Файл: makarov-osnovu_teorii_diskursa-8l.pdf

2.5.4 Дискурс-анализ в новой психологии

Выходом из этой почти тупиковой ситуации стало обращение к дискурс-анализу. Нормальная повседневная человеческая речь, а не языковая способность в понимании Н. Хомского стала предметом исследования на пути к познанию когнитивных процессов. Дискурс в этом направлении рассматривается как социальная деятельность в условиях реального мира, но не как абстрактно-теоретический конструкт или продукт лабораторного эксперимента. Ниже приводятся психологически релевантные особенности дискурс-анализа, выдвигающие его на роль методологического инструмента новой парадигмы [см.: Edwards, Potter 1992: 28—29; Potter, Wetherell 1995]:

1.Дискурс-анализ исследует устные и письменные формы речевой коммуникации в естественных условиях «реального мира». Языковым материалом служат письменные тексты и выполненные в соответствии с принятыми нормами и правилами транскрипты устных дискурсов, включая интервью с информантами. Этим дискурс-анализ отличается от работ в русле теории речевых актов и формальной прагматики, а также от большинства исследований в рамках экспериментальной психологии и социологии, обращающихся к текстовому материалу.

Ктому же дискурс-анализ предполагает охват более широкого круга теоретических вопросов и самого языкового материала по сравнению с конверсационным анализом.

2.Дискурс-анализ самым тщательным образом исследует предметно-содержательную сторону языковой коммуникации, уделяя, пожалуй, больше внимания ее социальной организации, чем формально лингвистической. Этим он качественно отличается от лингвистики текста или анализа диалога, как правило, ориентированных на выработку слабо учитывающих содержание схем (например, описывающих формальную связность текста или диалога).

3.Дискурс-анализ идейно держится «на трех китах» — трех важнейших категориях: действие, (по)строение (construction) и вариативность. Когда люди что-нибудь говорят или пишут, они тем самым совершают социальные действия. Конкретные свойства этих социальных действий определяются тем, как устный дискурс или письменный текст построены, с помощью каких именно лингвистических ресурсов, отобранных говорящим или пишущим из всего многообразия языковых средств, функциональных стилей, риторических

80

приемов и т. п. С одной стороны, весьма интересен сам процесс построения дискурса. С другой стороны, поскольку устный дискурс или письменный текст вплетены в живую ткань социальной деятельности и межличностного взаимодействия, их вариативность воплощает особенности различных социально-деятельностных контекстов и намерений авторов.

4.Одной из центральных характеристик дискурс-анализа является интерес к риторическим, аргументативным структурам в любых типах текста и жанрах речи: от политических дебатов до бытовых разговоров. Главной целью риторического анализа в данной парадигме становится стремление понять, как для того, чтобы раскрыть природу и коммуникативное предназначение какой-либо одной дискурсивной версии событий или положения дел, нам приходится иметь дело с реальными и/или гипотетическими конкурирующими положениями дел и версиями социальных миров, эксплицитно или имплицитно доказывать несостоятельность альтернативных вариантов и правомочность своего собственного [см.: Баранов, Сергеев 1988b; Billig 1987; van Eemeren, Grootendorst 1992; Myerson 1994].

5.Наконец, дискурс-анализ все более явно приобретает когнитивную направленность, стремление посредством изучения речи решать вопросы о соотношении и взаимодействии внешнего и внутреннего миров человека, бытия и мышления, индивидуального и социального. Кстати, это уже проявилось в пересмотре целого ряда базовых психологических категорий: установка, восприятие, память, обучение, аффект и эмоции. Дискурс-анализ с особым интересом изучает такие когнитивные феномены, как знания, верования и представления, факт, истина и ошибка, мнение и оценка, процессы решения проблем, логического мышления,

аргументации [см.: Crimmins 1992; Donohew е. а. 1988; Bicchieri, Dalla Chiara 1992; Schank, Langer 1994; Sperber, Wilson 1995 и др.].

В рамках дискурсивной психологии разработано несколько аналитических моделей

[например DAM: discursive action model — Edwards, Potter 1992].

Дискурсивная психология отнюдь не лишена недостатков и противоречий. Как и теория социальных представлений, она, сосредоточиваясь на изучении дискурса, решительно отходит от традиционной когнитивной парадигмы как главного направления социальной психологии.

Принципиально отказываясь от привычной когнитивной проблематики, уделяя максимум внимания речи, дискурсивная психология в то же время нередко игнорирует некоторые аспекты мышления, а также процессы социального распределения и конструирования знания, упускает из виду факт существования мышления до, после и параллельно с речепроизводством. В отличие от дискурсивной психологии исследовательские позиции теории социальных представлений

81

характеризуются интеграцией анализа знаний и представлений непосредственно с изучением социальной деятельности: теория социальных представлений дополняет внутренние реальности (мышление и знание) внешними (дискурсом и коммуникацией). Поэтому с психологической точки зрения она выглядит более сбалансированной, хотя дискурсивная психология сегодня все же ближе лингвисту, изучающему языковое общение.

* * *

Закончив обзор научной картины мира, вернее, тех немногих фрагментов многоцветной мозаики, по которым в общих чертах угадывается замысел целого, следует признать, что в социальных теориях и современных тенденциях их развития наблюдается определенная общность, вызванная, во-первых, феноменологическими истоками их взглядов, во-вторых, признанием социокультурной обусловленности научного знания, следовательно, его относительности, и, в-третьих, приоритетом качественного, интерпретативного анализа.

Коммуникация понимается как конститутивный элемент культуры, деятельности и социальных отношений, а не только как простой обмен информацией и репрезентативное отражение внешней действительности, объектов в мире «вещей». Это находит логическое продолжение в признании принципа социального конструкционизма, т. е. дискурсивного возведения индивидами и человеческими сообществами социально-психологических миров. В связи с этим подчеркивается интерсубъективность общения, его социокультурный характер, интерактивность и символическая обусловленность «общих» или «разделенных» смыслов (shared meanings). Также вызывают интерес особенности конструирования социальных представлений в языке и дискурсе, риторические аспекты общения и дискурсивнопсихологические подходы к анализу уникального феномена Человека.

Глава 3. ДИСКУРС-АНАЛИЗ КАК ПАРАДИГМА В ИЗУЧЕНИИ ЯЗЫКОВОГО ОБЩЕНИЯ

3.1. AB OVO — ЧТО ТАКОЕ «ДИСКУРС»

'Doing discourse analysis' certainly involves 'doing syntax and semantics', but it primarily consists of 'doing pragmatics'.

G. BROWN, G. YULE [1983: 26]

В первом разделе третьей главы рассматриваются различные подходы к определению дискурса в отношении к родственным категориям текст, речь, монолог, диалог и т. д., а также излагаются некоторые теоретические и практические аспекты анализа языкового общения в условиях конкуренции формальных и функциональных подходов к языку и коммуникации.

3.1.1 Функционализм vs. формализм

Дискурс-анализ, как одно из ведущих междисциплинарных направлений, изучающих языковое общение, явился своеобразной реакцией на соссюровский, а позже — хомскианский редукционизм предмета языкознания. Во второй половине XX в. интересы языкознания отчетливо переместились в сферу языковой коммуникации, что воплотилось в появлении ряда «двойных» дисциплин (когнитивной, психо-, социо-, прагма- и прочих лингвистик).

Если в начале XX века лингвистику прежде всего занимал вопрос Как устроен язык?, то во второй его половине и особенно в последней трети больше внимания уделяется вопросу Как функционирует язык? Невозможность дать ответ на этот последний вопрос с позиций имманентной лингвистики предопределила расширение ее предмета и общую тенденцию к пересмотру философско-онтологических оснований всей дисциплины. К концу века заметно восстановление в правах интуиции и интроспекции, что, безусловно, объясняется ростом внимания к человеческому фактору, субъективности в лингвистике. Говоря о перспективах развития науки о языке, А. Е. Кибрик [1995: 219] прогнозирует переход от дискретной лингвистики, опирающейся на классическую аристотелевскую логику понятий, к науке, построенной на логике прототипов и размытых множеств; на смену таксономической, сосре-

83

доточенной на вопросе КАК?, приходит объяснительная ПОЧЕМУ-линвистика. В этой связи по-новому мыслится спор формализма и функционализма.

Дискуссия о формализме и функционализме [functionalism vs. formalism debate — см.: Nuyts 1995: 293; Schiffrin 1994: 20—23; Leech 1983: 46] имеет две стороны, на практике, как правило,

взаимосвязанные: во-первых, сталкиваются два трудно совместимых взгляда на лингвистические исследования (методологический аспект), во-вторых, обсуждаются различные точки зрения на природу самого языка (теоретический аспект).

Формализм исходит либо из утверждения об отсутствии у языка собственных точно определяемых функций, либо из теории о полной независимости формы от функции, ключевые понятия здесь: autonomy и modularity [Newmeyer 1988а; 1991]. Поэтому в своей методологии формализм настаивает на анализе структурных особенностей «языка в себе», не отягощенном изучением «языка в общении».

Принцип функционализма, опираясь на метафору «языка-инструмента», исходит из семиотического понимания языка как системы знаков, которая служит или используется для достижения каких-либо целей, выполнения каких-то функций. Методология функционализма предполагает изучение и структуры, и функционирования языка с целью выявления соответствий между ними. Теоретически функционализм основывается на признании взаимозависимости между формой и функцией, учете влияния употребления языка на его структуру.

В разные периоды функционализм был присущ многим лингвистическим и не только лингвистическим направлениям, например, он практически всегда присутствовал в психологии языка [Bühler 1934]. Формализм как научный принцип «явно моложе» [Nuyts 1995: 294]. Формализм, о борьбе с которым говорил Л. В. Щерба [1974: 75], намечая линии «перестройки старой грамматики», характерен для теорий, имеющих позитивистскую ориентацию, методологически ассоциированных с американским структурализмом (в отличие от большинства

европейских школ структурализма). В 60—70-х годах прошлого века формализм оказал влияние на психологию языка своей критикой функционализма за его альянс с бихевиоризмом, со своей стороны предложив ментализм генеративной грамматики, хотя в психологии языка формализм по-настоящему так и не состоялся.

Генеративной лингвистике и многим другим направлениям середины века было присуще стремление к разработке строгих исследовательских процедур, основанных на логике формальных критериев, допускающих алгоритмическую верификацию. Автономности и ментализму формальных теорий функционализм противопоставил изучение языка в широком социокультурном контексте.

84

функционализм придерживается следующих принципов или «аксиом», формирующих «грамматику языковых игр» сторонников данного подхода [ср.: Кобрина 1981; Бондарко 1984; Givón 1995; Nuyts 1995]:

•язык — это социально-культурная деятельность;

•структура языка обусловлена когнитивной или коммуникативной функцией;

•структура не произвольна, а мотивирована, иконична;

•постоянно имеют место изменения и вариативность;

•значение зависит от контекста, оно неатомично;

•категории размыты, «менее чем дискретны»;

•структура — гибкая, адаптивная система, а не застывшее формирование;

•грамматики постоянно возникают и видоизменяются;

•грамматические правила допускают отклонения.

Все эти принципы справедливы, но лишь в известной мере и «только в определенных контекстах» [Givón 1995: 9]. Пафос данного манифеста направлен не столько против формальных методов исследования, сколько против связанного с ним редукционизма. Ведь голое отрицание постулатов Соссюра и Хомского приводит к обратному редукционизму (отрицая полную произвольность и немотивированности грамматики, функционализм готов вывести ее полную мотивированность, иконичность и т. д.). Так функционализм, временами откровенно скатываясь к релятивизму, загадочным образом «превращается в карикатуру Хомскианства» [Givón 1995: xvii]. Чтобы избежать этого, дискурс-анализ, будучи представителем функциональной парадигмы, органично интегрирует достижения и данные всей предшествующей формально-структурной лингвистики. Причем для этого у него есть свои особенные предпосылки: сама история возникновения дискурс-анализа как самостоятельного научного направления в изучении языка и языкового общения говорит о его глубоких формальных и структурных корнях.

3.1.2 Формальное и функциональное определение дискурса

Категория дискурс, одна из основных в коммуникативной лингвистике и современных социальных науках, как и всякое широко употребляющееся понятие, допускает не только варианты произношения (с ударением на первом или втором слоге), но и множество научных интерпретаций, и поэтому требует уточнений, особенно в отношении к смежным терминам

текст, речь и диалог.

Само определение такой категории, как дискурс, уже предполагает некоторую идеологическую ориентацию, собственную точку зрения на изучение

85

языка и языкового общения. Дебора Шифрин [Schiffrin 1994: 20—43] выделяет три основных подхода к трактовке этого понятия [ср.: Brown, Yule 1983; Stubbs 1983; Macdonell 1986; Crusius 1989; Burton 1980; Maingueneau e. a. 1992; Nunan 1993; van Dijk 1997b; 1997a].

Первый подход, осуществляемый с позиций формально или структурно ориентированной лингвистики, определяет дискурс просто как «язык выше уровня предложения или словосочетания» — «language above the sentence or above the clause» [Stubbs 1983: 1; ср.: Schiffrin 1994: 23; Steiner, Veltman 1988; Stenström 1994: xi и др.]. «Под дискурсом,

следовательно, будут пониматься два или несколько предложений, находящихся друг с другом в смысловой связи» [Звегинцев 1976: 170] — критерий смысловой связности вносит заметную поправку, но сохраняет общую тенденцию.

Многие разнообразные формально-структурные лингвистические школы объединяет сосредоточенность на анализе функций одних элементов языка и «дискурса» по отношению к другим в ущерб изучению функций этих элементов по отношению к внешнему контексту.