Файл: dementev_v_v_teoriya_rechevyh_zhanrov.pdf

для многих же лингвистов далеко не очевидно, почему определения лингвистических явлений через посредство примитивов «лучше», чем традиционные лингвистические и филологические определе- ния. Попробуйте-ка перевести на примитивы «Войну и мир», или объяснить специфику английской фонетики (например, межзубных согласных) неангличанам, или, например, объяснить таким образом «любому папуасу», чем отличается вкус кари от вкуса чили.

Из того, что все знания о русском языке есть в сознании его носи- телей и в письменных и устных текстах, порождаемых ими, а кроме того, содержатся в чрезвычайно ярком, по-своему систематизирован- ном (хотя и «кривом») виде в юмористиче ских текст ах, исходит В. З. Санников, автор книги «Русский язык в зеркале языко- вой игры» — интересной, оригинальной, но главное — уточняющей целый ряд существующих лингвистических знаний и представлений. В книге В. З. Санникова, как и в нашем исследовании, «лингвисти- чески содержательные выводы» извлекаются из яркого, эстетически значимого (а следовательно, уже содержащего результаты проделан- ной мыслительной работы) материала: «Языковая игра — это уже проведенный (и успешный!) лингвистический эксперимент (пусть проводился он с другими целями — для усиления выразительности речи, для создания комического эффекта и т. д.). Лингвисту остается дать этому чужому эксперименту лингвистическую интерпретацию»

[Санников 1999: 36].

Автор подчеркивает: «Свою задачу мы видели в том, чтобы бо- гатый собранный материал, снабженный подробными указателями, сделать доступным для широкого круга специалистов по самым разным областям лингвистики. Следует подчеркнуть, что языковая игра, этот ненаправленный, “случайный” эксперимент, позволяет ис- кать (и иногда находить) там, где экспериментатор-лингвист иногда не догадался бы искать» [Там же].

Как видим, задачи, которые ставил перед собой В. З. Санников, близки к нашим, хотя ученый не искал в своем материале информа- цию о речевых жанрах (к сожалению, в обсуждаемой книге нет ни одного такого соображения), а материалом служила только языковая игра — что на первый взгляд несколько ýже нашей работы. Однако и для такого материала автор признает в обозримом будущем беспер- спективность попыток дать исчерпывающее осмысление: «Полное описание затрагиваемых лингвистических вопросов (с указанием

хотя бы основных существующих по этим вопросам точек зрения) вылилось бы в многотомную лингвистическую энциклопедию» [Там же: 37].

Всовременнойлингвистикеможносчитатьдоказанной частич - ную правомерность использования художественного материала для изучения разговорной речи: стали фактически общепризнанными представления о ее стилизации и типизации в художе- ственном диалоге [Кожевникова 1970; Полищук, Сиротинина 1979; Сиротинина 1995].

Вто же время, по мнению некоторых лингвистов, именно при из- учении РЖ художественный материал имеет преимущества: «многие содержательные типы высказываний ... используются в достаточно интимных ситуациях общения, что по вполне понятным этическим причинам ограничивает возможности их наблюдения и фиксации.

Ив то же время подобные высказывания получают весьма частое от- ражение в художественных текстах. Художественные тексты вряд ли могли бы служить надежной основой для наблюдений над лексически- ми или грамматическими чертами русской разговорной речи, однако жанровые особенности этой речи, на наш взгляд, получают в них до- статочно адекватное отражение» [Федосюк 1997b: 67].

Отметим,чтонамнепредставляетсяубедительнойидеяМ.Ю.Фе- досюка, что по мере повышения уровня языковой / речевой единицы художественный диалог становится все более надежным материалом исследования (в случае речевых жанров — настолько же, как записи разговорной речи). Мы очень далеки от того, чтобы считать материал, содержащийся в ЖРС, в такой же степени надежным, как оригиналь- ный (если только таковой когда-нибудь будет собран), — естественно, еще более далеки от того, чтобы считать ЖРС единственным источни- ком материала при изучении РЖ. Точка зрения М. Ю. Федосюка, как представляется, верна в том отношении, что по мере продвижения от низших уровней языковых / речевых единиц к высшим художествен-

ный материал становится вс е более необходимым из-за того, что достоверного оригинального становится все меньше. «Поле- вые» исследователи устной речи — литературной, просторечной, диа- лектной — знают, что, для того чтобы получить практически полное представление о фонемном составе языка / его варианта, достаточно нескольких страниц расшифрованных записей; всех формообразую- щих морфем — нескольких десятков страниц; словообразующих —

нескольких сотен; базовых синтаксических конструкций — около тысячи. Чтобы представить весь лексикон, может быть недостаточно и нескольких тысяч страниц, и все же в конечном счете это представ- ляется разрешимой задачей. Но собрать записи всех текстовых раз- новидностей речи, т. е. РЖ, в принципе невозможно — по крайней мере, при современном уровне развития техники, а также, так сказать, современном состоянии морально-этических устоев.

Кроме собственно жанроведческих (и даже непосредственно ре- чеведческих) исследований, здесь нельзя не сказать и о таких цен- ных лингвистических и энциклопедических изданиях, как «Новый объяснительный словарь синонимов русского языка» (2004; под ред. Ю. Д. Апресяна), целый ряд статей которого (Ю. Д. Апресяна, Е. Э. Бабаевой, М. Я. Гловинской, Т. В. Крыловой, А. В. Птенцовой, А. В. Санникова, Е. В. Урысон) посвящены толкованию существи- тельных, фактически являющихся именами речевых жанров: беседа,

брань, брюзжание, ворчание, высмеивание, дерзость, доказатель- ство, жалоба, извинение, капризничание, ликование, молва, молчание, мольба, негодование, оправдание, осуждение, порицание, похвальба, предсказание, придирки, пророчество, просьба, прощение, разреше- ние, раскаяние, рекомендация, ругань, рыдание, слухи, совет, убеж- дение, уверение, угроза, укор, упрек, ябедничество и др.; «Антология концептов» (2005–2007, в 5 т., под ред. В. И. Карасика и И. А. Стерни- на), где ряд статей посвящены коммуникативным концептам

(брань, встреча, застолье, конфликт, критика, обвинение, оскорбле- ние, порицание, приветствие, прощание, расставание, спор) (следу-

ет отметить, что авторы большинства статей в «Антология концеп- тов» ранее защитили кандидатские диссертации на соответствующие темы), а также «Константы: словарь русской культуры» Ю. С. Степа- нова (1997), «Язык и культура» Е. М. Верещагина и В. Г. Костомарова

(2005).

Мы попытались составить очень приблизительный, не претенду- ющий на полноту список конкретных речевых жанров (групп речевых жанров), становившихся объектом специальных исследований.

Здесь необходимо дать несколько существенных пояснений. Во-первых, в список не включены жанры, которые, не будучи объ-

ектом специальных исследований, лишь упоминаются в каких-либо работах — прежде всего жанровых типологиях и других дедуктивно-

теоретических построениях (например, в концепциях М. В. Панова, Н. Д. Арутюновой, Т. В. Шмелевой и др.). Число таких умозрительно выделяемых жанров, естественно, было бы намного больше. Не было специальных исследований (по крайней мере, они нам неизвестны), посвященных, например, многим отдельным жанрам из синони-

мических рядов (внушение, излияние, нагоняй, наказ, напоминание, напутствие, наставление, нотация, окрик, отповедь, отречение, перебранка, пикировка, постановление, посул, поучение, предосте- режение, предписание, предуведомление, примечание, разоблачение, распоряжение, сговор, соглашение, указание, уточнение) и даже та-

ким, например, широко известным (и, что важно, не имеющим близ- ких синонимов) РЖ, как благословение, нравоучение (имеется в виду нравоучение в непосредственном общении, а не нравоучение как ли-

тературный жанр), кляуза, медицинский рецепт, подсказка, препира- тельство, приговор, присяга, проклятье, ультиматум, упрашивание.

Вто же время некоторым речевым жанрам были посвящены целые се- рии исследований, соответственно работ, попадающих в поле нашего зрения (и указанных в списке рядом с соответствующими жанрами), оказывается значительно больше: приводимый список насчитывает около 250 жанров и более 400 исследований.

Во-вторых, далеко не все речевые явления, включенные в список, самиисследователиданныхявленийопределяюткакжанр;болеетого, многие из этих явлений вообще не могут быть определены как жанр

врамках целого ряда речеведческих концепций (а некоторые — даже

вбольшинстве концепций, например просьба — речевой жанр в по- нимании Т. С. Зотеевой — в абсолютном большинстве исследований определяется как речевой акт). Нами не включались явления, которые традиционно рассматривались как речевые акты (вопрос, ответ) и ни

водном известном нам исследовании не определялись как РЖ по Бах- тину.

Осложностях, связанных с решением вопроса: «Х — жанр?», было достаточно сказано в предыдущих главах монографии.

Мывданномслучаеруководствовалисьпринципом,которыйможет быть назван расширительным: включаем некоторое явление в список РЖ, если в рамках какой-то из концепций данное явление может быть охарактеризовано как жанр (либо как «нечто напоминающее жанр»).

Вцелом ряде случаев вопрос решался нами интуитивно-субъективно: мы прислушивались к собственному «чутью языка», решая, нормаль- но ли звучит на естественном языке выражение: «жанр ... Х».

В-третьих, в списке оказались представлены только исследования по жанрам, выполненные на русском языке (иногда — укра- инском). По этой причине не представлена, например, обширная за- рубежная литература по жанрам комплимент и small talk. Впрочем, в списке таких исследований по жанрам, выполненных на русском языке (в том числе — в опубликованных на русском языке перево- дах), оказались и некоторые жанры, отсутствующие в русском языке и культуре, например, англо-американские жанры small talk и job inter- view, австралийский «deadpan jocular irony», немецкие «Musikkritik» и «Тodesanzeige», польские kawał и pogadanka.

В-четвертых, мы не представляем художе ственные рече- вые жанры, которые достаточно полно изучены в литературоведении, теоретической и практической эстетике, критике, начиная с Аристо- теля и его современников. Как и М. М. Бахтин, мы говорим о жан- рах, прежде всего в связи с непосредственной коммуникацией, т. е. о жанрах непосредственной устной речи, и отчасти нехудожественных жанрах письменной речи.

Часть перечисленных здесь исследований посвящены целым группам в каком-либо отношении однородных или близких / смежных жанров, например РЖ «положительного / отрицательного эмоцио- нального воздействия» (М. Ю. Федосюк), этикетных (Ю. В. Казачко- ва, Т. В. Тарасенко, О. Н. Хорешко), жанров деловой речи (Т. В. Ани- симова, О. М. Орлов), фатических (В. В. Дементьев), жанров «жизни города» (М. В. Китайгородская, Н. Н. Розанова), «жанров девичьих альбомов» (С. Б. Борисов) или РЖ англосаксонского властного дис- курса (Т. Н. Астафурова, А. В. Олянич). Однако, пожалуй, больше таких исследований, которые посвящены именно отдельным жанрам вне какой-либо связи с остальными жанрами.

Список речевых жанров, становившихся объектом специальных исследований.

Акт о хищении (Н. Д. Голев), альбом девичий (С. Б. Борисов, С. И. Жаворонок),

анекдот (А. В. Архипова, А. С. Архипова, А. Ф. Белоусов, С. А. Бозрикова, А. Р. Габидуллина, Н. Д. Голев, Л. И. Гришае- ва, В. В. Дементьев, В. Н. Дружинин, И. А. Савченко, В. И. Ка- расик, Е. Курганов, Б. Ю. Норман, К. Ф. Седов, Г. Г. Слышкин, К. Б. Соколов, О. А. Чиркова, Е. Я. Шмелева, А. Д. Шмелев),