Файл: Дипломная работа антологическая лирика н. Ф. Щербины выполнила студентка 5 курса очного отделения.doc
Добавлен: 22.11.2023
Просмотров: 148
Скачиваний: 3
ВНИМАНИЕ! Если данный файл нарушает Ваши авторские права, то обязательно сообщите нам.
, в широком и узком. В широком смысле экфрасис обозначает словесное описание любого рукотворного предмета, а именно, храма, дворца, щита, чаши, статуи или картины; в более узком – описание лишь такого предмета, который содержит изображение другого предмета или их группы, какой-либо сценки или сюжета. Например, описание щита Ахилла в «Илиаде». Экфрасис тесно связан с античным жанром эпиграммы («надпись на предмете»), представлявшей собой стихотворение, говорящее о какой-либо вещи, как, например, стихотворные рассуждения о предметах изобразительных искусств. При этом описание стремится подчеркнуть схожесть искусственного с подлинным, неотличимость изображения от «настоящей» вещи – таков мотив бесчисленных эпиграмм и экфрасиса от Гомера до византийского времени. Предмет изображения обладает скрытым смыслом, который без остатка перелагается в слова. Этот смысл гораздо важнее живописного мастерства, композиции или колорита. Внимание сосредоточенно не на описываемом художественном объекте, а на его внутреннем смысле [подр. см.: Шкаренков, 2008, c. 301-302]. Понятие экфрасиса как поэтического приема тесно связано с понятием «дескриптивная лирика». В «Поэтическом словаре» Квятковского А. предложен термин «descriptio» (от латинского – описание), то есть «один из видов ретардации в художественном произведении (описание природы, обстановки, быта» [Квятковский, Роднянская, 1966, с. 97]. Descriptio – это стилистический прием, который задерживает развитие сюжета, но в тоже время является боковым приемом развития повествования в целом [подр. см.: Квятковский, Роднянская, 1966, с. 97]. Ретардация отличается от дескриптивной лирики тем, что в данный композиционный прием входят помимо описаний также и лирические отступления, философские размышления, повторы, вставные эпизоды [подр. см.: Инджиев, 2010, с. 145]. Вышеперечисленные художественные приемы позже приобретут развитие и становление в лирике Батюшкова К.Н., Пушкина А.С. и других поэтов, обратившихся в своем творчестве к античным художественным формам, темам и мотивам.
Такие стихотворения Державина как «Ключ» (1779), «Видение Мурзы» (1783 – 1784), «Прогулка в Сарском селе» (1791), «Ласточка» (1792, середина 1794), «Развалины» (1797), «Тончио» (ноябрь 1801), «Оленину» (1805), «Облако» (20 марта 1806), «Аристиппова баня» (22 июня 1811) включают в себя элементы описания, в частности прием экфрасиса. Так, например, в стихотворении «Развалины» перед взором читателя открывается «аллегорическое изображение Царского Села («Кипр»), пришедшего в упадок после смерти Екатерины II» [Проскурина, 1984: с. 428]:
Вот здесь, дубами осененна,
Резная дверь в него была,
Зеленым свесом покровенна,
Во внутрь святилища вела.
Вот здесь хранилися кумиры,
Дымились жертвой алтари,
Сбирались на молитву миры
И били ей челом цари [Державин, 1984, с. 325].
Данное стихотворение Державина может служить примером дескриптивной лирики, в связи с этим уместно говорить об экфрасисе в широком смысле. Здесь читатель наблюдает описание храма, воплощающего идею искусства, поглощенного разрушительной силой времени.
Примером экфрасиса в узком смысле является стихотворение «Тончио», которое обращено к итальянскому художнику Сальватору Тончи, написавшему портрет Державина по плану, предложенному в стихотворении [подр. см.: Проскурина, 1984, с. 429]:
Так, живописец-философ!
Пиши меня в уборах чудных,
Как знаешь ты; но лишь любовь
Увековечь ко мне премудрых [Державин, 1984, с. 326].
Здесь читатель видит сюжет на тот момент еще вымышленной картины, существующей в сознании лирического «я» поэта. «Выдуманные картины делаются постоянным литературным украшением, в них гораздо ярче, чем в точных описаниях, проявляется пропитывание словесного искусства живописью и пластикой» [Шкаренков, 2008, c. 301-302].
«Произведения малых жанров, принадлежащие перу Державина, обнаруживают отмежевание антологической поэзии от анакреонтики, но в большинстве мелких стихотворений поэта решающую роль все же играет анакреонтический момент» [Кибальник, 1990, с. 52]. К произведениям, содержащим анакреонтические темы и мотивы, можно отнести также и такие стихотворения Державина как «Кружка» (1777), «К первому соседу» (1780), «Философы, пьяный и трезвый» (1789), «Приглашение к обеду» (1795), «Анакреон в собрании» (1791), «К лире» (ноябрь 1797), «Дар» (1797), «Желание» (1797), «К женщинам» (1797), «Венерин суд» (1797), «Венец бессмертия» (1798), «Русские девушки» (1799) и другие.
«С конца XVIII в. к анакреонтической традиции присоединяется традиция русского горацианства с его идеалами покоя, умеренности и сельского уединения» [Кибальник, 1990, с. 17]. «Горацианские мотивы отразились и в «Анакреотических песнях» Державина, а в 1800 – 1810-е годы он много переводит Горация, свободно перелагает его, использует его образы» [Кибальник, 1990, с. 17]. Так, например, стихотворении «Памятник» (1795), является вольным переложением оды Горация «К Мельпомене». Державин продолжает развитие темы нетленности искусства слова в русской лирике, заложенную Ломоносовым М.В. в стихотворении «Я знак бессмертия себе воздвигнул…». В отличие от Ломоносова у Державина наблюдаем деление стихотворения на строфы, как это было и у Горация. Однако Державин реконструирует само содержание стихотворения, поскольку тема вечности искусства гармонично соединяется с темой России, Родины. У Ломоносова найдем такие сроки, прославляющие Древний Рим:
Я буду возрастать повсюду славой,
Пока великий Рим владеет светом.
Где быстрыми струями шумит струями Авфид,
Где Давнус царствовал в простом народе [Ломоносов, 1984, с. 93].
Державин варьирует смысловой уровень стихотворения с целью формирования русского самосознания, рисуя необъятную картину российской державы:
Слух пройдет обо мне от Белых вод до Черных,
Где Волга, Дон, Нева, с Рифея льет Урал [Державин, 1984, с. 310].
В лирике Державина можно найти и другие стихотворения, являющиеся вольным переводом од Горация. Например, к таким стихотворениям относятся «Похвала сельской жизни» (1798), «Весна» (весна 1804), «Лебедь» (1805).
Кибальник отмечает принадлежность традиции лирики Горация к «легкой поэзии». «Русское горацианство, как и анакреонтика, в значительной своей части включалось в «легкую поэзию» [Кибальник, 1990, с. 18]. Батюшков в своей статье «Речь о влиянии легкой поэзии на язык, читанная при вступлении в «Общество любителей русской словесности» в Москве. Июля … 1816» рассуждает о специфике «легкой поэзии» в русской литературе. «В легком роде поэзии читатель требует возможного совершенства, чистоты выражения, стройности в слоге, гибкости, плавности; он требует истины в чувствах и сохранения строжайшего приличия во всех отношениях; он тотчас делается строгим судьею, ибо внимание его ничем сильно не развлекается. Красивость в слоге здесь нужна необходимо и ничем замениться не может. Она есть тайна, известная одному дарованию и особенно постоянному напряжению внимания к одному предмету: ибо поэзия и в малых родах есть искусство трудное и требующее всей жизни и всех усилий душевных; надобно родиться для поэзии; этого мало: родясь, надобно сделаться поэтом, в каком бы то ни было роде» [Батюшков, 1977-а, с. 11, 12]. Согласно Кибальнику для «легкой поэзии» (даже и не имеющей античных источников) характерно «использование античной поэтической номенклатуры» [Кибальник, 1990, с. 18]. В связи с этим антологическая лирика «образовалась из «легкой поэзии» в результате ее постепенных качественных преобразований» [Кибальник, 1990, с. 47]. Вследствие этого, как и для «легкой поэзии», так и для антологической лирики справедливо утверждение Батюшкова о том, что «Главные достоинства стихотворного слога суть: движение, сила, ясность» [Батюшков, 1977-а, с. 11].
Таким образом, творчество Державина закладывает традицию развития антологической лирики в России, как переводных, так и самобытных произведений, в тоже время, продолжая развивать лирический опыт Ломоносова. Однако Белинский критически подходит к определению антологического рода поэзии, в частности к отнесению лирики Державина к оной. «Ни одна пьеса его не чужда риторики, слабых, растянутых и вялых стихов, вставочных мест, а потому все они лишены индивидуальной целостности, общности впечатления, лишены этой
виртуозности, которую придает произведению окончательная отделка художнического резца поэта. Тем не менее Державину первому принадлежит честь ознакомить русских с антологическою поэзию, – и его анакреонтические пьесы, недостаточные в целом, блещут неподражаемыми красотами в частностях…» [Белинский, 1954, С. 253, 254].
В первой трети XIX века традицию создания антологической лирики продолжает в своем поэтическом творчестве
Батюшков К.Н. (1787 – 1855). «Заслуга утверждения в русской поэзии антологической миниатюры принадлежит К.Н. Батюшкову. Однако в его собственном творчестве эта жанрово-стилистическая форма появляется далеко не сразу. В 1810-е годы неоклассические устремления Батюшкова, как и других русских поэтов, находят выражение прежде всего в жанре элегии, отчасти в посланиях. К Антологии он, подобно Дмитриеву, Пушкину и подавляющему большинству поэтов 1800 – 1810-х годов, впервые прикасается через посредство Вольтера. В 1810 г. Батюшков пишет стихотворение «Из Антологии» («Сот меда с молоком»). Оригиналом его является вольтеровское подражание Греческой антологии «Sur les sacrifices a Hercule», восходящее в свою очередь Антипатру Фессалоникскому (АР, IX, 72). Сохраняя «остроту» Вольтера, Батюшков следует ему и в общем неровном ритме эпиграммы, который создается прежде всего соседством разностопных стихов, что весьма характерно для собственных сатирических эпиграмм и надписей Батюшкова» [Кибальник, 1990, с. 67].
«Постепенно в творчестве Батюшкова усиливается стремление к более гармоническому строю в малых стихотворных формах. Так, в основе стихотворения «В день рождения NN» (1812) – мадригал, но ритмико-синтаксическое построение его гораздо ровнее и спокойнее по сравнению с традиционным, а концовка совсем антологическая» [Кибальник, 1990, с. 68]. Предметом изображения стихотворения Батюшкова «В день рождения N» является «нежная дружба», воплощающая идею искренности человеческих отношений, которую порой сложно бывает увидеть за стеной «Льстецов бездушных роем» [Батюшков, 1977, с. 230]. В стихотворении присутствуют художественный образ цветка, являющийся одной из характерных черт антологической лирики:
О ты, которая была
Утех и радостей душою!
Как роза некогда цвела
Небесной красотою [Батюшков, 1977, с. 230].
Стихотворение Батюшкова «Дружество» (1812) является вольным переводом идиллии Биона, которое согласно Кибальнику «с антологической традицией сближают небольшой размер, некоторая фрагментарность и обильные мифологические параллели» [Кибальник, 1990, с. 68]. Основной темой стихотворения является тема дружбы, которая достойна даже такой цены как собственная жизнь:
А ты, младый Ахилл, великодушный воин,
Бессмертный образец героев и друзей!
Ты дружбою велик, ты ей дышал одною!
И друга смерть отмстив бестрепетной рукою,
Такие стихотворения Державина как «Ключ» (1779), «Видение Мурзы» (1783 – 1784), «Прогулка в Сарском селе» (1791), «Ласточка» (1792, середина 1794), «Развалины» (1797), «Тончио» (ноябрь 1801), «Оленину» (1805), «Облако» (20 марта 1806), «Аристиппова баня» (22 июня 1811) включают в себя элементы описания, в частности прием экфрасиса. Так, например, в стихотворении «Развалины» перед взором читателя открывается «аллегорическое изображение Царского Села («Кипр»), пришедшего в упадок после смерти Екатерины II» [Проскурина, 1984: с. 428]:
Вот здесь, дубами осененна,
Резная дверь в него была,
Зеленым свесом покровенна,
Во внутрь святилища вела.
Вот здесь хранилися кумиры,
Дымились жертвой алтари,
Сбирались на молитву миры
И били ей челом цари [Державин, 1984, с. 325].
Данное стихотворение Державина может служить примером дескриптивной лирики, в связи с этим уместно говорить об экфрасисе в широком смысле. Здесь читатель наблюдает описание храма, воплощающего идею искусства, поглощенного разрушительной силой времени.
Примером экфрасиса в узком смысле является стихотворение «Тончио», которое обращено к итальянскому художнику Сальватору Тончи, написавшему портрет Державина по плану, предложенному в стихотворении [подр. см.: Проскурина, 1984, с. 429]:
Так, живописец-философ!
Пиши меня в уборах чудных,
Как знаешь ты; но лишь любовь
Увековечь ко мне премудрых [Державин, 1984, с. 326].
Здесь читатель видит сюжет на тот момент еще вымышленной картины, существующей в сознании лирического «я» поэта. «Выдуманные картины делаются постоянным литературным украшением, в них гораздо ярче, чем в точных описаниях, проявляется пропитывание словесного искусства живописью и пластикой» [Шкаренков, 2008, c. 301-302].
«Произведения малых жанров, принадлежащие перу Державина, обнаруживают отмежевание антологической поэзии от анакреонтики, но в большинстве мелких стихотворений поэта решающую роль все же играет анакреонтический момент» [Кибальник, 1990, с. 52]. К произведениям, содержащим анакреонтические темы и мотивы, можно отнести также и такие стихотворения Державина как «Кружка» (1777), «К первому соседу» (1780), «Философы, пьяный и трезвый» (1789), «Приглашение к обеду» (1795), «Анакреон в собрании» (1791), «К лире» (ноябрь 1797), «Дар» (1797), «Желание» (1797), «К женщинам» (1797), «Венерин суд» (1797), «Венец бессмертия» (1798), «Русские девушки» (1799) и другие.
«С конца XVIII в. к анакреонтической традиции присоединяется традиция русского горацианства с его идеалами покоя, умеренности и сельского уединения» [Кибальник, 1990, с. 17]. «Горацианские мотивы отразились и в «Анакреотических песнях» Державина, а в 1800 – 1810-е годы он много переводит Горация, свободно перелагает его, использует его образы» [Кибальник, 1990, с. 17]. Так, например, стихотворении «Памятник» (1795), является вольным переложением оды Горация «К Мельпомене». Державин продолжает развитие темы нетленности искусства слова в русской лирике, заложенную Ломоносовым М.В. в стихотворении «Я знак бессмертия себе воздвигнул…». В отличие от Ломоносова у Державина наблюдаем деление стихотворения на строфы, как это было и у Горация. Однако Державин реконструирует само содержание стихотворения, поскольку тема вечности искусства гармонично соединяется с темой России, Родины. У Ломоносова найдем такие сроки, прославляющие Древний Рим:
Я буду возрастать повсюду славой,
Пока великий Рим владеет светом.
Где быстрыми струями шумит струями Авфид,
Где Давнус царствовал в простом народе [Ломоносов, 1984, с. 93].
Державин варьирует смысловой уровень стихотворения с целью формирования русского самосознания, рисуя необъятную картину российской державы:
Слух пройдет обо мне от Белых вод до Черных,
Где Волга, Дон, Нева, с Рифея льет Урал [Державин, 1984, с. 310].
В лирике Державина можно найти и другие стихотворения, являющиеся вольным переводом од Горация. Например, к таким стихотворениям относятся «Похвала сельской жизни» (1798), «Весна» (весна 1804), «Лебедь» (1805).
Кибальник отмечает принадлежность традиции лирики Горация к «легкой поэзии». «Русское горацианство, как и анакреонтика, в значительной своей части включалось в «легкую поэзию» [Кибальник, 1990, с. 18]. Батюшков в своей статье «Речь о влиянии легкой поэзии на язык, читанная при вступлении в «Общество любителей русской словесности» в Москве. Июля … 1816» рассуждает о специфике «легкой поэзии» в русской литературе. «В легком роде поэзии читатель требует возможного совершенства, чистоты выражения, стройности в слоге, гибкости, плавности; он требует истины в чувствах и сохранения строжайшего приличия во всех отношениях; он тотчас делается строгим судьею, ибо внимание его ничем сильно не развлекается. Красивость в слоге здесь нужна необходимо и ничем замениться не может. Она есть тайна, известная одному дарованию и особенно постоянному напряжению внимания к одному предмету: ибо поэзия и в малых родах есть искусство трудное и требующее всей жизни и всех усилий душевных; надобно родиться для поэзии; этого мало: родясь, надобно сделаться поэтом, в каком бы то ни было роде» [Батюшков, 1977-а, с. 11, 12]. Согласно Кибальнику для «легкой поэзии» (даже и не имеющей античных источников) характерно «использование античной поэтической номенклатуры» [Кибальник, 1990, с. 18]. В связи с этим антологическая лирика «образовалась из «легкой поэзии» в результате ее постепенных качественных преобразований» [Кибальник, 1990, с. 47]. Вследствие этого, как и для «легкой поэзии», так и для антологической лирики справедливо утверждение Батюшкова о том, что «Главные достоинства стихотворного слога суть: движение, сила, ясность» [Батюшков, 1977-а, с. 11].
Таким образом, творчество Державина закладывает традицию развития антологической лирики в России, как переводных, так и самобытных произведений, в тоже время, продолжая развивать лирический опыт Ломоносова. Однако Белинский критически подходит к определению антологического рода поэзии, в частности к отнесению лирики Державина к оной. «Ни одна пьеса его не чужда риторики, слабых, растянутых и вялых стихов, вставочных мест, а потому все они лишены индивидуальной целостности, общности впечатления, лишены этой
виртуозности, которую придает произведению окончательная отделка художнического резца поэта. Тем не менее Державину первому принадлежит честь ознакомить русских с антологическою поэзию, – и его анакреонтические пьесы, недостаточные в целом, блещут неподражаемыми красотами в частностях…» [Белинский, 1954, С. 253, 254].
В первой трети XIX века традицию создания антологической лирики продолжает в своем поэтическом творчестве
Батюшков К.Н. (1787 – 1855). «Заслуга утверждения в русской поэзии антологической миниатюры принадлежит К.Н. Батюшкову. Однако в его собственном творчестве эта жанрово-стилистическая форма появляется далеко не сразу. В 1810-е годы неоклассические устремления Батюшкова, как и других русских поэтов, находят выражение прежде всего в жанре элегии, отчасти в посланиях. К Антологии он, подобно Дмитриеву, Пушкину и подавляющему большинству поэтов 1800 – 1810-х годов, впервые прикасается через посредство Вольтера. В 1810 г. Батюшков пишет стихотворение «Из Антологии» («Сот меда с молоком»). Оригиналом его является вольтеровское подражание Греческой антологии «Sur les sacrifices a Hercule», восходящее в свою очередь Антипатру Фессалоникскому (АР, IX, 72). Сохраняя «остроту» Вольтера, Батюшков следует ему и в общем неровном ритме эпиграммы, который создается прежде всего соседством разностопных стихов, что весьма характерно для собственных сатирических эпиграмм и надписей Батюшкова» [Кибальник, 1990, с. 67].
«Постепенно в творчестве Батюшкова усиливается стремление к более гармоническому строю в малых стихотворных формах. Так, в основе стихотворения «В день рождения NN» (1812) – мадригал, но ритмико-синтаксическое построение его гораздо ровнее и спокойнее по сравнению с традиционным, а концовка совсем антологическая» [Кибальник, 1990, с. 68]. Предметом изображения стихотворения Батюшкова «В день рождения N» является «нежная дружба», воплощающая идею искренности человеческих отношений, которую порой сложно бывает увидеть за стеной «Льстецов бездушных роем» [Батюшков, 1977, с. 230]. В стихотворении присутствуют художественный образ цветка, являющийся одной из характерных черт антологической лирики:
О ты, которая была
Утех и радостей душою!
Как роза некогда цвела
Небесной красотою [Батюшков, 1977, с. 230].
Стихотворение Батюшкова «Дружество» (1812) является вольным переводом идиллии Биона, которое согласно Кибальнику «с антологической традицией сближают небольшой размер, некоторая фрагментарность и обильные мифологические параллели» [Кибальник, 1990, с. 68]. Основной темой стихотворения является тема дружбы, которая достойна даже такой цены как собственная жизнь:
А ты, младый Ахилл, великодушный воин,
Бессмертный образец героев и друзей!
Ты дружбою велик, ты ей дышал одною!
И друга смерть отмстив бестрепетной рукою,