Файл: makarov-osnovu_teorii_diskursa-8l.pdf

как соответствующие дискурсы обеспечивают функционирование социальных групп в качестве динамических реляционных целостных

66

сущностей, поведенческих идеологий, «которыми живут» (behavioral and lived ideologies);

5)по мере того как лингвистически координированные социальные отношения становятся «историей» и затем упорядочиваются или ранжируются, появляются «официальные» версии описания мира и собственных «Я», т. е. локальные дискурсивные онтологии и социальные санкции для их поддержания [ср.: Баранов, Сергеев 1988а];

6)локальные онтологии и системы морали в «западной» культуре отводят приоритетную роль индивидуальности;

7)психологическая речь, которая предположительно ведется о наших восприятиях, воспоминаниях, мотивах, суждениях, не выражает некой существующей вне момента высказывания внутренней реальности ментальных репрезентаций, она заключается в самих этих сообщениях, формулируемых в зависимости от позиции говорящего в коммуникативном контексте.

Итак, социальные подходы к изучению межличностного общения, объединяет, во-первых, признание социально конструируемой реальности; во-вторых, стремление к «мягкой» рефлексивной исследовательской позиции; в-третьих, акцент на изучении социокультурных, а не индивидуальных факторов; в-четвертых, анализ символов [Leeds-Hurwitz 1992: 131—132]. Эти положения социального конструкционизма созвучны дискурсивной онтологии. Принцип дискурсивного «построения» социального мира использован некоторыми другими теориями, в частности, теорией социальных представлений, о которой речь пойдет ниже.

2.4.ТЕОРИЯ СОЦИАЛЬНЫХ ПРЕДСТАВЛЕНИЙ

The word 'social' was meant to indicate that representations are the outcome of an unceasing babble and a permanent dialogue between individuals, a dialogue that is both internal and external, during which individual representations are echoed or complemented.

S. MOSCOVICI [1984a: 951]

2.4.1 Социальные представления: история и определение

Если символический и интерпретативный интеракционизм все-таки больше тяготеет к социологии, то теория социальных представлений претендует на статус психологической теории социального [Flick 1995a], обращенной к ряду социальных феноменов: идеологиям, коллективным представлениям и воспоминаниям, социальному и

67

культурному конструированию индивидуальных и коллективных «Я» [см.: Донцов, Емельянова 1987]. Теория социальных представлений разрабатывает модель социальных знаний, их конструирования, преобразования и распределения в коммуникативных и интерактивных процессах, описывает функции опыта и знаний в социальной практике [Flick 1995b: 70].

Понятие социальные представления ввел в научный оборот Серж Московичи в начале 60-х годов в работе, посвященной реакции населения Франции на популяризацию идей психоанализа в середине прошлого столетия. Симптоматично, что эта пионерская работа обратилась к использованию обширного языкового материала: 1610 статей из 210 журналов и

2200 анкет [ср.: Moscovici 1976: 30 и cл.; Lahlou 1996].

Поначалу это направление было сосредоточено на изучении социальных форм представления научного знания [Moscovici 1976; 1995]. Позже круг интересов и объяснительный диапазон теории были расширены, и сегодня она воспринимается как учение о социальном опыте и знании, его конструировании, динамике и роли в общественной практике в целом [Flick 1995b: 70].

Исторически данная теория восходит к разграничению индивидуальных и коллективных представлений в социологии Эмиля Дюркгейма [1995: 208— 243; Durkheim 1912; ср.: социальный ум — Тард 1996: 112-158]. Он был «первым, кто обратил внимание на важную роль коллективных представлений в структуре нашего языка, наших институтов и обычаев, в то же время показав, насколько этот набор представлений составляет социальную мысль в дополнение к мысли индивидуальной» [Moscovici 1984a: 942]. С тех пор и в языке «мы различаем как индивидуально-психическое, так и коллективно-психическое... (курсив мой. — М. М.)» [Бодуэн

де Куртенэ 1963, II: 163].

Другим автором, предвосхитившим появление теории социальных представлений, сам С. Московичи называет Жана Пиаже, чья психология показала, как дети используют разные формы знания в процессе построения «своего мира» и осмысления действительности.

Третий источник: интеграция психоаналитической идеи Зигмунда Фрейда об интериоризации, объясняющей, как «содержание наполняет реальностью образы и символы, которые оставляют свой след в нашей жизни с самого детства» [Moscovici 1984a: 944].

Таким образом, от Э. Дюркгейма было унаследовано понимание роли знаний и представлений как коллективных (социальных) явлений, от Ж. Пиаже — аспекты социального конструирования значений и действительности, а от 3. Фрейда — процесс, посредством которого внешние реалии из окружения человека становятся частью его внутреннего мира и мировоззрения.

68

С 1960-х годов теория социальных представлений фактически была и остается ведущей парадигмой в социальной психологии Франции, Италии, Испании, Португалии и Латинской Америки. В середине 80-х гг. интерес к этому направлению возникает и на Британских островах, где разгорелись академические дискуссии по его поводу [Billig 1988; McKinlay, Potter 1987], а позже — в ФРГ, США, Канаде, Австралии [см. обзоры: Breakwell, Canter 1993; Cranach е. а. 1992; Cranach 1995; Flick 1993; 1994; 1995а; 1995b; 1995с; Jodelet 1989 и др.].

Пожалуй, наиболее часто цитируемое определение данного понятия принадлежит Д. Жоделе: «Категория социальное представление обозначает специфическую форму познания, а именно, знания «здравого смысла», содержание, функции и воспроизводство которых социально обусловлены. В более широком плане социальные представления — это свойства обыденного практического мышления, направленные на освоение и осмысление социального, материального и идеального окружения... они обладают особыми характеристиками в области организации содержания, ментальных операций и логики. Социальная детерминированность содержания и самого процесса представления предопределены контекстом и условиями их возникновения, каналами циркуляции, наконец, функциями, которым они служат во взаимодей-

ствии с миром и людьми» [Jodelet 1984: 361—362; Донцов, Емельянова 1987: 33—34].

Социальные представления выступают как общий для членов социума интерактивно воспроизводимый процесс понимания явлений и способ коммуникации по их поводу [Flick 1995b: 74—75]. С. Московичи рассматривает социальные представления как сложную многоуровневую «систему действий, идей и ценностей, выполняющую двуединую функцию: во-первых, установить порядок, позволяющий индивидам ориентироваться в материальном и социальном мире и воздействовать на них; во-вторых, обеспечить членам сообщества возможность общения, снабдив их кодом для социальных обменов, наименования и классификации различных аспектов жизни, индивидуальной и групповой истории» [цит. по: Flick 1995b: 74]. Чтобы «превратить незнакомое в знакомое» [Moscovici 1984b: 24], важны два процесса: анкоринг («заякоривание» — англ. anchoring, фр. anchorage) и объективизация

(objectification).

2.4.2 Анкоринг

Этот механизм служит для того, чтобы «поставить на якорь» странные идеи, свести их к привычным категориям и образам, поместить их в уже знакомый контекст [Moscovici 1984b: 29]. Действие силы, с помощью «которой народ подводит все явления душев-

69

ной жизни под известные общие категории», Бодуэн де Куртенэ [1963, I: 58] сравнивал «с силою тяготения в планетных системах».

Суть данного процесса заключается в интегрировании новых феноменов — впечатлений, отношений, объектов, действий — в рамки уже существующего мировоззрения и известных категорий, что позволяет сократить до минимума пугающее воздействие всего нового,

неизвестного [ср.: uncertainty reduction theory — Berger, Bradac 1982; Berger 1996; anxietyuncertainty management theory — Gudykunst 1985; 1997; Gudykunst e. a. 1985].

«Адресом» мыследеятельности в этом процессе выступают заданные категории, в структуру которых вписываются новые феномены, а также прототипы категорий, с которыми эти феномены сравниваются. Для их классификации используются две стратегии: от частного к общему и от общего к частному. В первом случае различия между феноменом и прототипом

категории снимаются посредством абстрагирования от частных характеристик данного феномена: «каждый человеческий ум систематизирует, обобщает» [Бодуэн де Куртенэ 1963, I: 206]. Во втором случае подчеркиваются несоответствия между феноменом и его прототипом с целью выявления того дифференциального признака, который и формирует данное отношение.

«Заякорить» — это значит какое-то явление «классифицировать и дать ему имя» [Moscovici 1984b: 32], что имеет следующие последствия:

(а) получив свое имя, человек или предмет может быть описан и наделен определенными характеристиками, качествами, тенденциями и т. д.;

(б) благодаря этим характеристикам и тенденциям данный человек или предмет отличается от массы других;

(в) он уже становится объектом конвенции среди тех, кто принимает и разделяет эту конвенцию [Moscovici 1984b: 34].

Последний аспект подчеркивает конвенционализацию опыта в качестве коллективной сущности, что отличает анкоринг от когнитивных моделей категоризации, классификации или типизации. Именно об этом пишет Майкл Биллиг «Существует принципиальное отличие двух подходов: когнитивного и социальных представлений. Социально-когнитивные психологи обычно рассматривают категоризацию в плане индивидуального функционирования. Теория социальных представлений изучает именно социальное функционирование анкоринга. Объект представления — социальный объект, анкоринг вовлекает индивида в мир культурных традиций группы, одновременно меняя эти традиции. В определенном смысле представления происходят из жизни групп» [Billig 1988: 6]. Здесь в неявной форме содержится еще одно отличие от когнитивного процесса классификации: анкоринг — процесс, в ходе которого значения и смыслы интерпретативно приписываются, предицируются

70

феноменам [см.: Jodelet 1989]. По Московичи, без этого не бывает ни восприятия, ни мыследеятельности. По мере интеграции новых знаний, явлений и объектов в структуру существующих категорий, последние меняются и обновляются. Процесс конструирования и классификации явлений не ограничен рамками одного индивида: он имеет социальную природу

[Flick 1995b: 76].

2.4.3 Объективизация

Второй механизм превращения незнакомого знания в будто бы знакомое сводится к преобразованию абстрактного в «нечто почти конкретное», т. e. к перенесению того, что мы держим «в уме», на какой-либо объект во внешнем физическом мире [Moscovici 1984b: 29]. М. Биллиг лаконично передал его суть: «перевод эзотерической научной теории в обыденную речь» [Billig 1988: 7]. Этот процесс обычно активнее, чем анкоринг [ср.: Баранов, Сергеев

1988а].

По С. Московичи, процесс объективизации осуществляется в следующем порядке: сначала «извне» поступает иконическая сущность неясной идеи или предмета, и концепт переходит в образ; затем они соотносятся со структурой «фигуративного ядра» (a pattern of figurative nucleus) — комплексом образов, символизирующим комплекс идей [Moscovici 1984b: 38], или «прототипом».

Центральными компонентами процесса объективизации являются отбор и деконтекстуализация элементов теории, формирование фигуративного ядра и натурализация его компонентов, что имеет два главных следствия. Во-первых, абстрактное низводится до конкретного, и «то, что воспринимается, замещает то, что мыслится» [«what is perceived replaces what is conceived» — Moscovici 1984b: 40]. Во-вторых, как только фигуративное ядро

входит в сферу нашего повседневного знания, мы вольно или невольно стремимся подтвердить его, стараемся приладить эту схему к новым действиям и восприятиям, опыту, впечатлениям. Так происходит социальное конструирование феномена.

Социальные представления суть результат интеракции. Именно в интерактивных процессах социальные представления рождаются, модифицируются, обмениваются и распространяются по социальным группам: они конституируют социальные группы и определяют их границы [Flick 1995b: 83]. С. Московичи утверждает, что социальные представления отличаются от других форм репрезентаций двояко. Во-первых, это явление более социальное, чем когнитивное. Во-вторых, данная категория рассматривается не как панкультурная, а как конкретноисторическая, отражающая специфику ряда

71

современных обществ: именно в этом смысле С. Московичи говорит об «эре социальных представлений». С другой стороны, М. Биллиг отмечает универсальность анкоринга: «Какой бы культурный контекст мы ни взяли, в нем всегда будут стереотипы и когнитивные схемы. Поэтому анкоринг не ограничивается рамками определенных обществ» [Billig 1988:6]. Теория социальных представлений «исключают саму идею мышления или восприятия без анкоринга»

[Moscovici 1984b: 36].

Процесс объективизации всегда остается чувствительным к широкому контексту, поскольку невозможен без присутствия прототипов, используемых для преобразования незнакомого абстрактного знания в «знакомое» и «конкретное». Для М. Биллига объективизация — это безоговорочно специфический, особенный, конкретный процесс, «в котором абстрактное переносится в мир объектов» [Billig 1988: 7], чем вся теория социальных представлений кардинально отличается от социально-когнитивных рассуждений, оперирующих универсальными категориями типа «обработка информации» или «выработка схем»

[information processing; schema development — см.: Fiske, Taylor 1991].

2.4.4 Конструирование представлений: мимезис

По мере того как методы ретроспективного нарративного анализа [Flick 1995b: 85; 1994] получали распространение в теории социальных представлений, рос интерес к проблеме соотношения коллективной репрезентации и того фрагмента реальности, который она представляет. В социальных науках, в той или иной форме использующих дискурс-анализ, возобновилась дискуссия по вопросу о природе репрезентативности [ср.: Eco е. а. 1988; Brandom 1994 и др.].

Метафора отражения мира все чаще уступает место конструированию. Отметим, что теория социальных представлений фактически с самого момента своего возникновения приняла идею социального конструкционизма (см. 2.3). Необходимо избавиться от мысли о том, что представления способны заключаться в имитации средствами мысли и языка фактов и предметов, обладающих собственными значениями вне дискурса, вне коммуникации, где о них идет речь, поскольку «социальной или психологической реальности как таковой нет, ясного образа событий или личностей просто не существует независимо от человека, создающего этот образ»

[Moscovici 1988: 230].

Большой интерес по-прежнему вызывает вопрос о том, что же все-таки происходит между репрезентацией и тем фрагментом реальности, который она представляет, каким образом объясняется процесс конструирования действительности в социальном представлении.

72

Поскольку многие исследования социальных представлений в качестве эмпирического материала используют тексты, в частности, интервью, анкеты, транскрипты речи, документы, тексты СМИ [см.: Lahlou 1996], Уве Флик [Flick 1995b: 90] предлагает позаимствовать у литературоведов понятие мимезис, призванное заполнить некоторый концептуальный вакуум в той части теории социальных представлений, которая смыкается с теорией социального конструкционизма. Переосмысление схоластического термина предложил Поль Рикёр [1990; Ricoeur 1981], понимающий мимезис как метафору действительности, отсылающую к миру реальности не для того, чтобы копировать его, а для того, чтобы предписать новое прочтение: мы создаем собственные версии реальности, объединяющие метафорические аспекты освоения действительности с интерпретацией ее содержания [см.: Рикёр 1990; Лакофф, Джонсон 1990;

Абрамов 1996; Murphy 1996].

Мимезис, таким образом, подчеркивает обоюдонаправленный характер конструирования «реальности»: как с точки зрения создания индивидом собственных версий, так и с точки зрения их интерпретации и понимания. У П. Рикёра мимезис имеет три аспекта: мимезис, — предварительное понимание того, чем является человеческое действие с его семантикой, символизмом и темпоральностью; мимезис2 заключается между истоком и исходом текста, на этом уровне мимезис может быть определен как конфигурация действия; мимезис3 знаменует собой пересечение мира текста и мира слушателя или читателя [Ricoeur 1981: 20—26]. Опыт действования сначала преобразуется в репрезентативную конструкцию, и лишь затем она подлежит интерпретации.