ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 22.11.2023
Просмотров: 640
Скачиваний: 3
ВНИМАНИЕ! Если данный файл нарушает Ваши авторские права, то обязательно сообщите нам.
Наконец, на последнем этапе сбора хронологии дело доходит до ребенка. Ребенок к этому моменту уже страшно заинтересован, потому что узнал для себя массу нового и интересного, ему хочется внести свой собственный вклад в семейную историю. Ребенок почувствовал: я он в семье, и он тоже главный. Родители, сами того не подозревая, выступают для него в новом качестве — как люди со своим особым миром. Любое воспоминание ребенка — какими он помнит первый раз маму, папу, бабушку, свои собственные ощущения — оказывается также ценным. Терапевт реагирует: «Да! Потрясающе!! Неужели это было так?!»—«Да, да,—говорит ребенок,— я помню, когда мне было еще только 2 года; я помню себя в это время». И терапевт снова восхищается.
И вот в конце концов семейная история написана. Тогда терапевт говорит: «Все, что мы тут вместе создали с вами, во многом проясняет картину, которая сложилась в вашей семье к настоящему времени. Теперь, когда все прошлое вашей семьи нам известно, мы можем перейти к настоящему». Говоря об актуальных проблемах, В. Сатир апеллирует к созданной в течение первых трех-четырех встреч истории. Это облегчает ход терапии, снижает сопротивление. По мере того как выясняются актуальные проблемы и взаимоотношения становятся более открытыми, семейная история утрачивает свою нужность, работа все больше переходит в план «здесь и теперь».
Другой характерный момент терапии В. Сатир: она постоянно обращается к чувствам членов семьи: «Что вы почувствовали, когда он это сказал?» На подобные вопросы можно отвечать и на языке прошлого. Например, мама говорит: «Когда сын сейчас сказал, что чувствует себя совершенно потерянным, если мы с отцом по нескольку дней не разговариваем друг с другом, я вдруг вспомнила такое же чувство. Я его часто испытывала, когда была в возрасте сына. Теперь я понимаю, как это ужасно. Хорошо, что мы вспомнили эти мои детские переживания».
В отличие от Дж. Белла В. Сатир не старается уравновесить высказывания всех членов семьи — она, скорее, использует прием «пружины»: очень долго разговаривает только с одним членом семьи, стараясь, чтобы этот разговор вызвал напряжение у другого или других. В конце концов напряжение вырвется в эмоциональной реплике, и общая беседа станет более насыщенной.
Излюбленная техника В. Сатир — построение «семейной скульптуры». Под руководством терапевта все члены семьи с помощью поз изображают характер внутрисемейных отношений. «Скульптуры», как правило, динамичны, в них фиксируются не только актуальные отношения, но и их история, динамика, возможная перспектива. Терапевт активно вмешивается в процесс создания «скульптуры», дает членам семьи специальные задания: «А теперь покажите, как бы вы хотели общаться с мужем...» или «Покажи, где было бы место дедушки, живи он с вами». «Скульптурные композиции» настолько выразительны, что они сами по себе о многом говорят клиентам. Их динамичность позволяет разрушить стереотипы и подчеркивает возможность перемен. Наконец, благодаря эмоциональной заряженности процедура создания «скульптур» дает выход сдерживаемым переживаниям, способствует отреагированию.
В терапевтической работе В. Сатир трудно выделить какие-то фазы, за исключением, пожалуй, фазы реконструкции истории семьи, которая как бы исподволь подготавливает семью к феерическому и очень динамическому этапу работы с актуальными проблемами. Этот этап можно уподобить мощному взрыву, цель которого расшатать привычные стереотипы семейных отношений, подвергнуть всех членов семьи без исключения потрясающим переживаниям, заставить их глубоко пережить чувство близости, общности друг с другом. По мнению В. Сатир, такой взрыв выталкивает семейную систему из болота, придает ей импульс к конструктивному изменению.
Итак, если Дж. Белл кропотливо «высиживает» процесс изменений в семье, создавая для него подходящие условия и внимательно следя за тем, чтобы он протекал плавно, не декомпенсируя никого из членов семьи, то
В. Сатир как бы запускает этот процесс, играя роль катализатора и вручая членам семьи три принципиальных знания: «Наше сегодня — результат нашей предыстории, мы неразрывно связаны друге другом, мы способны измениться к лучшему».
Если бы объем раздела позволил нам описать стратегию работы Р. Спека или Дж. Бинг-Холла,С. Минухина или X. Рихтера, мы смогли бы убедиться в том, что все эти авторы работают по-своему и добиваются прекрасных результатов. Совместная семейная терапия может быть реализована самыми разными приемами и средствами. Эффективность ее, по-видимому, зависит не от конкретных техник, а от принципов и позиций терапевта, изложенных нами в начале раздела, его веры в эту форму терапии и особенностей его личности.
4.5. Психологическое консультирование и коррекция взаимоотношений
родителей с подростками и юношами
Старший подростковый и юношеский возраст, пожалуй, самый трудный и для родителей, и для учителей, и для психолога-консультанта. Это тот возраст, когда начинается внутреннее психологическое отделение ребенка от семьи, появляется независимость самооценки от оценки родителей, обостряются все скрытые и явные конфликты между членами семьи.
Трудности в психологической работе связаны с хроническими нарушениями семейных взаимоотношений, которые к моменту обращения в консультацию уже привели к стойким внутриличностным дисгармониям у подростка, вызвали устойчивую негативную установку по отношению к взрослым вообще. В этом возрасте родители гораздо чаще жалуются на поведение своих детей. Недовольство успеваемостью иногда сочетается с жалобами на поведение, но учеба чаще стоит на втором месте, поскольку родителям гораздо труднее выдержать период подросткового самоутверждения. В возрасте 15—17 лет совсем непросто привести ребенка на консультацию к психологу. Также трудно психотерапевту выбрать тактику работы: со всей семьей вместе или отдельно с подростком и отдельно с родителями, поскольку неверно избранная тактика может привести к тому, что подросток откажется приходить в консультацию. Даже индивидуальный контакт с подростком построить очень нелегко.
Консультанту приходится опираться на содержание первого приема, которое весьма диагностично. Обращения в консультацию клиентов с психиатрическими заболеваниями не рассматриваются, поскольку в таких случаях клиентов направляют в психоневрологические учреждения.
Как правило, на первичный прием приглашается родитель, обратившийся в консультацию по телефону. Это несколько облегчает задачу консультанта, он имеет время выслушать клиента, не торопясь, принять решение о дальнейшей тактике работы во время ближайших встреч. Кроме типичного анализа жалобы (субъектный локус, объектный локус, самодиагноз, запрос, эмоционально-ценностное отношение к ребенку) для консультанта важно: во-первых, придет ли второй родитель, если он есть; во-вторых, придет ли сам ребенок.
Чаще всего в случаях обращения в консультацию второй родитель отсутствует по причине развода, поэтому субъективная и объективная трудность воспитания подростка очень высока. Для одиноких родителей показано участие в родительских группах, повышающих их компетентность и сензитивность и снижающих тревожность. Если второй родитель существует, но отказывается прийти в консультацию, то это говорит, скорее всего, не только о наличии серьезных разногласий по вопросам воспитания, но и о нарушениях супружеских отношений.
Более страдающий родитель вынужден искать помощи и поддержки на стороне. В этом случае помимо работы с ребенком хорошо провести индивидуальную работу с клиентом с выходом на обсуждение супружеских тем, возможно разработать прием привлечения второго супруга и в дальнейшем работать со всей семьей в целом. Совершенно очевидно, что легче справиться с проблемами воспитания подростка при заинтересованности в этом вопросе всех членов семьи. Если .второй родитель согласен прийти на консультацию или приходит сразу вместе с первым, целесообразно работать со всей семьей, если нет возражений со стороны подростка, который остается самым важным лицом для консультанта и которого не хотелось бы потерять. Особенности этого возраста требуют получения согласия у подростка на совместную работу с родителями.
1. В том случае, если оба родителя и подросток готовы прийти на консультацию, если родители говорят о трудностях отношений, понимания взрослеющего ребенка, при этом в прошлом у них были теплые отношения с ним, можно сразу начинать проводить совместное семейное консультирование с гарантией хотя бы некоторого улучшения взаимоотношений и понимания. Успешность работы будет зависеть не только от квалификации консультанта, но и от личностных ресурсов самих клиентов.
Так, например, в консультацию обратились родители — филологи по образованию, приехавшие из другого города в связи с нарушениями в поведении их 17-летнего сына. Они жаловались, что сын приходит домой очень поздно, иногда утром, его друзья стоят на учете в милиции, он курит, поддерживает открытые интимные отношения с девушкой, целыми днями слушает музыку, не хочет учиться. В местной больнице ему поставили диагноз «шизофрения». С самого детства сын был любимцем отца, на него возлагались огромные надежды, от был рожден, по мнению отца, чтобы стать если не гением, то «большим» человеком, творческим. Детская непосредственность, творчество и фантазия приводили отца в восторг и умиление. Сын хорошо учился, учителя его хвалили. Друзей не было, отец заменил ему всех. После VI класса ситуация коренным образом переменилась.
В настоящий момент сын хочет, чтобы ему помогли снять диагноз. Было принято решение сразу работать методом совместной семейной терапии.
Все встречи, кроме первой, проходили в присутствии всех членов семьи и 2 психологов-консультантов.
Отец — очень уверенный в себе человек, с громким голосом, привыкший читать лекции, темпераментный, доминантный, скрытный, демагог, абсолютно не сензитивен, эгоцентричен, демонстративен, «сын — это моя диссертация».
Мать робкая, неуверенная в себе, боязливая, несколько пассивная, невзрачная, сына скорее жалеет, чем любит.
Сын сначала несколько насторожен, затем контактен, откровенен, интеллектуально развит, выглядит несколько старше своих лет.
Первоначальная жалоба, объединяющая всю семью,— «снимите диагноз» — очень быстро в безопасной, доверительной атмосфере уступила место взаимным обвинениям в непонимании, неуважении и неприятии. Один из самых сложных моментов в семейной терапии удержать всех членов семьи, особенно ребенка, несмотря на непрекращающийся поток обвинении, ведь за 4 года их накопилось очень много.
Благодаря слаженной работе 2 психологов, постоянно поддерживающих доброжелательную атмосферу, несмотря на острые, конфликтные темы, члены семьи объединились с ними в особую психотерапевтическую группу под лозунгом «ничего страшного, будем разбираться». Консультантам необходимо было следить за равными эмоциональными вкладами каждого из участников в общий процесс и, эмпатически слушая каждого, переводить его слова «на язык чувств» для остальных. После взаимного сведения счетов на этапе осознания семейного мифа («наш сын психически болен») была использована техника «семейной скульптуры», где каждый член семьи мог показать другим, как он видит ситуацию в семье, и прочувствовать свое место глазами других. Использовались также психодраматические игры с обменами ролей, позволяющие почувствовать себя на месте другого человека и отреагировать собственные обиды.
В результате работы родители смогли убедиться в абсолютной нормальности поведения собственного сына. То, что раньше называлось ими ненормальным,— агрессия, нежелание общаться — оказалось обычной защитной реакцией подросткового возраста на давление родителей. Стиль воспитания ребенка с раннего возраста характеризовался неустойчивостью постоянного контроля и повышенной опеки. Возникавшие в школе трудности часто приписывались вине учителей, «бездарных и нетворческих». При затруднениях в общении с ребятами у сына появлялись истерические жалобы на здоровье. Много лечился, но врачи ничего не находили. Во всем «подражал отцу», «видел мир его глазами», дружбы со сверстниками не получалось. С наступлением пубертатного возраста «решил выяснить, кто же он такой, сам по себе». Стал подражать «трудным» ребятам, чтобы с ним дружили, забросил учебу: «отличников не любят», стал много гулять, влюбился.