ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 06.12.2023
Просмотров: 654
Скачиваний: 16
ВНИМАНИЕ! Если данный файл нарушает Ваши авторские права, то обязательно сообщите нам.
Отрицая иной мир, вне земли Ким Си Сыпа вместе с тем рисует в последней новелле яркую, веселую картину пира в подводном дворце царя драконов, призвавшего к себе из мира молодого ученого и поэта для того, чтобы тот сделал изящную надпись на новых царских чертогах. На Дальнем Востоке издана славилось каллиграфическое искусство и почитались люди, умевшие слагать стихи и красиво писать иероглифы. В окруженной морем Корее, слагалось много сказок о людях, попадавших в подводный дворец царя драконов. Но герои этих простых повествований были, как правило, рыбаки, а не ученые. В новелле Ким Си Сыпа как бы сочетаются две традиции, литературная - восходящая к новеллам на вэнъяне, и фольклорная, тянущая нити к рыбацкой сказке. Первая, дала поэту сюжет (поездка ученого к дракону). От народной сказки Ким Си Сып взял, видимо яркость красок, чисто народную стихию веселья и удали, особенно проявившихся при описании плясок в водяном царстве.
В новеллах Ким Си Сыпа язык прозы писателя поэтически совершенен. Особую четкость придает ему параллелизм и ритмическая организация фраз, передающая патетику речи героев, - то совершенство их облика, то волнующую красоту или величие пейзажа.
Итак, У Ким Си Сыпа буддийский взгляд на мир: земные радости мимолетны и нереальны, а потому не имеет смысла и стремиться к ним. Следует добавить, что в занимательных историях, рассказывающих о путешествиях героя в иные миры, где правят мудрые правители и отношения к подданным построены на справедливых началах, кроется и политический намек – несогласие автора с методами правления «узурпатора» Сечжо.
Творчество Лим Дже (1549-1587)
Стремление устраниться от социальной жизни было связано не только с погружением в сферу частных интересов, но и с размышлениями о том, какова роль человека в этом постоянно меняющемся мире и стоит ли так усердствовать, добывая чины и славу. Эти устремления стимулировали развитие литературы, окрашенной даосским мировоззрением, и ведущее место принадлежит, - творчеству Лим Дже.
Лим Дже (второе имя – Джа Сун, псевдоним Пэк Хо, Кём Дже) родился в дворянской семье на юге в городе Наджу. «Четверо великих» - так называли современники Ли Дже, Ким Си Сыпа, и еще двух поэтов. Сдал Лим Дже экзамены на получение чиновнического звания, но пренебрег карьерой, увлекшись литературной деятельностью.
Будучи разносторонне одаренным, Лим Дже успешно выступал и как поэт, и как прозаик. Его поэзии свойственны и гражданские темы и темы глубоко лирические. Многие его стихотворения выражают горячую любовь к родине, беспокойство за судьбу страны. Лим Джи порицает безразличное отношение правителей к защите страны от захватчиков, сравнивает их с нерадивыми возчиками, которые на самом тяжелом участке пути не подтолкнут повозку, а знай себе подхлестывают лошадей и быков.
Однако настоящую известность принесли Лим Дже его прозаические произведения. Ранее творчество Лим Дже включает новелла «Путешествие Вон Сэна во сне», в которой герой попадает в мир населенный душами несправедливо обиженных на земле. Ему принадлежат и три повести: «История цветов», «Город Печали» и «Мышь под судом».
Трудно найти среди современников Лим Дже, найти писателя, столь глубокого по мысли. Произведения его при внешней легкости серьезны и сложны и, пожалуй, покажутся необычными рядом с пестрой россыпью миниатюр пхэсоль.
Итак, «История цветов». В цветочном мире возносятся и гибнут поочередно четыре царства, каждое из них соответствует определенному времени года. Государи рождаются, взрослеют и женятся, восходят на престол. Они приближают к себе мудрых подданных или, вняв навету, совершают ошибки; забывают о государственных делах, увлекшись сочинением стихов и подпав под власть обольстительных красавиц. Все как у людей. Но рождаются и умирают государи, как цветы («государь окап»), об их достоинствах судят по цвету и аромату, а заслуга предка основателя царства «Глиняный горшок» - в том, что «при государстве Гао-цзуне он служил приправой к царской похлебке, что варилась в котле, и за эту заслугу был пожалован уделом в Глиняном горшке». Цветы живут и действуют по тем же законам, что и люди, но в то же время и по другим – цветочным. Это и цветы и в то же время люди. И мы все время ощущаем эту действительность.
Но еще острее ее ощущали современники писателя. Ведь «История цветов» написана по правилам одного из видов исторического сочинения, точно воспроизводит его форму. События излагаются по годам правления и излагаются «объективно», в критические моменты вторгается голос историографа. Его же рассуждениями от первого лица завершаются истории всех четырех царств. «История цветов» заканчивается общим суждением историографа о несовершенстве человеческой природы вообще. И «слова историка», как и полагается, контрастирует по стилю с остальным повествованием.
Авторы исторических сочинений стремились к созданию эталонов поведения государя и подданных, приводя примеры, заслуживающие подражания, и образцы дурного поведения. И коль скоро современники находили какие-то действия царствующего государя и его сановников не соответствующими идеальным нормам, историческое сочинение нередко воспринималось, как критика своего недостойного века. И современники Лим Дже не могли не понимать, что «История цветов» в этом отношении не отличается от исторического сочинения.
Нам трудно до конца осмыслить все намеки на современную писателю жизнь, которые есть в повести, однако кое-что можно угадать и сейчас. Так, не оставляет сомнений высказывание историка об исходе борьбы партий в царстве Лето: «Если уже государь династии Лето, имея всего лишь достойного человека у себя в помощниках, сумел навести порядок в государстве и добиться согласия и умиротворения, то тем более может это сделать мудрый государь, который правит людьми своего поколения, превыше всего ставя умиротворение народа, и добивается этого, следуя по истинному пути государя». (перевод С.И. Грязнова)
Многие ситуации в цветочном царстве, иногда соотнесенные Лим Дже с фактами из древней истории Китая, говорили современникам писателя о вещах очень знакомых и наболевших. Несомненно, по-иному, чем мы, воспринимал средневековый кореец и фантастические персонажи, населявшие цветочное царство. Для него сосна и кипарис, например, никогда не были самими собой. Сосна и кипарис, которые не боятся зимней стужи, - это символы преданных подданных, верных государю, людей принципиальных. Эти образы встречаются еще в книге Конфуция «Рассуждения и беседы» Луньюй.
Так же воспринимались веками в литературе бамбук, зеленеющий среди снега. Лотос чист, хризантема благородна. За каждым был закреплен определенный образ действий, и про каждого в древности уже кем-то было что-то сказано, каждый был воспет неоднократно. Вот почему персик в «Истории цветов» не просто персик, а тот, о котором говорилось еще в древней «Книге песен» Шицзин. И средневековому читателю легко было переходить на этот язык цветов и им доставляло наслаждение увидеть знакомые намеки на стихи любимых поэтов древности. В культуре стран Дальнего Востока большую роль играла символика цвета. Основные цветы соотносились со сторонами света, временами года, правлением тех или иных государей. И это тоже увеличивало возможность неоднозначного понимания ситуаций в цветочном царстве, вызывало у средневекового читателя дополнительные ассоциации.
«История цветов» - говорит о глубине проникновения в систему средневекового космоса и осознания механизма его работы. Исторические сочинения дают идеальный образ мира, осознавая средневековый космос на уровне идеологии. Действующие лица в них – государь и подданные: это люди – функции, персонажи с заданным заранее, должным поведением. Добродетельный государь имеет определенную заранее программу поведения, равно как и дурной. Только так, а не иначе, ведет себя мудрый подданный, преданный военачальник, сын, дочь, жена.
Определенные воззрения на историю и общество, обусловленные дальневосточной культурной традицией помогли Лим Дже создать свои аллегории. В принципе персонажи исторического сочинения могут быть заменены кем и чем угодно – цветком, насекомым, - надо лишь, чтобы они сохраняли должный образ действий. И Ли Дже это делает. Он заменяет детали механизма и заставляет его работать. Писатель призывает людей «не усердствовать, чтобы преуспеть на службе», а сохранить свою цельность и вернуться к природе – «совершенному образцу».
О том, что это не случайная находка, а сознательное отношение к схеме средневекового мира, говорят и другие произведения Лим Дже.
В повести «Город печали» действие развертывается также в мире, устроенном по законам мира людского: те же отношения между государем и подданными, та же главная пружина, от которой зависит существование царства – умение государя достичь гармонию светлого и темного начал в природе и не дать ее нарушить. В общем, все как у людей, и все, как в царстве цветов. Но как странно названы действующие лица в повести. Правит здесь Сердце, его подданные – Человеколюбие и Справедливость, усердно служат ему Зрение и Слух, Речь и Движение. А наряду с ними воюет богатырь Вино, «что родом из Зерна, рожден Дрожжами», а за богатырем посылают гонца – Деньги, ибо «где вино, там и деньги». Трудно сразу сказать, где находится этот город, координаты которого представляют такую вероятную смесь фантастического и реального.
Повествование в «Городе печали» мы воспринимаем как изложение «объективно» происходящего, пусть в каком-то фантастическом мире, но объективного, внешнего по отношению к автору. Однако средневековый корейский читатель имел основания воспринимать это произведение иначе. Дальневосточной культурной традиции было присуще представление о соответствии между телом человека и государством. Человеческий организм мыслился как некий «микрокосм» - точная копия «макрокосм» - государства. Считалось, что механизм их работы и их структуры одинаковы.
Это дает возможность понять «Город печали», как произведение, изображающее процесс размышления писателя над историей, т.е. процесс «внутренний» по отношению к автору. Эти размышления приводят его к горьким выводам о том, что верные и принципиальные люди редко вознаграждались по заслугам, а их жизнь, увы, слишком часто кончалась трагически. И вино - единственное средство, способное утолить печаль и привести к ощущению гармонии с окружающим миром.
Протест против произвола и насилия, осуждение бездеятельности погрязших в междуусобицах правителей – феодалов, искреннее сочувствие простому народу характерны для произведений Лим Дже.
Наиболее остро сатирическое дарование писателя проявилось в повести «Мышь под судом».
С давних пор в корейской литературе встречается образ мыши, в которой олицетворен эксплуататор – феодал или алчный королевский чиновник, отбирающий у крестьян почти весь урожай. Этот образ использован и Лим Дже.
Писатель с гневом рассказывает историю о том, как мышь забралась в амбар, поела зерно, но – что, впрочем, бывало в то время не часто, - попалась и предстала перед судом сурового Духа – Хранителя Кладовой. Испугавшись жестокой расправы, хитрая Мышь стала всеми способами отпираться и отказываться от своей вины, сваливая ее на других. Даже священных животных не побоялась оклеветать бессовестная Мышь!
Исследователи отмечают, что было бы неправильно ограничивать идейное содержание повести только лишь в сатирическом отражении недостатков феодального общества. Образ Мыши не вызывает у нас однозначного чувства неприязни. В повести старая мышь конечно воровка и лгунья, но ей нельзя отказать в уме, сообразительности. Как ни странно это может показаться, под обличием Мыши скрывается сам Лим Дже. Он не только осуждает ее, но и выражает ее устами свои идеи. Он пытается вскрыть действительные причины, вызывающие подобные общественные явления и доказывает, что все общество повинно в этом. Писатель показывает всю несостоятельность тех трех учений, которые существовали тогда в Корее: конфуцианства, буддизма и даосизма. Лим Дже демонстрирует схоластичность и противоречивость этих идеологий. Он намекает на пустословие и никчемность конфуцианских догм, говорит о том, что авторитеты, на которые в полном смысле слова молились веками, ничего не стоят. Например, когда речь идет о Единороге, Мышь ловко ссылается на знаменитую фразу Конфуция о пойманном Единороге и заявляет: «Много есть на свете созданий, слава о мнимых добродетелях которых непомерно раздута!» Да и в образе самого Духа-Хранителя легко угадывается типичный образ ревностного конфуцианского чиновника, не решающегося вынести приговора преступнице без санкции на то вышестоящего начальства.
Уже более откровенно и прямо Мышь говорит о буддизме: «Пустыми лживыми словами буддизм лишь смущает народ, заставляя его поклоняться идолам». Мышь не забывает покритиковать и даосизм, ловко сделав так, что сам Дух начинает сомневаться в безгрешности Журавля и Оленя. Из уст самого Духа звучат рассуждения о никчемности даосизма, отсутствий всякой пользы народу от скрывающихся в горах и лесах даосов.