Файл: Дипломная работа антологическая лирика н. Ф. Щербины выполнила студентка 5 курса очного отделения.doc
Добавлен: 22.11.2023
Просмотров: 150
Скачиваний: 3
ВНИМАНИЕ! Если данный файл нарушает Ваши авторские права, то обязательно сообщите нам.
«не знаю». Глагольная форма превращается в имя собственное. На глазах читателя рождается новый миф, миф начала XIX века. В четырех строках заключено субъективное видение мира лирического «я» поэта, наполненное очарованием, страстью, нежностью. Данное стихотворение представляет собой своеобразную игру ума.
Незнаю, милая Незнаю!
Краса пленительна твоя:
Незнаю я предпочитаю
Всем тем, которых знаю я [Боратынский, 1951, с. 55].
Возможно, в этом стихотворении заключена мысль о недостижимости счастья, о трагическом разрыве поэтического идеала и грубой действительности. Следовательно, такое понимание стихотворения наполняет читательское восприятие чувствами грусти, печали, и наталкивает на определенные размышления.
В антологической лирике Баратынского присутствуют также стихотворения, содержащие в себе такой прием как экфрасис. Так, в стихотворении «Скульптор» (1841) изображен творческий процесс, который, сопровождаемый вдохновением, требует от художника много сил и времени. На глазах читателя камень превращается в морскую нимфу, Галатею, совершенное живое существо:
В заботе сладостно-туманной
Не час, не день, не год уйдет,
А с предугаданной, с желанной
Покров последний не падет,
Покуда, страсть уразумея
Под лаской вкрадчивой резца,
Ответным взором Галатея
Не увлечет желаньем рдея,
К победе неги мудреца [Боратынский, 1951, с. 302].
Последняя подборка «Антологических стихотворений» (1840) Баратынского включает в себя две пьесы, «Мудрецу» и «Все мысль да мысль!..». По мнению Кибальника, поздняя антологическая поэзия Баратынского «затронута влиянием философского скептицизма. Слабость человеческого разума перед загадкой бытия («Старательно мы наблюдаем свет»), невозможность покоя в земной жизни («Мудрецу»), драматизм положения писателя как невольника мысли («Все мысль да мысль») – все эти темы, решенные поэтично и неожиданно, поднимают антологическую поэзию Баратынского на небывалую высоту философской поэзии» [подр. см.: Кибальник, 1990, с. 99, 102]. Действительно, в этих стихотворениях Баратынский предстает перед читателями уже как не просто поэт, а поэт-философ. С одной стороны, художнику слова не дано достичь покоя, заветной «пристани», поскольку все звуки жизни проходят сквозь сердце поэта, острыми осколками застревая в его нежной плоти:
Тщетно меж бурною жизнью и хладною смертью,
философ,
Хочешь ты пристань найти, имя даешь ей: покой.
Нам, из ничтожества вызванным творчества словом
тревожным,
Жизнь для волненья дана: жизнь и волненье одно
[Боратынский, 1951, с. 295].
С другой стороны, художнику не дано в полной мере наслаждаться всеми благами плотской жизни, – все события подвергаются постоянной рефлексии, осмыслению, а после – воплощению в искусстве. Появляется мысль об избранничестве поэта, его особой миссии:
Все мысль да мысль! Художник бедный слова!
О жрец ее! тебе забвенья нет;
Всё тут, да тут и человек, и свет,
И смерть, и жизнь, и правда без покрова.
Резец, орган, кисть! счастлив, кто влеком
К ним чувственным, за грань их не ступая!
Есть хмель ему на празднике мирском!
Но пред тобой, как пред нагим мечом,
Мысль, острый луч! бледнеет жизнь земная
[Боратынский, 1951, с. 294].
Осмыслению поэтами, в частности создателями антологической лирики, не только Баратынским, но и многими другими подвергаются многие явления жизни, как духовной, так и материальной, и в том числе античная поэзия. Антологическая лирика не является точным копированием античной, хотя жанровые формы и тематика заимствуются. «Термин "антологическая лирика" объединяет слишком разные явления: античную технику и стилистику, античные образы и мотивы, которые зачастую венчаются именами античных богов и героев, жанровые формы» [Козлов, 2010, с.110]. Появляется тенденция не только к использованию античной художественной атрибутики в антологических стихотворениях, а формированию особого рода поэзии, антологической, с присущей ей своеобразной жанровой формой. Исследователи антологической лирики называют данную жанровую форму антологической миниатюрой. «В том виде, в каком мы обнаруживаем жанр в современной литературе, он сформировался в пушкинскую эпоху, когда сложились особые предпосылки для того, чтобы заново увидеть античное наследие – и рассмотреть в нём то, чего сама античность в себе увидеть не могла. Появившись в самом начале неканонической эпохи в русской поэзии, жанр антологической миниатюры дошёл до наших дней, не утратив своей свежести и востребованности» [Козлов, 2010, с.109]. «Ведь жанр этот стремился постичь античный мир не по контрасту с современной эпохой, а изнутри, из глубины его собственного историко-культурного контекста» [Грехнев, 1980, с. 84]. Возникает вопрос, какие именно произведения следует называть антологической лирикой? На этот вопрос дает ответ Кибальник С.А., разделяя антологическую лирику на две группы, а именно, антологическую миниатюру, а также формы, заимствованные из античных источников, то есть эпиграмматическую поэзию. «Собственные формы Греческой Антологии, будучи выдержаны в стихотворениях новейших поэтов, накладывали на них точно такой же отпечаток. Так, гекзаметрическая (т.е. писанная элегическим дистихом) эпиграмма русских поэтов, также иногда сосредоточенная на внутренней сфере, как правило отличалась тем не менее более объективным характером (например, пушкинский «Труд»), а чаще всего была и вовсе эпической. В этом одно из главных внутренних различий между двумя основными разновидностями антологического жанра в русской поэзии» [Кибальник, 1990, с. 105]. Вследствие этого мы вправе говорить о двух группах антологической лирики, а именно, антологическом роде как таковом, выражающемся в жанровой форме антологической миниатюры, а также об антологической лирике, формы которой непосредственно заимствованы из античной поэзии.
Глава третья.
ЩЕРБИНА Н.Ф. – ПРОДОЛЖАТЕЛЬ
ТРАДИЦИЙ АНТОЛОГИЧЕСКОЙ ЛИРИКИ
3.1. Становление Щербины как поэта, предпосылки возникновения его философско-эстетических взглядов
Во второй трети XIX века антологическая лирика в России продолжает развиваться, вырастая из-под художественного пера таких поэтов, как Майков А.Н., Фет А.А., Мей Л.А. и других. В плеяде поэтов, обратившихся к античным ценностям во второй трети XIX века, особую, наиболее значимую роль играет творчество такого малоизвестного, но талантливого поэта Щербины Николая Федоровича (1821 – 1869). Большой интерес исследователей вызывают к себе биографические сведения, содержащие в себе информацию о становлении Щербины как поэта, сформировавшие основу его философско-эстетических взглядов.
Николай Щербина происходит, со стороны отца, из дворян Харьковской губернии, а со стороны матери – из дворян Войска Донского. Поэт родился 2 декабря 1821 года в Грузко-Еланинском поместье своей матери (Миусского округа) в земле Войска Донского, находящемся в шестидесяти верстах от Таганрога. С восьмилетнего возраста Щербина начал постоянно жить с родителями в Таганроге и обучаться в училище и гимназии. В Таганроге началась поэтическая деятельность Щербины: «здесь родилась и окрепла его любовь «ко всему греческому», которую он пронес через всю жизнь. Для этого было немало причин. Мальчик рос в окружении греков, предки которых покинули свою родину, спасаясь от притеснений турецких завоевателей. Греческой эмигранткой была бабушка поэта, обосновавшаяся в Таганроге в царствование Екатерины II. Это обстоятельство, конечно, сыграло большую роль в формировании грекофильских настроений Щербины, считавшего себя связанным с любимой Элладой и духовно, и кровно» [Гликман, 1970, с. 6]. Интерес представляет тот факт, что, по признанию самого поэта, «все служанки из малороссиянок говорили по-гречески и пели греческие песни» [подр. см.: Гликман, 1970, с. 7]. Савченко Т.В. отмечает, что уже в десятилетнем возрасте Щербина «читал «Илиаду» Гомера в подлиннике» [Савченко, 1996, с. 431]. О любви ко всему греческому, сформированной в ранние годы, свидетельствуют строки из стихотворения самого Щербины «Воспоминание» (1853):
Всё, что меня с младенчества пленяло,
В чем видел я родство с моей душой,
Где сердце после бурь житейских отдыхало, –
О Греция, всё связано с тобой! [Щербина, 1970, с. 97].
«Большое впечатление на Щербину производили песни о подвигах клефтов – бесстрашных героев свободы, сражавшихся с турецкими пашами и беями. По-особому воспринимались рассказы о недавних событиях, связанных с греческим национально-освободительным движением, вспыхнувшим в 1821 году. И не случайно одним из первых произведений Щербины, опубликованных в печати, было стихотворение «Клефты»» [Гликман, 1970, с. 7]. Впоследствии увлечение освободительными идеями сыграет большую роль в формировании философско-политических взглядов Щербины и найдет прямое отражение в его гражданской лирике и косвенно в сатирических произведениях.
К первым пробам пера Щербины относятся такие произведения как поэма «Сафо», написанная в тринадцатилетнем возрасте (впоследствии уничтоженная). Однако позже, в 1852 году, поэт создаст одноименное стихотворное произведение «Сапфо». В его архиве сохранились две юношеские незрелые драмы «в духе неистового романтизма – «Осада Ипсары» и «Ксанфо», посвященные современной Греции» [подр. см.: Гликман, 1970, с. 7]. Таким образом, греческие стихотворения Щербины, принесшие ему известность, были «вызваны к жизни неподдельным и горячим увлечением греческой темой, истолкованной широко и разнообразно, вне узких границ антологического жанра» [Гликман, 1970, с. 7].
Некоторые черты характера Щербины находят отражение в его поэтическом творчестве. «Романтическая мечтательность сочеталась в характере юного Щербины с острым чувством юмора и иронией, с умением подмечать смешные стороны в окружающих людях. Эти свойства с возрастающей силой дадут себе знать в сатирическом творчестве поэта» [Гликман, 1970, с. 7]. Живой иллюстрацией иронического характера Щербины служит один факт из его гимназической жизни, а именно прозвище будущего поэта, «Архилох-насмешник». «По-видимому, он гордился этим лестным прозвищем и, стремясь оправдать его, написал в гимназические годы не дошедшую до нас «комедию из русской жизни»» [Подр. см.: Гликман, 1970, с. 7].
В возрасте шестнадцати лет Щербина пробовал поступить в Московский университет, однако не приняли. «Не совсем ясно, почему умного, начитанного, наделенного бесспорным литературным дарованием юношу в университет не приняли. Известно, что по приезде в Москву, он близко познакомился с писателем А.Ф. Вельтманом и этнографом В.В. Пассеком (университетским товарищем А.И. Герцена). Оба они отнеслись к провинциалу из Таганрога с большой симпатией, почувствовав, вероятно, его незаурядность» [Гликман, 1970, с. 7, 8]. Примечательно, что «этот первый период московской жизни оставил приятный след в душе Щербины» [Гликман, 1970, с. 8].
Незнаю, милая Незнаю!
Краса пленительна твоя:
Незнаю я предпочитаю
Всем тем, которых знаю я [Боратынский, 1951, с. 55].
Возможно, в этом стихотворении заключена мысль о недостижимости счастья, о трагическом разрыве поэтического идеала и грубой действительности. Следовательно, такое понимание стихотворения наполняет читательское восприятие чувствами грусти, печали, и наталкивает на определенные размышления.
В антологической лирике Баратынского присутствуют также стихотворения, содержащие в себе такой прием как экфрасис. Так, в стихотворении «Скульптор» (1841) изображен творческий процесс, который, сопровождаемый вдохновением, требует от художника много сил и времени. На глазах читателя камень превращается в морскую нимфу, Галатею, совершенное живое существо:
В заботе сладостно-туманной
Не час, не день, не год уйдет,
А с предугаданной, с желанной
Покров последний не падет,
Покуда, страсть уразумея
Под лаской вкрадчивой резца,
Ответным взором Галатея
Не увлечет желаньем рдея,
К победе неги мудреца [Боратынский, 1951, с. 302].
Последняя подборка «Антологических стихотворений» (1840) Баратынского включает в себя две пьесы, «Мудрецу» и «Все мысль да мысль!..». По мнению Кибальника, поздняя антологическая поэзия Баратынского «затронута влиянием философского скептицизма. Слабость человеческого разума перед загадкой бытия («Старательно мы наблюдаем свет»), невозможность покоя в земной жизни («Мудрецу»), драматизм положения писателя как невольника мысли («Все мысль да мысль») – все эти темы, решенные поэтично и неожиданно, поднимают антологическую поэзию Баратынского на небывалую высоту философской поэзии» [подр. см.: Кибальник, 1990, с. 99, 102]. Действительно, в этих стихотворениях Баратынский предстает перед читателями уже как не просто поэт, а поэт-философ. С одной стороны, художнику слова не дано достичь покоя, заветной «пристани», поскольку все звуки жизни проходят сквозь сердце поэта, острыми осколками застревая в его нежной плоти:
Тщетно меж бурною жизнью и хладною смертью,
философ,
Хочешь ты пристань найти, имя даешь ей: покой.
Нам, из ничтожества вызванным творчества словом
тревожным,
Жизнь для волненья дана: жизнь и волненье одно
[Боратынский, 1951, с. 295].
С другой стороны, художнику не дано в полной мере наслаждаться всеми благами плотской жизни, – все события подвергаются постоянной рефлексии, осмыслению, а после – воплощению в искусстве. Появляется мысль об избранничестве поэта, его особой миссии:
Все мысль да мысль! Художник бедный слова!
О жрец ее! тебе забвенья нет;
Всё тут, да тут и человек, и свет,
И смерть, и жизнь, и правда без покрова.
Резец, орган, кисть! счастлив, кто влеком
К ним чувственным, за грань их не ступая!
Есть хмель ему на празднике мирском!
Но пред тобой, как пред нагим мечом,
Мысль, острый луч! бледнеет жизнь земная
[Боратынский, 1951, с. 294].
Осмыслению поэтами, в частности создателями антологической лирики, не только Баратынским, но и многими другими подвергаются многие явления жизни, как духовной, так и материальной, и в том числе античная поэзия. Антологическая лирика не является точным копированием античной, хотя жанровые формы и тематика заимствуются. «Термин "антологическая лирика" объединяет слишком разные явления: античную технику и стилистику, античные образы и мотивы, которые зачастую венчаются именами античных богов и героев, жанровые формы» [Козлов, 2010, с.110]. Появляется тенденция не только к использованию античной художественной атрибутики в антологических стихотворениях, а формированию особого рода поэзии, антологической, с присущей ей своеобразной жанровой формой. Исследователи антологической лирики называют данную жанровую форму антологической миниатюрой. «В том виде, в каком мы обнаруживаем жанр в современной литературе, он сформировался в пушкинскую эпоху, когда сложились особые предпосылки для того, чтобы заново увидеть античное наследие – и рассмотреть в нём то, чего сама античность в себе увидеть не могла. Появившись в самом начале неканонической эпохи в русской поэзии, жанр антологической миниатюры дошёл до наших дней, не утратив своей свежести и востребованности» [Козлов, 2010, с.109]. «Ведь жанр этот стремился постичь античный мир не по контрасту с современной эпохой, а изнутри, из глубины его собственного историко-культурного контекста» [Грехнев, 1980, с. 84]. Возникает вопрос, какие именно произведения следует называть антологической лирикой? На этот вопрос дает ответ Кибальник С.А., разделяя антологическую лирику на две группы, а именно, антологическую миниатюру, а также формы, заимствованные из античных источников, то есть эпиграмматическую поэзию. «Собственные формы Греческой Антологии, будучи выдержаны в стихотворениях новейших поэтов, накладывали на них точно такой же отпечаток. Так, гекзаметрическая (т.е. писанная элегическим дистихом) эпиграмма русских поэтов, также иногда сосредоточенная на внутренней сфере, как правило отличалась тем не менее более объективным характером (например, пушкинский «Труд»), а чаще всего была и вовсе эпической. В этом одно из главных внутренних различий между двумя основными разновидностями антологического жанра в русской поэзии» [Кибальник, 1990, с. 105]. Вследствие этого мы вправе говорить о двух группах антологической лирики, а именно, антологическом роде как таковом, выражающемся в жанровой форме антологической миниатюры, а также об антологической лирике, формы которой непосредственно заимствованы из античной поэзии.
Глава третья.
ЩЕРБИНА Н.Ф. – ПРОДОЛЖАТЕЛЬ
ТРАДИЦИЙ АНТОЛОГИЧЕСКОЙ ЛИРИКИ
3.1. Становление Щербины как поэта, предпосылки возникновения его философско-эстетических взглядов
Во второй трети XIX века антологическая лирика в России продолжает развиваться, вырастая из-под художественного пера таких поэтов, как Майков А.Н., Фет А.А., Мей Л.А. и других. В плеяде поэтов, обратившихся к античным ценностям во второй трети XIX века, особую, наиболее значимую роль играет творчество такого малоизвестного, но талантливого поэта Щербины Николая Федоровича (1821 – 1869). Большой интерес исследователей вызывают к себе биографические сведения, содержащие в себе информацию о становлении Щербины как поэта, сформировавшие основу его философско-эстетических взглядов.
Николай Щербина происходит, со стороны отца, из дворян Харьковской губернии, а со стороны матери – из дворян Войска Донского. Поэт родился 2 декабря 1821 года в Грузко-Еланинском поместье своей матери (Миусского округа) в земле Войска Донского, находящемся в шестидесяти верстах от Таганрога. С восьмилетнего возраста Щербина начал постоянно жить с родителями в Таганроге и обучаться в училище и гимназии. В Таганроге началась поэтическая деятельность Щербины: «здесь родилась и окрепла его любовь «ко всему греческому», которую он пронес через всю жизнь. Для этого было немало причин. Мальчик рос в окружении греков, предки которых покинули свою родину, спасаясь от притеснений турецких завоевателей. Греческой эмигранткой была бабушка поэта, обосновавшаяся в Таганроге в царствование Екатерины II. Это обстоятельство, конечно, сыграло большую роль в формировании грекофильских настроений Щербины, считавшего себя связанным с любимой Элладой и духовно, и кровно» [Гликман, 1970, с. 6]. Интерес представляет тот факт, что, по признанию самого поэта, «все служанки из малороссиянок говорили по-гречески и пели греческие песни» [подр. см.: Гликман, 1970, с. 7]. Савченко Т.В. отмечает, что уже в десятилетнем возрасте Щербина «читал «Илиаду» Гомера в подлиннике» [Савченко, 1996, с. 431]. О любви ко всему греческому, сформированной в ранние годы, свидетельствуют строки из стихотворения самого Щербины «Воспоминание» (1853):
Всё, что меня с младенчества пленяло,
В чем видел я родство с моей душой,
Где сердце после бурь житейских отдыхало, –
О Греция, всё связано с тобой! [Щербина, 1970, с. 97].
«Большое впечатление на Щербину производили песни о подвигах клефтов – бесстрашных героев свободы, сражавшихся с турецкими пашами и беями. По-особому воспринимались рассказы о недавних событиях, связанных с греческим национально-освободительным движением, вспыхнувшим в 1821 году. И не случайно одним из первых произведений Щербины, опубликованных в печати, было стихотворение «Клефты»» [Гликман, 1970, с. 7]. Впоследствии увлечение освободительными идеями сыграет большую роль в формировании философско-политических взглядов Щербины и найдет прямое отражение в его гражданской лирике и косвенно в сатирических произведениях.
К первым пробам пера Щербины относятся такие произведения как поэма «Сафо», написанная в тринадцатилетнем возрасте (впоследствии уничтоженная). Однако позже, в 1852 году, поэт создаст одноименное стихотворное произведение «Сапфо». В его архиве сохранились две юношеские незрелые драмы «в духе неистового романтизма – «Осада Ипсары» и «Ксанфо», посвященные современной Греции» [подр. см.: Гликман, 1970, с. 7]. Таким образом, греческие стихотворения Щербины, принесшие ему известность, были «вызваны к жизни неподдельным и горячим увлечением греческой темой, истолкованной широко и разнообразно, вне узких границ антологического жанра» [Гликман, 1970, с. 7].
Некоторые черты характера Щербины находят отражение в его поэтическом творчестве. «Романтическая мечтательность сочеталась в характере юного Щербины с острым чувством юмора и иронией, с умением подмечать смешные стороны в окружающих людях. Эти свойства с возрастающей силой дадут себе знать в сатирическом творчестве поэта» [Гликман, 1970, с. 7]. Живой иллюстрацией иронического характера Щербины служит один факт из его гимназической жизни, а именно прозвище будущего поэта, «Архилох-насмешник». «По-видимому, он гордился этим лестным прозвищем и, стремясь оправдать его, написал в гимназические годы не дошедшую до нас «комедию из русской жизни»» [Подр. см.: Гликман, 1970, с. 7].
В возрасте шестнадцати лет Щербина пробовал поступить в Московский университет, однако не приняли. «Не совсем ясно, почему умного, начитанного, наделенного бесспорным литературным дарованием юношу в университет не приняли. Известно, что по приезде в Москву, он близко познакомился с писателем А.Ф. Вельтманом и этнографом В.В. Пассеком (университетским товарищем А.И. Герцена). Оба они отнеслись к провинциалу из Таганрога с большой симпатией, почувствовав, вероятно, его незаурядность» [Гликман, 1970, с. 7, 8]. Примечательно, что «этот первый период московской жизни оставил приятный след в душе Щербины» [Гликман, 1970, с. 8].