобные спелым

вишням, она неудержимо привлекала к себе». Стиль

этот — нарочитая пародия на дамские журналы и мас-

совую английскую прозу. Эди Бордмен — маленькая и

близорукая. Третья девушка, героиня этой главы, назва-

на на третьей странице: «Но кто же такая Герти?»

432 ВЛАДИМИР НАБОКОВ

И здесь нам сообщается, что Герти Макдауэлл сидела

невдалеке от своих подруг, задумавшись, и «самому

пылкому воображению было бы не под силу нарисовать

более прелестный образ ирландской девушки» — пре-

красная пародия на банальные описания. С Сисси Кэф-

фри два маленьких брата, Томми и Джеки, близнецы,

«каких-нибудь четырех лет от роду» и, конечно, кудря-

вые; а брат Эди Бордмен еще посапывает в коляске.

Напротив, на скалах, сидит еще один персонаж. О нем

упоминается на третьей и восьмой страницах, но только

позже мы поймем, что это Леопольд Блум.

Действие:

 Действие этой главы трудно отделить от ее

совершенно особого стиля. В ответ на простой вопрос:

что происходит в этой главе, — мы можем просто ска-

зать: два маленьких мальчика играют, ссорятся и снова

играют, младенец лопочет и пищит, Сисси и Эди нян-

чатся со своими братьями, Герти мечтает, в виднеющей-

ся неподалеку церкви поет хор, спускаются сумерки, на

базаре (куда направлялся вице-король) начинается фей-

ерверк, и Сисси и Эди со своими питомцами бегут по

пляжу, чтобы увидеть его вдалеке над домами. Но Герти

не сразу присоединяется к ним: если им нравится, они

могут скакать как угорелые, а она посидит, ей и отсюда

хорошо видно. Блум со скалы напротив глазеет на Герти,

которая, несмотря на всю ее девичью скромность, пре-

красно понимает, что скрывается за его взглядом, и,

наконец, она откидывается назад и бесстыдно демон-

стрирует подвязки, «и тут взвилась ракета, на мгновенье

ослепив, Ах! и лопнула римская свеча, и донесся вздох,

словно Ах! и в экстазе никто не мог удержаться, Ах! Ах!

и оттуда хлынул целый поток золотых нитей, они свер-

кали, струились, ах! и падали вниз как зелено-золотые

звезды-росинки, ах, это так прекрасно! ах, это дивно,

сказочно, дивно!» Вскоре Герти встает и медленно уда-

ляется по пляжу. «Она двигалась со спокойным досто-

инством, свойственным ей всегда, однако осторожно и

очень медленно, потому что — потому что Герти Мак-

дауэлл...

Туфли жмут? Нет. Она хромая! О-о!

Мистер Блум смотрел, как она ковыляет прочь. Бед-

няжка!»

Стиль:

 Глава состоит из двух частей, совершенно

ДЖЕЙМС ДЖОЙС 433

различных по технике. Первая часть, описывающая трех

девушек на скалах и их подопечных, — пародия на

дамский журнал или бульварный роман со всеми их

клише и претензиями на изящество

1

. Затем идет вторая

часть, где вступает поток сознания Блума; в знакомой

отрывистой манере нам явлена мешанина впечатлений

и воспоминаний, которой заканчивается глава.

Пародия полна замечательно забавных клише, ба-

нальностей о добродетельной жизни и псевдопоэзии.

«Летний вечер уж начинал окутывать мир своей таинст-

венной поволокой. <...> ...Последние лучи, увы, столь

быстротечного дня нежно медлили на прощанье, лаская

гладь моря и песчаного пляжа... и, наконец, что всего

важней. <...>

Три девушки, три подруги сидели на прибрежных

скалах, наслаждаясь чудесным вечером и морским ве-

терком, несущим приятную, еще не холодящую све-

жесть. Уж сколько раз забирались они сюда, в свое

излюбленное местечко, чтобы уютно потолковать под

плеск искрящихся волн и обсудить разные дела деви-

чьи». (Прилагательное, ради элегантности помещенное

после существительного, конечно, дань стилю «Хаус

Бьютифл».) Само построение фразы банально: «Ибо

Томми и Джеки Кэффри были близнецы, каких-нибудь

четырех лет от роду, большие шалуны и озорники, но

при всем том очень милые и забавные мальчуганы с

живыми веселыми мордашками. Они возились в песке

со своими лопатками и ведерками, строили башни, как

все детишки, играли в большой разноцветный мячик, и

счастью их не было границ». Младенец, конечно, пух-

лощекий, и «юный джентльмен блаженно посапывал».

Не просто посапывал, а «блаженно посапывал» — как

все это кокетливо и лукаво. Таких нарочно подобранных

изящных клише встречается по нескольку штук на каж-

дой из двадцати страниц этой части главы.

Когда мы говорим «клише», «стереотип», «избитая

псевдоизящная фраза» и так далее, мы подразумеваем,

помимо всего прочего, что, когда ее впервые использо-

 Карандашом В Н позже вписал «Это пятьдесят лет назад Здесь

и сейчас они бы соответствовали макулатурным историям о

секретаршах и моложавых начальниках из Сатедей

 Пост » —

Фр Б

434 ВЛАДИМИР НАБОКОВ

вали в литературе, фраза была оригинальной и имела

живой смысл. Заезженной она стала именно потому, что

ее значение сперва было ярким, метким и привлекатель-

ным, и ее использовали снова и снова, пока она не стала

стереотипом, клише. Таким образом, мы можем опре-

делить клише как кусочки мертвой прозы и гниющей

поэзии. Однако кое-где пародия прерывается. Джойс

заставляет эту мертвую и гниющую материю обнаружить

свой живой источник, первоначальную свежесть. Кое-

где поэзия еще жива. Описание богослужения, вскользь

затрагивающего сознание Герти, по-настоящему краси-

во и исполнено светлого, трогательного очарования.

Таково же и описание сумерек, и, безусловно, фейер-

верк — кульминационный отрывок, приведенный выше, —

по-настоящему нежный и прекрасный: мы по-прежнему

ощущаем свежесть поэзии, еще не превратившейся в

клише.

Но Джойс ухитряется сделать нечто еще более тон-

кое. Вы отметите, что вначале мысли Герти сосредото-

чены на достойной, по ее понятиям, жизни и умении

одеваться со вкусом, ибо она следует фасонам, пред-

лагаемым «Дамским иллюстрированным журналом» и

«Вумэн

 «Изящная блузка цвета электрик,

которую она сама покрасила лучшей патентованной

краской (когда Дамский иллюстрированный предска-

зал, что электрик скоро войдет в моду), с эффектным

узким вырезом до ложбинки и с кармашком для платка

(но платок портил бы линию, и Герти всегда там держала

ватку, надушенную своими любимыми духами), и тем-

ноголубая расклешенная юбка длиной три четверти

чудесно обрисовывали ее гибкую грациозную фигурку»,

и так далее. Но когда мы вместе с Блумом понимаем, что

бедняжка хрома, сама клишированность ее мыслей при-

обретает трогательный оттенок. Другими словами, Джойсу

удается выстроить нечто реальное: сострадание, жалость,

сочувствие — из мертвых формул, которые он пародирует.

Джойс даже идет дальше. По мере того как пародия

приятно скользит по своей наезженной колее, автор в

приступе демонической веселости приводит мысли

Герти к вопросам физиологии, на которые, естественно,

и намека нет в том чтиве, которым замусорено ее

сознание: «У нее была изящная тоненькая фигурка,