Файл: Прецедент и судебная практика в Российской Федерации проблема соотношения.docx
ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 10.01.2024
Просмотров: 56
Скачиваний: 2
ВНИМАНИЕ! Если данный файл нарушает Ваши авторские права, то обязательно сообщите нам.
41 Так, о решении Европейского суда по правам человека по жалобе N 47033/99 "Тумилович против Российской Федерации" от 22 июня 1999 (это решение о приемлемости) российские власти узнали примерно через полгода после его принятия, когда Европейский Суд стал цитировать его в решениях по другим делам.42
Однако на обязательность для России решений Суда их неопубликование не влияет. Более того, для России могут оказаться важными и те решения Страсбургского Суда, в которых Россия не являлась даже стороной. Это вытекает из прецедентного характера самих решений. Для России обязательна не только та часть решения, которая определяет права и обязанности участников дела, но и доводы, которыми суд обосновал решение, то есть, собственно говоря, те самые общепризнанные нормы и принципы международного права, которые входят в правовую систему России. А принципы эти могут быть сформулированы и по делам, в которых РФ не принимала участия. Так, в решении по делу Бурдова Европейский Суд сослался на семь своих решений, вынесенных по делам, в которых Россия не участвовала. В частности, Суд указал, что лицо не утрачивает статуса "жертвы" нарушения Конвенции, пока национальные власти не признают, прямо и по сути, факта нарушения Конвенции и не предоставят соответствующую компенсацию. Это правило было установлено в деле "Амюур против Франции" (Amuur v. France) от 25 июня 1996 г., и в Постановлении Большой Палаты Европейского Суда по делу "Далбан против Румынии" (Dalban v. Romaniа), жалоба N 28114/95.
Кроме того, в данном деле Суд подтвердил одну из своих прежних позиций: "Суд вновь напоминает, что пункт 1 Статьи 6 Конвенции закрепляет за каждым право обращаться в суд в случае любого спора о его гражданских правах и обязанностях; таким образом она заключает в себе "право на суд", одним из аспектов которого является право на доступ к правосудию, представляющее собой право возбуждать исковое производство в судах по вопросам гражданско-правового характера. Однако, такое право было бы иллюзорным, если бы правовая система государства-участника Европейской Конвенции допускала, чтобы судебное решение, вступившее в законную силу и обязательное к исполнению, оставалось бы недействующим в отношении одной стороны в ущерб ее интересам. Немыслимо, что пункт 1 Статьи 6 Конвенции, детально описывая процессуальные гарантии сторон - справедливое, публичное и проводимое в разумный срок разбирательство - не предусматривал бы защиты процесса исполнения судебных решений; толкование Статьи 6 Конвенции исключительно в рамках обеспечения лишь права на обращение в суд и порядка судебного разбирательства вероятней всего привело бы к ситуациям,
несовместимым с принципом верховенства права, который государства-участники Европейской Конвенции обязались соблюдать, подписав Конвенцию. Исполнение судебного решения, принятого любым судом, должно, таким образом, рассматриваться как составляющая "судебного разбирательства" по смыслу Статьи 6 Конвенции (см. Постановление Европейского Суда по делу "Хорнсби против Греции" (Hornsby v. Greece) от 19 марта 1997 г., Reports of Judgments and Decisions 1997-II, p.510, 40)."43
На это же дело (Хорнсби против Греции), а точнее, на принцип, сформулированный в этом деле, о том, что "право на суд", стало бы иллюзорным, если бы правовая система государства позволяла, чтобы окончательное обязательное судебное решение оставалось неисполненным, поскольку исполнение решения, вынесенного любым судом, должно рассматриваться как неотъемлемая часть права на судебную защиту в смысле статьи 6 Конвенции, сослался Конституционный Суд РФ в мотивировочной части постановления от 15.01 2002 № 1-П "По делу о проверке конституционности отдельных положений статьи 64 Федерального закона "Об основных гарантиях избирательных прав и права на участие в референдуме граждан Российской Федерации" и статьи 92 Федерального закона "О выборах депутатов Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации" в связи с жалобой гражданина А.М. Траспова"44.
Вышеизложенное дает, на наш взгляд, все основания считать, что нормы и принципы, зафиксированные в актах Европейского Суда, причем не только в итоговых решениях, но и в решениях о приемлемости, являются в настоящее время составной частью российского права. А это, в свою очередь, позволяет утверждать, что прецедент является источником права в России. Причем юридическая сила норм, зафиксированных в решениях Европейского Суда сравнима с юридической силой норм Конституции РФ. Необходимо учитывать и тот факт, что изменение принципов, положенных Судом в основание своих решений, безусловно, составляет прерогативу самого Суда, в пределах России не существует органа, который мог бы пересмотреть или отменить их. В некоторой степени это обстоятельство придает прецедентам Европейского Суда надконституционный характер. Учитывая это, целесообразным представляется введение в систему профессиональной подготовки юристов курса, ориентированного на изучение прецедентов Европейского Суда и приемов работы с ними, поскольку, безусловно, практика разрешения дел на основе прецедентов отличается от практики применения норм статутного права. Более того, вероятно, следует законодательно урегулировать вопрос об опубликовании хотя бы тех решений Европейского Суда, в которых РФ выступает стороной. В уже упоминавшемся решении по жалобе Л. В. Бердзенишвили Суд счел жалобу неприемлемой на том основании, что шестимесячный срок, предусмотренный для подачи жалобы ст. 14 Конвенции и исчисляемый с момента исчерпания всех внутренних средств правовой защиты, был пропущен заявителем, который после того, как приговор в отношении него был оставлен Верховным Судом РФ без изменения, обратился в Президиум Верховного Суда с просьбой принести протест о пересмотре дела в порядке надзора и получил отказ. В данном деле Суд счел, что "окончательным" решением по делу, исчерпавшим эффективные средства защиты, является решение суда кассационной инстанции, поскольку в соответствии с прежними решениями Суда, в том числе и с решением по делу Тумилович против Российской Федерации, надзорная жалоба схожа с жалобой о пересмотре дела и другими подобными средствами правовой защиты, которые обычно не должны приниматься во внимание в качестве средства правовой защиты в смысле п. 1 ст. 35 Конвенции. В решении Суда не приводится иных оснований неприемлемости жалобы, кроме пропуска срока. Таким образом, можно констатировать, что причиной неудачи заявителя в данном случае явилось незнакомство его или его представителя с позицией Суда в отношении "исчерпания внутренних правовых средств защиты", сформулированный в значительном числе дел.
Следующий уровень в массиве судебной практики занимают акты Конституционного Суда Российской Федерации, что определяется тем особым положением, которое занимает сам Суд в системе органов государства в соответствии с Конституцией РФ и Федеральным конституционным законом "О Конституционном Суде Российской Федерации" от 21.07. 1994 г.45 По словам Б.С. Эбзеева, "с институциональной точки зрения Конституционный Суд – один из высших государственных органов, независимо и самостоятельно существующий и действующий наряду со всеми высшими органами государственной власти РФ. С позиций функциональной характеристики Конституционный Суд представляет собой судебный орган, осуществляющий свою деятельность в форме конституционного судопроизводства и именно этот аспект, если его соотнести с практикой организации государственной власти и законодательным определением природы Конституционного Суда, сегодня является преобладающим".46
Вышесказанное определяет особую роль его актов. Виды, основания и порядок принятия и реализации, а также требования, предъявляемые к решениям Конституционного Суда, их форма и содержание определяются ст. ст. 71-75 ФКЗ "О Конституционном Суде Российской Федерации". В ходе осуществления конституционного правосудия Конституционный Суд принимает такие документы, как постановление, заключение, определение и решение по организационным вопросам. Из числа этих документов особый интерес в контексте нашего исследования представляют итоговые решения, в которых содержится ответ по существу вопроса, содержащегося в обращении заявителя: о конституционности нормативного акта или международного договора; о наличии или отсутствии у государственного органа оспариваемого полномочия; о содержании нормы Конституции, нуждающейся в толковании и прочее. Такое итоговое решение именуется постановлением и может быть принято только в заседании и только по вопросу, принятому к рассмотрению. Постановления выносятся от имени Российской Федерации. Заключением, в отличие от постановления выносимым не от имени Российской Федерации, называется итоговое решение по существу запроса о соблюдении установленного порядка выдвижения обвинения в государственной измене или совершении иного тяжкого преступления Президента Российской Федерации.
И постановления, и заключения выносятся в виде отдельных документов с указанием мотивов их принятия.
Не меньший интерес представляют и выносимые в ходе конституционного судопроизводства промежуточные решения, именуемые определениями. Они могут приниматься как по материально-правовым вопросам (например, об отказе в принятии обращения к рассмотрению ввиду его неподведомственности Конституционному Суду или о несоответствии обращения требованиям закона и т.д.), так и по процессуальным – о вызове свидетеля, о соединении дел в одном производстве и прочее.
Вопрос о природе актов конституционного контроля является дискуссионным. В основном, можно выделить две позиции, занимаемые различными авторами: одни признают значение постановлений Конституционного Суда как источника права, другие –нет.
Одним из наиболее последовательных сторонников второй точки зрения является В.С. Нерсесянц, который полагает, что отмена акта, признанного неконституционным, есть следствие прямого действия соответствующих положений Конституции, а не решения Конституционного Суда. Решение Конституционного Суда служит лишь необходимым основанием отмены (юридическим фактом), с которым действующее законодательство связывает утрату нормативным актом юридической силы.47 На объективный характер неконституционности актов, признанных таковыми Конституционным Судом указывает и О.Ю. Котов.48 По его мнению, Конституционный Суд лишь подтверждает или отрицает существование неконституционности. Однако практика самого Суда свидетельствует об ином. Так, в Постановлении от 27 января 2004 года № 1-П "По делу о проверке конституционности отдельных положений пункта 2 части первой статьи 27, частей первой, второй и четвертой статьи 251, частей второй и третьей статьи 253 Гражданского процессуального кодекса РФ в связи с запросом Правительства РФ" Суд
воздержался от признания несоответствующими Конституции РФ указанных норм по форме нормативного акта. То есть, фактически указав на нарушение требования Конституции об установлении полномочий судов федеральным конституционным законом, Суд, тем не менее, посчитал, что признание этих и других положений ГПК РФ, касающихся полномочий судов общей юрисдикции, приведет к существенному ограничению деятельности судов по осуществлению правосудия, что противоречило бы целям конституционного судопроизводства.49 Но если неконституционность существует объективно, Суд не может "воздержаться" от установления этого факта.
Указывая, что формально решения Суда имеют силу только для дел, по которым они вынесены, Б.С. Эбзеев отмечает, что в силу специфики компетенции Суда и его положения в системе органов государства фактически они являются обязательными для всех органов власти, а также предприятий, организаций, должностных лиц, граждан и их объединений на всей территории РФ; "… в действительности эти решения являются источником права".50 Такой же точки зрения, фактически, придерживается и сам Суд. В постановлении от 16 июня 1998 г. N 19-П "По делу о толковании отдельных положений статей 125, 126 и 127 Конституции Российской Федерации" указывается, что "решения Конституционного Суда Российской Федерации, в результате которых неконституционные нормативные акты утрачивают юридическую силу, имеют такую же сферу действия во времени, пространстве и по кругу лиц, как решения нормотворческого органа, и, следовательно, такое же, как соответствующие нормативные акты, общее значение, не присущее правоприменительным по своей природе актам судов общей юрисдикции и арбитражных судов".51
Среди сторонников признания за актами Конституционный Суд РФ значения источников права также нет единства. Одни полагают, что акты Конституционного Суда являются прецедентами,52 другие – что они ближе к нормативным актам53. При решении этого вопроса необходимо помнить, что прецедент, как источник права, обладает рядом признаков, по наличию или отсутствию которых у судебных актов возможно делать выводы о принадлежности их к прецедентам. Первый признак заключается в том, что в решении по конкретному делу формулируется общий принцип, пригодный для разрешения аналогичных дел. Во-вторых, в качестве способа существования такого принципа (нормы) прецедент признается государством. Такое признание находит свое выражение в доктрине прецедента, в правилах его применения различными судами. И, наконец, в–третьих, как источник права прецедент обладает свойством общеизвестности. Наряду с этим необходимо учитывать различие между обязательностью решения (резолютивной части) и обязательностью принципа, положенного в основание решения. Анализ актов Конституционного Суда с учетом этих положений позволяет сделать вывод о том, что их правовая природа различна.
Однако на обязательность для России решений Суда их неопубликование не влияет. Более того, для России могут оказаться важными и те решения Страсбургского Суда, в которых Россия не являлась даже стороной. Это вытекает из прецедентного характера самих решений. Для России обязательна не только та часть решения, которая определяет права и обязанности участников дела, но и доводы, которыми суд обосновал решение, то есть, собственно говоря, те самые общепризнанные нормы и принципы международного права, которые входят в правовую систему России. А принципы эти могут быть сформулированы и по делам, в которых РФ не принимала участия. Так, в решении по делу Бурдова Европейский Суд сослался на семь своих решений, вынесенных по делам, в которых Россия не участвовала. В частности, Суд указал, что лицо не утрачивает статуса "жертвы" нарушения Конвенции, пока национальные власти не признают, прямо и по сути, факта нарушения Конвенции и не предоставят соответствующую компенсацию. Это правило было установлено в деле "Амюур против Франции" (Amuur v. France) от 25 июня 1996 г., и в Постановлении Большой Палаты Европейского Суда по делу "Далбан против Румынии" (Dalban v. Romaniа), жалоба N 28114/95.
Кроме того, в данном деле Суд подтвердил одну из своих прежних позиций: "Суд вновь напоминает, что пункт 1 Статьи 6 Конвенции закрепляет за каждым право обращаться в суд в случае любого спора о его гражданских правах и обязанностях; таким образом она заключает в себе "право на суд", одним из аспектов которого является право на доступ к правосудию, представляющее собой право возбуждать исковое производство в судах по вопросам гражданско-правового характера. Однако, такое право было бы иллюзорным, если бы правовая система государства-участника Европейской Конвенции допускала, чтобы судебное решение, вступившее в законную силу и обязательное к исполнению, оставалось бы недействующим в отношении одной стороны в ущерб ее интересам. Немыслимо, что пункт 1 Статьи 6 Конвенции, детально описывая процессуальные гарантии сторон - справедливое, публичное и проводимое в разумный срок разбирательство - не предусматривал бы защиты процесса исполнения судебных решений; толкование Статьи 6 Конвенции исключительно в рамках обеспечения лишь права на обращение в суд и порядка судебного разбирательства вероятней всего привело бы к ситуациям,
несовместимым с принципом верховенства права, который государства-участники Европейской Конвенции обязались соблюдать, подписав Конвенцию. Исполнение судебного решения, принятого любым судом, должно, таким образом, рассматриваться как составляющая "судебного разбирательства" по смыслу Статьи 6 Конвенции (см. Постановление Европейского Суда по делу "Хорнсби против Греции" (Hornsby v. Greece) от 19 марта 1997 г., Reports of Judgments and Decisions 1997-II, p.510, 40)."43
На это же дело (Хорнсби против Греции), а точнее, на принцип, сформулированный в этом деле, о том, что "право на суд", стало бы иллюзорным, если бы правовая система государства позволяла, чтобы окончательное обязательное судебное решение оставалось неисполненным, поскольку исполнение решения, вынесенного любым судом, должно рассматриваться как неотъемлемая часть права на судебную защиту в смысле статьи 6 Конвенции, сослался Конституционный Суд РФ в мотивировочной части постановления от 15.01 2002 № 1-П "По делу о проверке конституционности отдельных положений статьи 64 Федерального закона "Об основных гарантиях избирательных прав и права на участие в референдуме граждан Российской Федерации" и статьи 92 Федерального закона "О выборах депутатов Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации" в связи с жалобой гражданина А.М. Траспова"44.
Вышеизложенное дает, на наш взгляд, все основания считать, что нормы и принципы, зафиксированные в актах Европейского Суда, причем не только в итоговых решениях, но и в решениях о приемлемости, являются в настоящее время составной частью российского права. А это, в свою очередь, позволяет утверждать, что прецедент является источником права в России. Причем юридическая сила норм, зафиксированных в решениях Европейского Суда сравнима с юридической силой норм Конституции РФ. Необходимо учитывать и тот факт, что изменение принципов, положенных Судом в основание своих решений, безусловно, составляет прерогативу самого Суда, в пределах России не существует органа, который мог бы пересмотреть или отменить их. В некоторой степени это обстоятельство придает прецедентам Европейского Суда надконституционный характер. Учитывая это, целесообразным представляется введение в систему профессиональной подготовки юристов курса, ориентированного на изучение прецедентов Европейского Суда и приемов работы с ними, поскольку, безусловно, практика разрешения дел на основе прецедентов отличается от практики применения норм статутного права. Более того, вероятно, следует законодательно урегулировать вопрос об опубликовании хотя бы тех решений Европейского Суда, в которых РФ выступает стороной. В уже упоминавшемся решении по жалобе Л. В. Бердзенишвили Суд счел жалобу неприемлемой на том основании, что шестимесячный срок, предусмотренный для подачи жалобы ст. 14 Конвенции и исчисляемый с момента исчерпания всех внутренних средств правовой защиты, был пропущен заявителем, который после того, как приговор в отношении него был оставлен Верховным Судом РФ без изменения, обратился в Президиум Верховного Суда с просьбой принести протест о пересмотре дела в порядке надзора и получил отказ. В данном деле Суд счел, что "окончательным" решением по делу, исчерпавшим эффективные средства защиты, является решение суда кассационной инстанции, поскольку в соответствии с прежними решениями Суда, в том числе и с решением по делу Тумилович против Российской Федерации, надзорная жалоба схожа с жалобой о пересмотре дела и другими подобными средствами правовой защиты, которые обычно не должны приниматься во внимание в качестве средства правовой защиты в смысле п. 1 ст. 35 Конвенции. В решении Суда не приводится иных оснований неприемлемости жалобы, кроме пропуска срока. Таким образом, можно констатировать, что причиной неудачи заявителя в данном случае явилось незнакомство его или его представителя с позицией Суда в отношении "исчерпания внутренних правовых средств защиты", сформулированный в значительном числе дел.
Следующий уровень в массиве судебной практики занимают акты Конституционного Суда Российской Федерации, что определяется тем особым положением, которое занимает сам Суд в системе органов государства в соответствии с Конституцией РФ и Федеральным конституционным законом "О Конституционном Суде Российской Федерации" от 21.07. 1994 г.45 По словам Б.С. Эбзеева, "с институциональной точки зрения Конституционный Суд – один из высших государственных органов, независимо и самостоятельно существующий и действующий наряду со всеми высшими органами государственной власти РФ. С позиций функциональной характеристики Конституционный Суд представляет собой судебный орган, осуществляющий свою деятельность в форме конституционного судопроизводства и именно этот аспект, если его соотнести с практикой организации государственной власти и законодательным определением природы Конституционного Суда, сегодня является преобладающим".46
Вышесказанное определяет особую роль его актов. Виды, основания и порядок принятия и реализации, а также требования, предъявляемые к решениям Конституционного Суда, их форма и содержание определяются ст. ст. 71-75 ФКЗ "О Конституционном Суде Российской Федерации". В ходе осуществления конституционного правосудия Конституционный Суд принимает такие документы, как постановление, заключение, определение и решение по организационным вопросам. Из числа этих документов особый интерес в контексте нашего исследования представляют итоговые решения, в которых содержится ответ по существу вопроса, содержащегося в обращении заявителя: о конституционности нормативного акта или международного договора; о наличии или отсутствии у государственного органа оспариваемого полномочия; о содержании нормы Конституции, нуждающейся в толковании и прочее. Такое итоговое решение именуется постановлением и может быть принято только в заседании и только по вопросу, принятому к рассмотрению. Постановления выносятся от имени Российской Федерации. Заключением, в отличие от постановления выносимым не от имени Российской Федерации, называется итоговое решение по существу запроса о соблюдении установленного порядка выдвижения обвинения в государственной измене или совершении иного тяжкого преступления Президента Российской Федерации.
И постановления, и заключения выносятся в виде отдельных документов с указанием мотивов их принятия.
Не меньший интерес представляют и выносимые в ходе конституционного судопроизводства промежуточные решения, именуемые определениями. Они могут приниматься как по материально-правовым вопросам (например, об отказе в принятии обращения к рассмотрению ввиду его неподведомственности Конституционному Суду или о несоответствии обращения требованиям закона и т.д.), так и по процессуальным – о вызове свидетеля, о соединении дел в одном производстве и прочее.
Вопрос о природе актов конституционного контроля является дискуссионным. В основном, можно выделить две позиции, занимаемые различными авторами: одни признают значение постановлений Конституционного Суда как источника права, другие –нет.
Одним из наиболее последовательных сторонников второй точки зрения является В.С. Нерсесянц, который полагает, что отмена акта, признанного неконституционным, есть следствие прямого действия соответствующих положений Конституции, а не решения Конституционного Суда. Решение Конституционного Суда служит лишь необходимым основанием отмены (юридическим фактом), с которым действующее законодательство связывает утрату нормативным актом юридической силы.47 На объективный характер неконституционности актов, признанных таковыми Конституционным Судом указывает и О.Ю. Котов.48 По его мнению, Конституционный Суд лишь подтверждает или отрицает существование неконституционности. Однако практика самого Суда свидетельствует об ином. Так, в Постановлении от 27 января 2004 года № 1-П "По делу о проверке конституционности отдельных положений пункта 2 части первой статьи 27, частей первой, второй и четвертой статьи 251, частей второй и третьей статьи 253 Гражданского процессуального кодекса РФ в связи с запросом Правительства РФ" Суд
воздержался от признания несоответствующими Конституции РФ указанных норм по форме нормативного акта. То есть, фактически указав на нарушение требования Конституции об установлении полномочий судов федеральным конституционным законом, Суд, тем не менее, посчитал, что признание этих и других положений ГПК РФ, касающихся полномочий судов общей юрисдикции, приведет к существенному ограничению деятельности судов по осуществлению правосудия, что противоречило бы целям конституционного судопроизводства.49 Но если неконституционность существует объективно, Суд не может "воздержаться" от установления этого факта.
Указывая, что формально решения Суда имеют силу только для дел, по которым они вынесены, Б.С. Эбзеев отмечает, что в силу специфики компетенции Суда и его положения в системе органов государства фактически они являются обязательными для всех органов власти, а также предприятий, организаций, должностных лиц, граждан и их объединений на всей территории РФ; "… в действительности эти решения являются источником права".50 Такой же точки зрения, фактически, придерживается и сам Суд. В постановлении от 16 июня 1998 г. N 19-П "По делу о толковании отдельных положений статей 125, 126 и 127 Конституции Российской Федерации" указывается, что "решения Конституционного Суда Российской Федерации, в результате которых неконституционные нормативные акты утрачивают юридическую силу, имеют такую же сферу действия во времени, пространстве и по кругу лиц, как решения нормотворческого органа, и, следовательно, такое же, как соответствующие нормативные акты, общее значение, не присущее правоприменительным по своей природе актам судов общей юрисдикции и арбитражных судов".51
Среди сторонников признания за актами Конституционный Суд РФ значения источников права также нет единства. Одни полагают, что акты Конституционного Суда являются прецедентами,52 другие – что они ближе к нормативным актам53. При решении этого вопроса необходимо помнить, что прецедент, как источник права, обладает рядом признаков, по наличию или отсутствию которых у судебных актов возможно делать выводы о принадлежности их к прецедентам. Первый признак заключается в том, что в решении по конкретному делу формулируется общий принцип, пригодный для разрешения аналогичных дел. Во-вторых, в качестве способа существования такого принципа (нормы) прецедент признается государством. Такое признание находит свое выражение в доктрине прецедента, в правилах его применения различными судами. И, наконец, в–третьих, как источник права прецедент обладает свойством общеизвестности. Наряду с этим необходимо учитывать различие между обязательностью решения (резолютивной части) и обязательностью принципа, положенного в основание решения. Анализ актов Конституционного Суда с учетом этих положений позволяет сделать вывод о том, что их правовая природа различна.