Файл: 2009 в книге директора по стратегиям и аналитике гк никколо м.pdf
ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 10.01.2024
Просмотров: 213
Скачиваний: 1
ВНИМАНИЕ! Если данный файл нарушает Ваши авторские права, то обязательно сообщите нам.
полагать, что и в тех случаях, когда уклонисты толковали о «несогласии с предложенными ответами», их нежелание участвовать в опросе имело, как правило, не методологические причины. Если человек отказывается и оценить предложенные позиции, и сформулировать собственную, то дело не в форму- лировках, а в нежелании выбирать и самоопределяться.
Готовность откликнуться на вопрос типа «С кем вы, мастера культуры?»
не в последнюю очередь зависит от отношения опрашиваемых к тому, кто воп- рошает. В целом ряде случаев нежелание участвовать в опросе — у кого-то преодоленное, а у кого непреодолимое — было обусловлено реакцией на иде- ологический бренд «Либеральная миссия». И без того догадываясь, что любая миссия кому бренд, кому жупел, мы совсем не афишировали наш мандат.
Довольно часто получившие приглашение участвовать в опросе представи- тели целевых групп объясняли свои колебания или отказ не зависящими от них объективными обстоятельствами. Так, многие чиновники ссылались на существование прямого запрета государственным должностным лицам участвовать в опросах общественного мнения. О подобных запретах, включа- емых даже в контракт, приходилось слышать и от менеджеров крупных ком- паний. Впрочем, и без ссылок на формальный запрет люди убежденно говори- ли о неприятностях, которыми для них обернется участие в социологическом исследовании. Обоснованность таких опасений можно оспаривать,
но их распространенность является социологическим фактом: не менее чем трое из каждых четырех респондентов настаивали на полной анонимности,
требуя исключить упоминания не только собственного имени, но и организа- ции/компании, а некоторые — даже региона! Вполне ли мы понимаем значе- ние этого факта? Столь сильную и почти всеобщую озабоченность сохранени- ем анонимности иначе как пугливостью не назовешь. Пугливость российской
элиты если и не судьба ее, то уж точно фундаментальная социальная харак-
теристика, определяющая слабость ее мнения и общественной роли.
Только что нарисованная картина узнаваема, в целом верна, и все же она не вполне выражает сущность рассматриваемого социального явления. Более того, если позволить себе увлечься этой картиной, то описание, пожалуй, по- лучится в значительной степени искаженным. Опыт многочисленных комму- никаций, анализ конкретных, причем наиболее чувствительных, отказов, ког- да отказывали люди, обладавшие гарантированным выходом и влиянием на важные для нас аудитории, заставляет снова задуматься. Нет, не всегда страх сквозил в их лицах и голосе — наоборот, ссылки на режимные обстоя- тельства зачастую были больше похожи на отговорки.
Тут было другое: устойчивое нежелание участвовать не в своем деле, пусть не коммерческом, а исследовательском, научном, общественном, и все же чу- жом предприятии, предполагающем чей-то интерес и успех. Мысль же о том,
что можно безвозмездно поучаствовать в реализации чужого интереса и пос-
65
?????????? ? ??????
Готовность откликнуться на вопрос типа «С кем вы, мастера культуры?»
не в последнюю очередь зависит от отношения опрашиваемых к тому, кто воп- рошает. В целом ряде случаев нежелание участвовать в опросе — у кого-то преодоленное, а у кого непреодолимое — было обусловлено реакцией на иде- ологический бренд «Либеральная миссия». И без того догадываясь, что любая миссия кому бренд, кому жупел, мы совсем не афишировали наш мандат.
Довольно часто получившие приглашение участвовать в опросе представи- тели целевых групп объясняли свои колебания или отказ не зависящими от них объективными обстоятельствами. Так, многие чиновники ссылались на существование прямого запрета государственным должностным лицам участвовать в опросах общественного мнения. О подобных запретах, включа- емых даже в контракт, приходилось слышать и от менеджеров крупных ком- паний. Впрочем, и без ссылок на формальный запрет люди убежденно говори- ли о неприятностях, которыми для них обернется участие в социологическом исследовании. Обоснованность таких опасений можно оспаривать,
но их распространенность является социологическим фактом: не менее чем трое из каждых четырех респондентов настаивали на полной анонимности,
требуя исключить упоминания не только собственного имени, но и организа- ции/компании, а некоторые — даже региона! Вполне ли мы понимаем значе- ние этого факта? Столь сильную и почти всеобщую озабоченность сохранени- ем анонимности иначе как пугливостью не назовешь. Пугливость российской
элиты если и не судьба ее, то уж точно фундаментальная социальная харак-
теристика, определяющая слабость ее мнения и общественной роли.
Только что нарисованная картина узнаваема, в целом верна, и все же она не вполне выражает сущность рассматриваемого социального явления. Более того, если позволить себе увлечься этой картиной, то описание, пожалуй, по- лучится в значительной степени искаженным. Опыт многочисленных комму- никаций, анализ конкретных, причем наиболее чувствительных, отказов, ког- да отказывали люди, обладавшие гарантированным выходом и влиянием на важные для нас аудитории, заставляет снова задуматься. Нет, не всегда страх сквозил в их лицах и голосе — наоборот, ссылки на режимные обстоя- тельства зачастую были больше похожи на отговорки.
Тут было другое: устойчивое нежелание участвовать не в своем деле, пусть не коммерческом, а исследовательском, научном, общественном, и все же чу- жом предприятии, предполагающем чей-то интерес и успех. Мысль же о том,
что можно безвозмездно поучаствовать в реализации чужого интереса и пос-
65
?????????? ? ??????
пособствовать чужому успеху, вызывает у абсолютного большинства «лучших людей» неприятие, грозящее перейти в возмущение. Толковать тут об общест- венном интересе — значит сделать возмущение неизбежным: грубая «развод- ка для лохов». Даже если исследователь элиты сам сойдет за «полного лоха»,
это не гарантирует ему ни сочувствия, ни результата. Чудаки бывают всякие,
умному же человеку не пристало тратить время на занятие, которое не прино- сит выгоды или хотя бы удовольствия.
Кажется, мы нащупали главный фактор — ментальную основу большей части сомнений, уклонений, торга и отказов по вопросам участия в социоло- гическом опросе. Теперь следует завершить наше описание в категориальном определении. Еще в первой половине 1990-х И.М. Клямкин и Б.Г. Капустин прослеживали эволюцию (и сосуществование) потребительски-приватного индивидуализма советского человека в последовательный индивидуализм
«свободного» россиянина. Эту эволюцию, по точному определению назван- ных авторов, определяло «резкое усиление потребительских акцентов при столь же резком освобождении от уравнительных»
19
. В нижних стратах ново- го российского социума такой образ мысли и деятельности предстает, как формулировал Г.Г. Дилигенский, «адаптационным индивидуализмом слабого человека»
20
. А как с теми, кто пожинает и защищает от конкурентов плоды своей успешной адаптации? Их индивидуализм бронзовеет в победительном потребительстве: обрастает набором правил, приличий и понятий, оконча- тельно становясь легитимным и доминирующим поведенческим этосом. Пот-
ребительский индивидуализм, культивирующий свободу реализации
собственного интереса, которая ограничена не правом, а силой других лю-
дей или обстоятельств, — вот модус вивенди, норма мысли и жизни успеш-
ных людей новой России.
Сущностным проявлением потребительского индивидуализма новой рус- ской элиты выступает ее выраженный, порой демонстративный социальный
цинизм. В кросскультурной психологии вслед за М. Бондом и К. Леунгом под социальным цинизмом принято понимать культурный комплекс, отражаю- щий предполагаемую ненависть и зловредность социальной системы по отно- шению к своим членам. «По мнению членов культур с высоким уровнем "со- циального цинизма", социум приносит людям только беды. Они уверены в том, что окружены враждебными, эгоистичными и властными индивидами,
группами и институтами, притесняющими и подавляющими их»
21
. Подпиты-
66
?????????? ????? ????????: ?????? ?? ????? ????
_________________________________
19
Капустин Б.Г., Клямкин И.М. Либеральные ценности в сознании россиян // Полис. 1994. № 1. С. 74.
20
Дилигенский Г.Г. К проблеме социального актора в России // Куда идет Россия? Власть, общест- во, личность / под общ. ред. Т.И. Заславской. М.: Моск. высшая школа социал. и эконом. наук,
2000. С. 412.
21
Лебедева Н.М., Татарко А.Н. Ценности культуры и развитие общества. М.: Изд. дом ГУ—ВШЭ,
2007. С. 91.
это не гарантирует ему ни сочувствия, ни результата. Чудаки бывают всякие,
умному же человеку не пристало тратить время на занятие, которое не прино- сит выгоды или хотя бы удовольствия.
Кажется, мы нащупали главный фактор — ментальную основу большей части сомнений, уклонений, торга и отказов по вопросам участия в социоло- гическом опросе. Теперь следует завершить наше описание в категориальном определении. Еще в первой половине 1990-х И.М. Клямкин и Б.Г. Капустин прослеживали эволюцию (и сосуществование) потребительски-приватного индивидуализма советского человека в последовательный индивидуализм
«свободного» россиянина. Эту эволюцию, по точному определению назван- ных авторов, определяло «резкое усиление потребительских акцентов при столь же резком освобождении от уравнительных»
19
. В нижних стратах ново- го российского социума такой образ мысли и деятельности предстает, как формулировал Г.Г. Дилигенский, «адаптационным индивидуализмом слабого человека»
20
. А как с теми, кто пожинает и защищает от конкурентов плоды своей успешной адаптации? Их индивидуализм бронзовеет в победительном потребительстве: обрастает набором правил, приличий и понятий, оконча- тельно становясь легитимным и доминирующим поведенческим этосом. Пот-
ребительский индивидуализм, культивирующий свободу реализации
собственного интереса, которая ограничена не правом, а силой других лю-
дей или обстоятельств, — вот модус вивенди, норма мысли и жизни успеш-
ных людей новой России.
Сущностным проявлением потребительского индивидуализма новой рус- ской элиты выступает ее выраженный, порой демонстративный социальный
цинизм. В кросскультурной психологии вслед за М. Бондом и К. Леунгом под социальным цинизмом принято понимать культурный комплекс, отражаю- щий предполагаемую ненависть и зловредность социальной системы по отно- шению к своим членам. «По мнению членов культур с высоким уровнем "со- циального цинизма", социум приносит людям только беды. Они уверены в том, что окружены враждебными, эгоистичными и властными индивидами,
группами и институтами, притесняющими и подавляющими их»
21
. Подпиты-
66
?????????? ????? ????????: ?????? ?? ????? ????
_________________________________
19
Капустин Б.Г., Клямкин И.М. Либеральные ценности в сознании россиян // Полис. 1994. № 1. С. 74.
20
Дилигенский Г.Г. К проблеме социального актора в России // Куда идет Россия? Власть, общест- во, личность / под общ. ред. Т.И. Заславской. М.: Моск. высшая школа социал. и эконом. наук,
2000. С. 412.
21
Лебедева Н.М., Татарко А.Н. Ценности культуры и развитие общества. М.: Изд. дом ГУ—ВШЭ,
2007. С. 91.
ваемый многими обстоятельствами новейшей российской истории и глубоко укоренившийся в сознании россиян социальный цинизм как раз и обусловил ту «нелиберальность» постсоветского потребительского индивидуализма, ко- торую отметили И.М. Клямкин и Б.Г. Капустин. В 1994 году они писали:
«Этот тип сознания и его эволюция чрезвычайно важны... Одно дело, если он будет эволюционировать в направлении либерализма, хотя никто не может сегодня сказать, способны ли его носители выбрать подобный маршрут.
И совсем другое дело, если он будет развиваться, как говорится, на своей собственной основе. Тогда мы обречены на десятилетия криминального бес- предела»
22
Полтора десятилетия уже прошло. В этой книге мы еще будем разбирать- ся с признаками и возможностями либеральной эволюции нелиберального,
социально циничного, потребительского индивидуализма людей, составляю- щих сегодняшнюю российскую элиту. Но сначала разглядим ту самую осно- ву, на которой такой тип сознания развивается (а в том, что он развивался и развивается на своей собственной основе, сомнений уже нет). Наслед-
ственная пугливость наших «лучших людей» и рассчитанный на нее стиль
верховной власти лишь усугубляют социальный цинизм российской элиты,
однако основой его расширенного воспроизводства является сам дух, main
stream сегодняшней российской действительности. Этот дух и main stream можно выразить словами определения Верховного суда США, который в
XIX веке истолковал «стремление к счастью» как «свободу накопления собственности». Только наши устремления к счастью-собственности реали- зуются в существенно ином социальном контексте: при слабой обществен- ной связности, при хилости низового — местного, общинного, кооператив- ного — взаимодействия, при неразвитых и неразвивающихся публичных институтах.
Применяясь к социальным и политическим реалиям, стремящиеся к лично- му благополучию россияне избегают общественной активности. Большинство успешных людей в России полагают целесообразным как можно меньше «за- морачиваться» по поводу не касающихся их лично общественных вопросов.
Это хорошо видно и на материалах нашего исследования. В анкете, например,
были два открытых вопроса о событиях общественной жизни: какое из них произвело на респондента самое хорошее впечатление и какое — самое пло- хое. Так вот, из 1003 элитных респондентов лишь немногим более 500 захоте- ли и смогли назвать то или иное общественное событие, причем 112 из них от- метили российские достижения в области спорта, а 32 человека и вовсе пове- дали об обстоятельствах личной жизни.
67
?????????? ? ??????
_________________________________
22
Капустин Б.Г., Клямкин И.М. Либеральные ценности в сознании россиян. С. 74.
«Этот тип сознания и его эволюция чрезвычайно важны... Одно дело, если он будет эволюционировать в направлении либерализма, хотя никто не может сегодня сказать, способны ли его носители выбрать подобный маршрут.
И совсем другое дело, если он будет развиваться, как говорится, на своей собственной основе. Тогда мы обречены на десятилетия криминального бес- предела»
22
Полтора десятилетия уже прошло. В этой книге мы еще будем разбирать- ся с признаками и возможностями либеральной эволюции нелиберального,
социально циничного, потребительского индивидуализма людей, составляю- щих сегодняшнюю российскую элиту. Но сначала разглядим ту самую осно- ву, на которой такой тип сознания развивается (а в том, что он развивался и развивается на своей собственной основе, сомнений уже нет). Наслед-
ственная пугливость наших «лучших людей» и рассчитанный на нее стиль
верховной власти лишь усугубляют социальный цинизм российской элиты,
однако основой его расширенного воспроизводства является сам дух, main
stream сегодняшней российской действительности. Этот дух и main stream можно выразить словами определения Верховного суда США, который в
XIX веке истолковал «стремление к счастью» как «свободу накопления собственности». Только наши устремления к счастью-собственности реали- зуются в существенно ином социальном контексте: при слабой обществен- ной связности, при хилости низового — местного, общинного, кооператив- ного — взаимодействия, при неразвитых и неразвивающихся публичных институтах.
Применяясь к социальным и политическим реалиям, стремящиеся к лично- му благополучию россияне избегают общественной активности. Большинство успешных людей в России полагают целесообразным как можно меньше «за- морачиваться» по поводу не касающихся их лично общественных вопросов.
Это хорошо видно и на материалах нашего исследования. В анкете, например,
были два открытых вопроса о событиях общественной жизни: какое из них произвело на респондента самое хорошее впечатление и какое — самое пло- хое. Так вот, из 1003 элитных респондентов лишь немногим более 500 захоте- ли и смогли назвать то или иное общественное событие, причем 112 из них от- метили российские достижения в области спорта, а 32 человека и вовсе пове- дали об обстоятельствах личной жизни.
67
?????????? ? ??????
_________________________________
22
Капустин Б.Г., Клямкин И.М. Либеральные ценности в сознании россиян. С. 74.
Пора, пожалуй, задать себе вопрос: ну и что? Что с того, что потребительс- кий индивидуализм определяет мышление и поведение российских элитных групп? Не коммунизм ведь строим! В эпоху массового производства массовое потребление есть фактор экономического роста. А разве фактор экономичес- кого роста может быть порочным? Поэтому «потребительство» совсем не по- рок, но универсальный язык, искусство жить, сам вкус жизни и все такое про- чее, культивируемое и тиражируемое всепроникающей рекламой. Индивидуа- лизм же и вовсе святой источник модерна, одно из имен духа капитализма,
разгаданное и запечатленное в многотомной социальной теории. Получается,
недавно обретенный потребительский индивидуализм нам нужно не хулить,
а холить. Есть, конечно, и отдельные недостатки, связанные с объективными трудностями, но за ними нужно уметь видеть перспективу. Перспектива же се- годня такова: обеспечивайте экономический рост, остальное приложится.
Столь востребованному у нас «прагматизму» можно найти респектабель- ное научное обоснование. Хорошим обоснованием, совмещающим эмпири- ческую фактуру с теоретическим обобщением, являются, например, работы
Р. Инглхарта, опирающиеся на массив данных WVS. Инглхарт, который вслед за К. Марксом, похоже, видит смысл истории в последовательном изживании социальных структур подавления и отчуждения человеческой индивидуаль- ности, говорит о двух фундаментальных культурных сдвигах. На этапе индуст- риализации вместе с неподвижно-устойчивой аграрной экономикой уходят в прошлое связанные с нею традиции: неприятие социальной мобильности,
наследуемый статус, обязательства перед общиной, подкрепляемые абсолют- ными религиозными нормами. Их сменило мироотношение, поощрявшее эко- номические достижения, индивидуализм и инновации, — при социальных нормах, все более становившихся светскими. Однако иерархические органи- зации современного общества — бюрократическое государство, олигархичес- кая политическая партия, сборочная линия массового производства, профсо- юз старого образца и иерархическая корпорация — также приблизились к пределам своей функциональной эффективности. Не рассматривая специ- ально структурные инновации, Р. Инглхарт сосредотачивает внимание на оче- редной смене ценностей, которая, по его свидетельству, происходит «в пере- довых индустриальных обществах». В результате беспрецедентного экономи- ческого подъема и обеспечения массового благополучия в развитых странах
«материалистические» приоритеты экономической и физической безопаснос- ти начинают уступать место «постматериальным» приоритетам индивидуаль- ного самовыражения и качества жизни.
Следуя Инглхарту, в современном мире можно выделить не то чтобы три типа обществ, но три стадии их развития: а) доиндустриальные традиционали- стские общества, озабоченные экономическим и демографическим выживани- ем; б) общества, проходящие тот или иной этап модернизации и сосредото-
68
?????????? ????? ????????: ?????? ?? ????? ????
ченные на экономическом росте; в) общества постмодерна, в которых «нормы индустриального общества, с их нацеленностью на дисциплину, самоотверже- ние и достижения, уступают место все более широкой свободе индивидуаль- ного выбора жизненных стилей и индивидуального самовыражения»
23
. Сдвиг к ценностям постмодерна сопряжен с ростом политического участия, терпи- мости и доверия между индивидами, значимости для них постматериальных ценностей и субъективного благополучия. То есть Инглхарт сообщает хоро- шую новость развивающимся странам: по мере экономического развития у них, как это уже произошло в передовых обществах, будет формироваться новая элита — поколение «постмодернистов», которое исповедует ценности индивидуального самовыражения и социально-экологического активизма.
Эта идеология «новых людей» вызывает, по правде сказать, больше сом- нений, чем энтузиазма. Прежде всего, мне решительно непонятно, чему тут,
собственно, можно радоваться. С одной стороны, Р. Инглхарт признает, что ценности постмодерна формируются в условиях массового благополучия,
обеспеченного в развитых индустриальных обществах, и в случае экономи- ческого упадка они могут захиреть вместе с всеобщим благосостоянием.
С другой стороны, он же указывает, что сдвиг от ценностей модерна к цен- ностям постмодерна ведет к постепенному разрушению многих из ключевых институтов индустриального общества. В таком случае хорошо бы понимать,
чем будут обеспечиваться экономическая эффективность и социальное бла- госостояние, к которым постмодернисты привыкли с детства так, что уже не воспринимают их как главные ценности. По Инглхарту, многое пора ме- нять: и государство, и корпорации, и полную гетеросексуальную семью.
Но чем их следует заменить? И все ли такие замены поведут к новому подъе- му, а не к новому упадку?
По этим вопросам ясности нет никакой. Более того, многое в аргументации
Р. Инглхарта настораживает. Например, кризис института семьи он объясня- ет, в частности, тем, что воспитание детей во многом взяло на себя общест- во — общество, заметим, индустриальное, то есть то самое государство всеоб- щего благосостояния, бюрократическая организация которого исчерпала себя.
Так, может быть, не стоит торопиться хоронить сразу все худо-бедно работа- ющие институты? Впрочем, автор теории культурных сдвигов толкует не столько об институтах, сколько о динамике ценностей. Посмотрим, что же представляют собой вожделенные ценности постмодерна.
В условиях безопасности, при восприятии перспективы выживания как га- рантированной формируется система ценностей, для которой, согласно клас- сификации Инглхарта, характерны высшая приоритетность качества жизни
69
?????????? ? ??????
_________________________________
23
Инглхарт Р. Постмодерн: меняющиеся ценности и изменяющиеся общества. (Статья, опублико- ванная в журнале «Полис», доступна по адресу http://www.sociology.mephi.ru/docs/polit/html/ingl.htm).
23
. Сдвиг к ценностям постмодерна сопряжен с ростом политического участия, терпи- мости и доверия между индивидами, значимости для них постматериальных ценностей и субъективного благополучия. То есть Инглхарт сообщает хоро- шую новость развивающимся странам: по мере экономического развития у них, как это уже произошло в передовых обществах, будет формироваться новая элита — поколение «постмодернистов», которое исповедует ценности индивидуального самовыражения и социально-экологического активизма.
Эта идеология «новых людей» вызывает, по правде сказать, больше сом- нений, чем энтузиазма. Прежде всего, мне решительно непонятно, чему тут,
собственно, можно радоваться. С одной стороны, Р. Инглхарт признает, что ценности постмодерна формируются в условиях массового благополучия,
обеспеченного в развитых индустриальных обществах, и в случае экономи- ческого упадка они могут захиреть вместе с всеобщим благосостоянием.
С другой стороны, он же указывает, что сдвиг от ценностей модерна к цен- ностям постмодерна ведет к постепенному разрушению многих из ключевых институтов индустриального общества. В таком случае хорошо бы понимать,
чем будут обеспечиваться экономическая эффективность и социальное бла- госостояние, к которым постмодернисты привыкли с детства так, что уже не воспринимают их как главные ценности. По Инглхарту, многое пора ме- нять: и государство, и корпорации, и полную гетеросексуальную семью.
Но чем их следует заменить? И все ли такие замены поведут к новому подъе- му, а не к новому упадку?
По этим вопросам ясности нет никакой. Более того, многое в аргументации
Р. Инглхарта настораживает. Например, кризис института семьи он объясня- ет, в частности, тем, что воспитание детей во многом взяло на себя общест- во — общество, заметим, индустриальное, то есть то самое государство всеоб- щего благосостояния, бюрократическая организация которого исчерпала себя.
Так, может быть, не стоит торопиться хоронить сразу все худо-бедно работа- ющие институты? Впрочем, автор теории культурных сдвигов толкует не столько об институтах, сколько о динамике ценностей. Посмотрим, что же представляют собой вожделенные ценности постмодерна.
В условиях безопасности, при восприятии перспективы выживания как га- рантированной формируется система ценностей, для которой, согласно клас- сификации Инглхарта, характерны высшая приоритетность качества жизни
69
?????????? ? ??????
_________________________________
23
Инглхарт Р. Постмодерн: меняющиеся ценности и изменяющиеся общества. (Статья, опублико- ванная в журнале «Полис», доступна по адресу http://www.sociology.mephi.ru/docs/polit/html/ingl.htm).