Файл: dementev_v_v_teoriya_rechevyh_zhanrov.pdf

ВУЗ: Не указан

Категория: Не указан

Дисциплина: Не указана

Добавлен: 21.09.2024

Просмотров: 464

Скачиваний: 1

ВНИМАНИЕ! Если данный файл нарушает Ваши авторские права, то обязательно сообщите нам.

310

Глава V. Изучение отдельных речевых жанров

 

 

стерства. Казалось бы, Пьер ничего не смог возразить, особенно в конце разговора (кроме Нет, я не согласен, я решительно не согла-

сен!), и последнее слово остается за Андреем. Но именно косноязыч- ные речи Пьера так задели Андрея за живое, что заставили впослед- ствии полностью пересмотреть всю свою жизнь.

В японской культуре хорошей считается речь, не содержащая не- ожиданной для собеседника информации. Речевая гармония ценится гораздо выше, чем новая информация, и понимается следующим об- разом: «мне известно все, что вы скажете далее, и я полностью согла- сен с этим». Поэтому вежливым считается закончить за собеседника начатое им высказывание [Saville-Troike 1989].

Современное русское представление о хорошей речи не включает, в отличие от японской речевой культуры, ни подчеркнутой этикетиза- ции, ни предпочтения известной информации.

Как писал М. М. Бахтин о диалоге персонажей Достоевского и о русском диалоге вообще, «быть — значит общаться диалогически» [Бахтин 1963: 338]. В русской культуре «человека можно раскрыть — точнее, заставить его самого раскрыться — лишь путем общения с ним, диалогически» [Там же]. Таким образом, концепт «открытия души» представляет кульминацию общения. Как уже отмечалось, в других национально-речевых культурах такое представление о гармо- низирующем общении может отсутствовать.

Следует добавить, что человек не может сам планировать и со- знательно осуществлять процесс открытия души: открытие души есть чудо и, как и любое чудо, возможно только при наличии «санкции свыше». Если все повороты в общении находятся под контролем, име- ет место не РпД, а что-то иное (возможно, светская беседа). При этом сама по себе негладкая речь, естественно, не означает ни кооператив- ности, ни искренности. Естественно, этому «чуду» в корне противо- речит любой заданный заранее набор тем, как в примере из «Анны Карениной» Л. Н. Толстого:

Теперь они были наедине, и Анна не знала, о чем говорить. Она сидела у окна, глядя на Долли и перебирая в памяти все те, казавши-

еся неистощимыми, запасы задушевных разговоров, и не находила ничего. Ей казалось в эту минуту, что все уже было сказано.

«Несомненно, — пишет А. Вежбицкая, — положительная оцен- ка “искренности”, “прямоты” и “открытости души” связана с отри-


Предлагаемые материалы к энциклопедии

311

 

 

цательной оценкой “условности” и “внешней вежливости”, которую часто высказывали русские писатели3» [2002: 17].

А. Вежбицкая отмечает, что одна из высших нравственных цен- ностей русской культуры состоит в особом отношении к правде, причем правде коммуникативной, когда «открывается душа», а со- беседники говорят не только друг с другом, но и с Богом: «Нужно еще раз подчеркнуть, что “правда”, о которой здесь идет речь, — не абстрактная и безличная правда, а правда, которая процветает в че- ловеческой речи, в искреннем общении людей не с “открытым умом” (an open mind — выражение, не существующее в русском языке), а с “открытой душой” (an open soul — выражение, не существующее в английском языке), т. е. душой, открытой для других людей» [Веж- бицкая 2002: 21].

В русской культуре самое большое разочарование, самая боль- шая неудовлетворенность от общения возникает у человека, когда не происходит ожидаемого открытия души. Это явление исключительно ярко отображено в классической русской литературе — ср. произве- дения Л. Н. Толстого, Ф. М. Достоевского. У А. П. Чехова отсутствие интеллигентного понимающего собеседника приводит к тоске, безыс- ходности, деградации личности. В «Ионыче» и «Палате № 6» всеоб- щая пошлость и бездуховность, отсутствие культурных людей приво- дят к физической или духовной гибели двух врачей: Дмитрий Ионыч Старцев («Ионыч») сломлен духовно:

Обыватели своими разговорами, взглядами на жизнь и даже сво- им видом раздражали его. Опыт научил его мало-помалу, что пока с обывателем играешь в карты или закусываешь с ним, то это мирный, благодушный и даже неглупый человек, но стоит только заговорить с ним о чем-нибудь несъедобном, например, о политике или науке, как он становится в тупик или заводит такую философию, тупую и злую, что остается только рукой махнуть и отойти.

Андрей Ефимыч Рагин («Палата № 6») страстно потянулся к единственному, по его мнению, умному человеку в городе — Ивану Дмитричу Громову — и оказался вместе с ним в палате № 6.

Показательно существование в русском языке оценочных лексем, которые обозначают качества человека, делающие его неспособным

3 Например: «Жизнь по сердцу создает открытость души русского чело- века и легкость общения с людьми, простоту общения, без условности, без внешней приви­той вежливости» [Лосский 1991: 292].


312 Глава V. Изучение отдельных речевых жанров

участвовать в РпД, и самого такого человека, — прежде всего лексемы обыватель, как известно непереводимой адекватно на другие языки.

Не может участвовать в РпД также человек закрытый или за- стегнутый на все пуговицы (сами эти метафоры противопоставле- ны идее «открытия души»). Однако в русской культуре сознательная закрытость, по-видимому, не воспринимается однозначно негатив- но, а кроме того, не воспринимается как настоящая и окончательная: то, что застегнуто, может быть расстегнуто (как уже было сказано, человек не может сам контролировать процесс «открытия души», тог- да как «застегивается» человек сам) и скорее всего будет расстегнуто, если человек в целом нравствен (вспомним пушкинского Онегина, Андрея Болконского и, казалось бы, еще более поразительную мета- морфозу, произошедшую с Карениным, у Л. Н. Толстого).

По-настоящему не способен открыть душу все же только обыва- тель — это название коммуникативного неумения основано на нравственной оценке.

По нашему мнению, РпД во многом определяет русский комму - никативный иде а л —основополагающиеправилакоммуника- ции на данном языке в рамках данной культуры, которые разделяют- ся всеми говорящими на данном языке. На основе коммуникативных идеалов возможна типологизация национальных культур [Дементьев, Рогачева 2006].

Интенциональная структура, тематика и стилистика РпД охва- тывают, как это в целом характерно для коммуникативного идеала, все виды, формы и жанры фатической и нефатической коммуника- ции. В частности, по-видимому, именно отсюда проистекают такие типологические свойства русской фатики, отличающие ее от других национально-речевых культур, как отмеченное выше несколько подо- зрительное отношение к излишней правильности, формальной изо- щренности фатической речи, а также фатиче ская цент ро - бежно сть какфакторсуществованияи трансформации личностно нейтрального фатического общения. Фатическая центробежность со- стоит: 1) вслабой проработанностив структуреи редкой представлен- ности в тексте средств личностно нейтральной фатики (в том числе праздноречевых жанров, таких, как small talk в английской и некото- рых других западных культурах), их частых подменах смежными или генетически далекими от них речевыми жанрами, а также неустой- чивости и слабой проработанности системы личностно нейтральных обращений и, наоборот, 2) в детальной проработке в системе, частом


Предлагаемые материалы к энциклопедии

313

 

 

и естественном проявлении в речи полярных, в том числе экстремаль- ных жанров, а также личностно ненейтральных (в том числе экстре- мальных) обращений, гармонических и дисгармонических этически оценочных номинаций и т. д.

Поэтому на русской национальной почве не могло сложиться естественным образом ничего подобного заимствованному жанру светская беседа (см. следующий параграф).

По-видимому, далеко не случаен тот факт, что, например, поэтика Пушкина, во многом основанная на интонациях доверительного раз- говора по душам автора с читателем (к вторичным РЖ, развившимся на базе РпД, можно отнести не только дружескую лирику, например «Послание к Чаадаеву» Пушкина, но и «кружковые разговоры» пуш- кинской эпохи: литературные кружки, письма, эпиграммы, кружко- вая речь, causerie, «дружеские враки» с особой семантикой, понятной только «своим», — например, в «Зеленой лампе», «Арзамасе», кружке Оленина [Паперно 1978: 122]), оказалась в такой степени востребова- на в России начиная с 20-х г. XIX в., и практически не востребована на Западе; ср. также такое уникальное явление русской культуры ХХ в., как авторская (бардовская) песня [Дьякова 2007; Дьякова, Стернин 2005].

В современной русской речевой культуре РпД занимает особое место среди жанров гармонического фатического общения. С одной стороны, стоящая за данным жанром система ценностей, норм и при- оритетов является определяющей для общей системы представлений о хорошей фатической речи (коммуникативный идеал); с другой сто- роны, данная система представлений двойственна и с определенного времени (приблизительно с XVIII–XIX вв.) ориентируется не только на нормы РпД, но и на нормы совершенно другого, заимствованного из западной культуры жанра фатического общения светская беседа (коммуникативный идеал № 2).

Жанр светская беседа (далее — СБ) при заимствовании наложил- ся на существующую систему речевых жанров, а также чрезвычайно богатую систему стилистических средств русского языка и речи, ко- торая, как можно предположить (см. выше), в традиционной (допе- тровской) русской народной речевой культуре основывалась на пред- ставлении о главенствующей позиции тематики и стилистики жанра разговора по душам. Жанр РпД принципиально противостоит поня- тию социального неравенства, тогда как жанр СБ был заимствован как одно из средств противопоставить власть черни (вместе с введенным