ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 11.12.2023
Просмотров: 316
Скачиваний: 1
ВНИМАНИЕ! Если данный файл нарушает Ваши авторские права, то обязательно сообщите нам.
На наш взгляд, основным направлением, где личный состав различных подразделений МВД может получить опыт правильного использования ОВ, рациональных действий при выполнении поставленных перед ними задач, правильного использования средств противохимической защиты, является совершенствование боевой подготовки с использованием учебных ОВ. При этом необходимо проводить с личным составом предварительную психотерапию, профилактирующую вышеуказанные психические расстройства, наблюдавшиеся в результате учений у американских военнослужащих.
В настоящее время очень мало исследований, посвященных изучению правовых и психологических проблем, с которыми сталкиваются люди, пережившие воздействие одного из «невидимых «стрессоров – угрозы радиационного поражения. Психическая травма при аварии на АЭС связана с воздействием на психику человека факта невозможности сенсорного (ощутимого) контроля повреждающего влияния радиации. Специфика этих стрессоров, к которым относятся также и факторы химической и биологической угрозы, определяет особенности их психологического воздействия.
Как показали исследования (Александровский Ю.А., Румянцева Г.М, и др., 1989; Кондрашенко В.Т., Сорокина Т.Т., Королев В.Д., Донской Д.И., 1991; Краснов В.Н., Юркин М.М., Ветров С.Д., 1996 и др.), катастрофа на ЧАЭС имела многосторонние последствия, особенно на нервно-психическую сферу пострадавших.
Некоторые исследования [202, 203, 153] показали, что особенности и механизм развития посттравматических стрессовых расстройств, выявленных у ликвидаторов аварии на ЧАЭС, во многом отличаются от индивидуально-личностных нарушений, возникающих при других видах психической травмы. Характер этих нарушений во многом определяет и особенности последующей социальной адаптации жертв «невидимой» психической травмы.
Наиболее часто встречающимся и прогностически неблагоприятным для здоровья последствием Чернобыльской аварии для личного состава МВД и других слоев населения является психологическое состояние, характеризуемое как «комплекс жертвы» [202]. Это связано с психоэмоциональным напряжением, обусловленным проявлением последствий облучения, пассивным ожиданием социальной помощи и разочарованием при ее отсутствии или недостаточности. Кроме того, у некоторых сотрудников – ликвидаторов последствий аварии на АЭС может сформироваться особое состояние психической сенсибилизации, т.е. повышенной чувствительности к любому новому стрессовому воздействию, ассоциирующемуся с первичной психической травмой – аварией на АЭС. Сенсибилизация характеризуется снижением адаптивных возможностей, длительной социально-психологической напряженностью, увеличением невротических форм стрессовых расстройств и избеганием защитных форм поведения. Может так случиться, что сотрудник отказывается от лечения и психологической коррекции, чтобы не участвовать в процедуре ликвидации последствий других ЧС [202, 203]
Г.М. Румянцева, С.Д. Ветров [182, 47], изучая пограничные психические расстройства у эвакуированных жителей Припяти, обнаружили, что глубина психических нарушений не уменьшается по истечении 9 лет, а авария на ЧАЭС остается значимой психической травмой.
Угроза возможности новых аварий или применение противником современных средств поражения и методов ведения современных войн вызывают естественные чувства тревоги, страха, панического настроения в связи с предполагаемой или реальной угрозой для жизни, здоровья самого сотрудника или его родных и близких, а также общим состоянием окружающих его людей, находящихся в состоянии аффекта. Преодоление отрицательных психологических последствий, возникающих в подобных ситуациях, – основная задача психологов МВД, участвующих в ликвидации последствий различных ЧС. Обеспечение социальных гарантий и правовой защиты сотрудников – задача государства.
Последствия различных экстремальных ситуаций хотя и тесно связаны первоначально с психофизиологическими реакциями организма, но затем больше приближаются к патологическим реакциям. Возможно, это связано с отсутствием психопрофилактики, с накоплением усталости в организме. Что, в свою очередь, способствует проявлению психогенетических дефектов и развитию ПТСР.
В связи с появлением ракетно-ядерного оружия американские военные психиатры полагают, что частота реактивных состояний среди воинских контингентов составит до 25% от численности личного состава, подвергшегося воздействию средств массового поражения.
По итогам 1993 года среди ликвидаторов последствий аварий на ЧАЭС зарегистрировано 8006 инвалидов (2,2% – I группы, 58,6% – II группы; 32,9% – III группы). Следует отметить, что психические расстройства в структуре инвалидности составляют 15,12%. Поэтому одной из наиболее актуальных и сложных проблем в определении медико-социальных последствий Чернобыльской катастрофы является комплексная оценка ущерба здоровью ликвидаторов, включающая как прямые радиационные эффекты, так и другие факторы участия ликвидаторов в восстановительных работах на Чернобыльской АЭС.
Комплекс факторов аварии на ЧАЭС вызвал у большого числа пострадавших невротические реакции на уровне психической дезадаптации, которые отмечены у 30% обследованных. И это притом, что средний возраст ликвидаторов составлял 38,3 года +5,3, их биологический возраст оказался равным 55 годам + 4,2 [202, 203].
При изучении психиатрических последствий землетрясения в Армении обнаружены следующие реакции у населения [144, 94]:
аффективно-шоковые с резким двигательным возбуждением (быстро ходят или бегают без видимой цели, размахивают руками, издают некоммуникативные звуки, что-то выкрикивают, восклицают, смеются или, становясь агрессивными, начинают драться и плакать, не способны на организованные действия и т.д.);
ступор в форме обездвиженности, оцепенения (люди сидят неподвижно, ссутулившись, скорчившись, с устремленным в никуда взглядом);
астенический синдром (раздражительность, вялость, желание полежать, расстройства сна, потеря аппетита, обморочные состояния).
М.М. Решетников с коллегами [179, 180], изучив психологические последствия уфимской катастрофы, обнаружили переживание страха и ужаса у 98% обследованных, растерянность – у 62%, слабость и «предобморочное» состояние – у 20%; 54% обследованных обнаруживали соматические и вегетативные проявления стресса. По мнению этих авторов, до 30% прибывших оказывать помощь пострадавшим (в том числе и сотрудники МВД) сами оказались психологически не подготовленными и непригодными для проведения каких-либо работ. В 1989 году среди населения, пострадавшего при уфимской катастрофе, выявлено: астено-депрессивных расстройств – 56%, психогенного ступора – 23%, аффективно-шоковых расстройств – 17%, бреда и галлюцинаций – 3%.
В странах Запада профессия полицейского относится к одним из самых опасных для жизни, с высоким уровнем профессионального стресса (см.: Психосоциальные факторы на работе и охрана здоровья. М.; Женева, 1989). Там профессиональный стресс полицейских рассматривается как «критический инцидент».
Д. Митчел [270] дает этому понятию такое определение: «Критический инцидент – это всякая встречающаяся на практике ситуация, вызывающая необычайно сильные эмоциональные реакции, которые могут отрицательно повлиять на выполнение служебных обязанностей непосредственно на месте событий либо позже».
R.A. Blak [246] считает примером критических инцидентов следующие ситуации:
гибель товарища по службе при исполнении служебных обязанностей; лишение жизни человека при исполнении обязанностей; ведение огня на поражение; самоубийство товарища по службе; увечье или травма товарища;
гибель маленьких детей и множество других человеческих жертв; задержание преступника; участие в операциях по освобождению заложников и ведение переговоров с преступниками;
все операции подразделений специального назначения, когда присутствует реальная угроза жизни; свидетельство фактов коррупции, взяточничества и других противоправных действий со стороны полицейских; отстранение от службы и угроза увольнения; повреждение или полное разрушение укрытия, индивидуальных средств защиты.
Автор во всех случаях считает необходимым проведение психологической разгрузки и коррекции, а в некоторых ситуациях – отдых от несения службы с предоставлением краткосрочных отпусков. Последнее практикуется во многих подразделениях полиции, где применение оружия как самим полицейским, так и против него считается стрессогенной ситуацией.
J.G. Stratton [280] и др. выявили значительную распространенность стрессовых расстройств у полицейских, применявших оружие на поражение, участвовавших в «инцидентах с перестрелками». По их данным, свыше 60% обследованных отметили значительное воздействие этих ситуаций на их психику, 35% не испытали каких-либо видимых отрицательных последствий.
E. Nielsen [274] отмечал отсутствие эмоциональных нарушений в 20% случаев, в остальных 80% было выявлено наличие выраженного дистресса, обусловленного участием в «инцидентах с перестрелками».
W.W. Lippert [268], исследуя психологическое состояние полицейского, который застрелил человека, обнаружил много психологических симптомов: исчезновение из памяти обстоятельств инцидента, кошмарные сновидения, ожидание негативной реакции людей на свой поступок, желание оправдаться перед людьми, чтобы его не считали убийцей; потребность в сочувствии и поддержке начальника; проблемы опасения за безопасность членов семьи (сведение счетов); потеря веры в себя и в свою работу; страх перед возвращением на службу.
Работ, посвященных психологическим последствиям участия полицейских в ликвидации последствий крупных природных, экологических или техногенных катастроф, в доступной нам литературе довольно мало по сравнению с «инцидентами с перестрелками». У нас же в стране, наоборот, почти нет работ, специально посвященных стрессам милицейских работников, связанных с уличными перестрелками, и больше работ, посвященных стрессам после массовых бедствий социального, природного или техногенного характера. Чрезвычайные ситуации криминального характера в нашей литературе с точки зрения их стрессогенности почти не анализируются.
W.A. Foreman [249], анализируя аварию самолета, рухнувшего на супермаркет, где находилось около 50 тыс. посетителей, из которых 7 человек погибли, 80 получили ранения, через 6 месяцев обнаружил посттравматические расстройства у 50%, через 12 месяцев – у 71%, и через 12 месяцев – у 43% полицейских, участвовавших в ликвидации последствий аварии. Автор отмечает, что подразделение, принимавшее участие в ликвидации пожара, сопровождавшегося массовыми жертвами и большим количеством обгоревших или изувеченных трупов, может в последующие 3–5 лет потерять до 20% всей численности личного состава за счет увольнения лиц с нарушенной психической адаптацией .
C.E. Fritz, E.S. Marks [251] анализировали психологические последствия разрушительного урагана в Арканзасе и выявили реактивные состояния у мужчин и женщин в виде состояния возбуждения и заторможенности, подавленности и спутанности сознания.
Одно из первых отечественных психологических исследований было выполнено на материале крымского землетрясения 11-12 сентября 1927 года Л.Я. Брусиловским с коллегами [34]. Ими был описан комплекс эмоциональных расстройств и вегетативных реакций, выявленных при этом землетрясении. Они пришли к выводу, что необходимо заранее предвидеть эти ситуации и готовиться к борьбе с нервно-психическими травмами населения.
И.О. Котенев [110–113], анализируя психологические последствия воздействия на личный состав ОВД такого стрессогенного фактора, как катастрофа на железнодорожном переезде станции Арзамас-1, приводит следующие данные: острые состояния психической дезадаптации как реакции на ситуацию наблюдались у 70% обследованных лиц. В 10% случаев – растерянность, непонимание происходящего; в 27% – испуг, переживание сильного страха; у 33% обследованных – и страх, и растерянность.
На основании этих и других результатов автор вводит понятие «стресса чрезвычайных обстоятельств», обозначающего прямые психологические последствия, наблюдаемые непосредственно «на месте» происшествий, аналогичные зарубежным «стрессам критических инцидентов» [246, 256, 275] в отличие от ПТСР, характеризующих в основном отдаленные или отставленные психопатологические последствия.
В подтверждение автор приводит пример поведенческой реакции: сотрудник П., 31 год, ехавший в автобусе примерно в 2 км от места происшествия, увидев яркую вспышку и поднявшееся облако дыма и пыли, бросился на пол автобуса (за ним последовали и остальные пассажиры). При этом со страхом ожидал повторных взрывов, «внутри все похолодело», испытывал слабость и нервную дрожь во всем теле.
На наш взгляд, приведенный пример более соответствовал бы понятию «острое стрессовое расстройство» (ОСР). Оно по своей сути тоже посттравматическое, но разворачивается и проходит все физиологические стадии за более короткий срок благодаря быстроте и интенсивности событий и наличию «тонких мест», которые быстро «рвутся» в организме конкретного человека.
Длительное по времени воздействие на человека стрессогенных факторов тоже способствует развитию посттравматических стрессовых расстройств, которые клинически не так ярко выражены, но формируются в результате прохождения всех стадий стресса и могут быть отнесены к хроническому, профессиональному стрессу, который при определенных обстоятельствах может привести человека к постепенной незаметной инвалидизации. И врачам, не совсем понимающим сложности службы в системе МВД, непонятно, почему сотрудник не по возрасту так физически изношен и не всегда адекватно реагирует на окружающие раздражители.