Файл: makarov-osnovu_teorii_diskursa-8l.pdf

181

из которых по понятным соображениям тоже не вошла в таблицу, куда были отобраны, по возможности, наиболее рекуррентные и сопоставимые единицы [ср.: Coulthard 1985: 10; Sinclair, Coulthard 1975; 1992; Edmondson 1981; Stenström 1994; Sacks 1995]. Для сравнения дана система единиц невербальной коммуникации [Scheflen 1964].

Таблица 9. Единицы речевой коммуникации

5.2.3 Речевой акт и коммуникативный ход

Уже ставшая традиционной категория речевой акт в коммуникативном дискурс-анализе неизбежно подвергается переосмыслению: большинство исследователей старается преодолеть недостатки теории речевых актов и определить единицу, органично вписывающуюся в процесс коммуникации и взаимодействия. Этим не в последнюю очередь обусловлен отказ многих авторов от самого термина речевой акт, имея в виду те недостатки теории речевых актов и характерного для нее определения «минимальной единицы общения», о которых писала Д. Франк [1986]. В поисках альтернативного варианта У. Эдмондсон выбрал интеракционный акт (interactional act), понимая под ним минимально различимую единицу коммуникативного поведения, речевого и неречевого, не (обязательно) продвигающую общение к достижению коммуникативных целей [Edmondson 1981: 6]. О необходимости включения в определение речевого акта по Сёрлю—Остину действия слушающего по распознаванию именно того намерения, кото-

182

рое вкладывал в него автор, писали многие [ср.: uptake — Austin 1962:117; Bach, Harnish 1979; Holdcroft 1992; Sbisa 1992; Hörverstehensakt — Henne, Rehbock 1982 и др.]. Этим же отличается подход к определению «коммуникативного акта» Т. ван Дейком, включившего речевой акт говорящего, аудитивный акт слушающего и коммуникативную ситуацию в единую структуру [van Dijk 1981].

Коммуникативные акты реализуются, хотя и не обязательно, посредством иллокутивных актов — таким образом в этой единице сочетаются функциональность элемента, «атома» взаимодействия и иллокутивность: очевидна попытка придать речевому акту интеракционное и даже интерсубъективное содержание. Но и в этой структуре акта не учитывается его функция в отношении дискурса.

Коммуникативный акт или последовательность актов, функционально объединенных иерархически доминантной целью в сложный макроакт с точки зрения динамического развития дискурса, включаясь в интеракцию, обменные отношения общения, конституирует

коммуникативный или интерактивный ход (communicative move; interactional move). В

отличие от коммуникативного акта коммуникативный (интерактивный) ход представляет собой вербальное или невербальное действие одного из участников, минимальный значимый элемент, развивающий взаимодействие, продвигающий общение к достижению общей коммуникативной цели [Coulthard 1977: 69; Edmondson 1981: 6; Owen 1983: 31; Stenström 1994: 36 и др.]. Коммуникативный ход может быть речевым или неречевым. Коммуникативный ход

— это функционально-структурная единица. Коммуниктативный ход, в свою очередь, далеко не всегда совпадает с речевым актом: иногда он реализуется с помощью последовательности речевых актов, сложного макроакта — идея иерархически организованного вокруг целевой доминанты комплекса действий разработана в трудах Ю. Хабермаса и Т. ван Дейка: [Habermas 1981; van Dijk 1977; 1981].

Аналогичным образом в ряде работ различаются речевой акт и дискурсивный акт [Sprechakt; Gesprächsakt — Henne, Rehbock 1982: 182]. Дискурсивный акт определяется как минимальная коммуникативная единица, речевая или жесто-мимическая по природе, которая в каждом конкретном случае употребления в разговоре имеет свою специфическую значимость с точки зрения развития речи как системы действий, коммуникативных планов и стратегий. Речевой акт может служить составной частью (вербальной, просодической) дискурсивного акта. В подобной интерпретации дискурсивный акт практически полностью совпадает с

коммуникативным ходом.

Обобщая разные интерпретации категорий акт и ход, можно сказать, что главной отличительной чертой коммуникативного хода является его функция в отношении продолжения, развития дискурса в целом. В связи с этим

183

различаются инициирующие, продолжающие, поддерживающие, обрамляющие, закрывающие, ответные, фокусирующие, метакоммуникативные и другие ходы [ср.: Романов

1988: 100; Зернецкий 1987; Wunderlich 1980: 293—294; Sinclair, Coulthard 1975:28—34; Carlson 1983: 58; Owen 1983: 33; Coulthard 1985: 123ff; Stenström 1994: 36].

Коммуникативный акт сам по себе не выполняет дискурсивной функции. Иллокутивная функция не может отражать всего многообразия задач, которые решает говорящий посредством высказывания в конкретном эпизоде общения. Речевой акт остается виртуально коммуникативной единицей, потенциально предназначенной для достижения узкого набора типизированных коммуникативных целей. Полная актуализация речевого акта осуществляется в дискурсе в качестве коммуникативного хода: когда мы что-то утверждаем, просим, обещаем и т. п., мы тем самым развиваем в определенном направлении диалог — соглашаемся, противоречим, уклоняемся, наступаем, защищаемся, привлекаем и поддерживаем внимание и т. д.

5.2.4 Репликовый шаг

Реплика (turn) или репликовый шаг [нем. Gesprächs-schritt — Henne, Rehbock 1982] часто фигурирует в качестве формально-структурной единицы диалога, довольно просто определяемой как фрагмент дискурса одного говорящего, отграниченный речью других, т. e. реплика — это все, что сказано (и сделано) между менами коммуникативных ролей, другими словами, — между сменой говорящих [Goodwin 1981: 2; ср.: Carlson 1983: 9; Owen 1983; Stenström 1994: 34; Ninio, Snow 1996:23ff и др.].

Некоторыми авторами, к числу которых относится и Чарлз Гудвин, реплика признается главной коммуникативной единицей в силу своей потенциальной двусторонней направленности, в особенности с учетом разнообразных коммуникативных элементов «обратной связи», «маркеров присутствия», сигнализирующих об успешном восприятии реплики адресатом, а также отражающих его реакцию [back-channel behavior; involvement markers — Goodwin 1981: 13; ср.: Rückmeldungsakt — Henne, Rehbock 1982].

Почему же реплика вправе претендовать на роль основной единицы общения? На то, по мнению Ч. Гудвина, есть несколько причин [Goodwin 1981: 173]:

Во-первых, реплика — это средоточие языковой деятельности человека, ее locus, место рождения предложений, центральный источник происхождения языковых выражений в природе.

Во-вторых, для успешного завершения реплики необходимы совместные усилия обеих сторон — говорящего и слушающего, — в этом Ч. Гудвин видит

184

элементарное упорядоченное социальное отношение, элемент интерсубъективности, причем данный тип организации оказывается чрезвычайно распространенным: он встречается как в разных обществах и общностях людей, так и в многочисленных институтах внутри общества — от детских игр до деловых переговоров, от официальных диалогов глав государств до интимных бесед влюбленных. Реплика сама по себе является уникальным институтом, изуче-

ние которого поможет в создании общей теории генезиса социальных отношений.

В-третьих, в рамках реплики участники общения решают социально-культурную задачу передачи друг другу, раскрытия значения, смысла и значимости своих высказываний и действий.

Все это так, но уравнять интерактивность реплики и обмена, так же как и функциональный статус самостоятельной реплики и сигналов обратной связи (пусть незаслуженно игнорируемых некоторыми исследователями) по меньшей мере некорректно.

Репликовый шаг по своей структуре может быть простым и сложным (включающим один коммуникативный ход или более); а по направленности — прогрессивным, инициирующим или же регрессивным, реагирующим, реактивным и т. п. [Романов 1988: 27]. Однако здесь надо бы уточнить: направленность репликового шага не является его внутренним качеством. Реплика — это лишь формальная единица. Инициативными и реактивными не могут быть ни реплики, ни речевые акты [ср.: Wunderlich 1976]. Это качество принадлежит только коммуникативному ходу и обусловлено его функциональной направленностью [Roulet 1992: 92].

В ряде работ ощущается нечеткость разграничения коммуникативного хода и репликового шага, чему способствует близость понятий ход и шаг в русском языке [ср.: Романов 1988; Зернецкий 1988 и др.]. Здесь следует еще раз отметить разные принципы выделения этих единиц (функционально-структурный для хода и формально-структурный для реплики).

Репликовый шаг и коммуникативный ход — единицы разной природы, поэтому они не вступают в системные или иерархические отношения.

Реплика по своему объему не всегда совпадает с актом и ходом [Edmondson 1981: 7], репликовый шаг может содержать несколько коммуникативных ходов [ср.: Coulthard 1977: 69; Owen 1983: 32], один или даже менее одного коммуникативного хода. Критерием для выделения репликового шага служит на первый взгляд простой признак: мена коммуникативных ролей, или, проще говоря, тот самый момент, когда один участник общения прекращает говорить, а другой начинает. Почему этот признак выглядит простым лишь на первый взгляд, мы постараемся разобраться в следующем параграфе. Пока

185

лишь отметим, что при анализе речевого материала встречается немало случаев, когда провести границу между репликами не так уж и просто (одновременная речь, варианты с перебиванием и т. п.).

В дополнение к этому отметим также, что репликовый шаг вследствие формальности критерия, на основании которого он выделяется, не так тесно связан с динамикой развития дискурса, как коммуникативный ход. Но с другой стороны, критерий, на основании которого выделяется коммуникативный ход, не столь легко формализовать и унифицировать вследствие некоторой его субъективности: каждый интерпретатор может по-своему оценить функцию минимального фрагмента речи относительно развития дискурса.

Идея коммуникативного хода, явно восходящая к теоретико-игровым концепциям, привлекает своей динамикой и большим объяснительным потенциалом в анализе стратегической природы дискурса, в то время как репликовый шаг выгодно отличается возможностью объективного, даже «осязаемого» членения речи в лучших традициях дескриптивизма.

5.2.5 Интеракционные единицы дискурс-анализа

Минимальной единицей коммуникативного взаимодействия следует считать двустороннюю единицу: обмен, интерактивный блок, простая ин-

теракция, элементарный цикл [Сусов 1984: 7; Зернецкий 1987: 92; Кучинский 1985;

Клюканов 1988; exchange, elementary interaction — Sinclair, Coulthard 1975; Coulthard 1977; 1985; Stubbs 1983; Stenström 1994: 30; Ninio, Snow 1996: 23ff] и др.]. В конверсационном анализе и некоторых, преимущественно этнометодологических работах по прагматике дискурса, особенно при описании мены коммуникативных ролей, часто фигурирует термин

смежная пара [adjacency pair — Schegloff, Sacks 1973: 295; Sacks 1995; ср.: Brown, Yule 1983: 230; Levinson 1983: 303], фактически соответствующий широко употребляемой категории диалогическое единство. Все они обозначают явление, состоящее из стереотипного обмена репликами, точнее, — ходами. Поэтому здесь и далее предпочтение отдано термину обмен

(exchange).

Структурно обмены подразделяются на элементарные или простые (двухкомпонентные,

двухшаговые обмены типа вопрос — ответ, просьба — обещание, приветствие — приветствие и т. п.) и сложные или комплексные (типовые структуры, объединяющие три, четыре и, реже, больше реплик, например, вопрос — ответ — подтверждение или вопрос — переспрос — уточняющий вопрос — ответ ). Во многих работах для обозначения таких сложных структур пользуются тем же термином обмен [exchange — Sinclair, Coulthard 1975; Coulthard 1977; 1985], в других для единиц, связывающих три-четыре репликовых шага, вводится термин, который не так просто перевести на русский

186

язык, — interchange [ср.: Stubbs 1983: 131—132; Owen 1983: 35; Goffman 1981 и др.].

Принципиального терминологического значения число шагов в подобного рода моделях обмена не имеет, поэтому мы с полным основанием можем применять ко всем ее разновидностям (двух-, трех- и четырехместным) единый термин обмен, уточняя его объем прилагательными простой (для двух-шаговых структур) и сложный (для трех- и четырехместных структур).

Именно простой обмен репликами признается большинством исследователей основной структурной единицей языкового общения [Сусов 1984; Кучинский 1985; Макаров 1990а; Sinclair, Coulthard 1975; Coulthard 1977; 1985; Edmondson 1981; Brown, Yule 1983; Stubbs 1983; Francis, Hunston 1992; Sinclair 1992].

Более проблематичным выглядит выделение единиц дискурс-анализа, превышающих по объему сложные обмены. Некоторые авторы считают, что обмен — это уже высшая единица языкового общения, потому что к собственно дискурсивному уровню они относят только акт,

ход и обмен [Sinclair, Coulthard 1975; Coulthard 1977]. Ранее включавшаяся в этот ряд реплика

была изъята из схемы

акт => ход => (реплика) => обмен,

потому что репликовый шаг выделяется на другом основании [Coulthard 1977: 100].

Тем не менее, оговаривая особый характер более крупного сегмента общения, многие исследователи ощущают необходимость выделения такой единицы. Одни авторы называют ее

«трансакцией» [ср.: Зернецкий 1987: 92; transaction — Sinclair, Coulthard 1975; Coulthard 1977; 1985; Stenström 1994: 30ff], другие — «фазой» [phase — Edmondson 1981 ; Gesprächsphasen — Henne, Rehbock 1982; section или phase of conversation — Owen 1983]. Пожалуй, этому же уров-

ню соответствуют термины, принятые в синтаксисе дискурса для обозначения абзаца, как в письменном тексте, так и в устной речи [paragraph — Longacre 1979; 1983; Hinds 1979; paragraph для письменного текста, paratone для устной речи — Brown, Yule 1983]. Нами в качестве рабочего выбран термин трансакция.

Самым масштабным и во многих случаях довольно легко идентифицируемым структурным сегментом языкового общения, единицей макроуровня дискурса [см.: Henne, Rehbock 1982] является то, что в этнографически ориентированной лингвистике трактуется как «речевое событие» [speech event — Хаймс 1975; Gumperz, Hymes 1972; encounter — Edmondson 1981: 80],

в лингвистической прагматике — «макродиалог» или «макротекст» [Сусов 1984: 9; van Dijk 1981 и др.], в конверсационном анализе — «разговор»

187

[conversation — Goodwin 1981; Tannen 1984b; Gespräch — Henne, Rehbock 1982], а порой — просто «интеракция» [Coulthard 1977]. Примерами такой единицы могут быть урок в школе, заседание суда, деловое совещание, беседа и т. п, Речевое событие оказывается наиболее удачным из названных терминов. Таким образом, традиционно выделяемые единицы дискурсанализа можно представить в виде следующей схемы:

акт => ход => обмен => трансакция => речевое событие С одной стороны, эта цепочка-

схема отображает иерархические отношения, существующие в дискурсе [ср.: Дридзе 1984]. С другой стороны, следует помнить, что эти стрелки не означают простого механического включения единицы, расположенной слева, в ту, что следует справа. Это включение, пожалуй, лучше всего описать в терминах функциональной актуализации. Да и сама стрелка имеет неодинаковую значимость в данном условном построении: отношение акта к ходу отличается от отношения трансакции к событию. Абсолютизировать не стоит ни одну из теоретических моделей, но построенная выше схема даже не претендует на статус теоретической модели, это лишь удобная иллюстрация, не более.

Основания и критерии выделения перечисленных единиц не были достаточно эксплицированы писавшими о них, а сами по себе определения звучат довольно интуитивно и

аксиоматично. Не всегда можно уверенно провести границы между обменами и трансакциями, определить — продвигает данный акт общение или нет. Между ними нет абсолютного структурного или функционального изоморфизма части и целого, как того ни хотелось бы некоторым последователям М. Хэллидея. Обмен — это не просто сумма ходов, это структура, динамически организующая их функциональное единство, и т. д. Роль интроспекции в определении структурных фаз диалога велика. Но интуитивным представлениям о структуре дискурса соответствуют когнитивные реалии и критерии, основанные на дискурсивном конструировании, представлении и «наложении» образов предметной ситуации и ситуации взаимодействия.

Единицу макроуровня следует определять в соответствии с общими культурноэтнографическими представлениями. Иначе просто не совместить технически делимитированное речевое событие с его символической значимостью, местом в координатах культуры, институтов, норм общения и деятельности, ценностей, ритуалов, конвенций и т. п. Эти факторы более чем релевантны для анализа речи.

Границы трансакции определяются либо по границам семантической репрезентации предметно-референтной ситуации (глобальной темы, ср.: topic

188

у Сакса); либо по границам типа деятельности в процедуре сценария, например, в школьном уроке в рамках одной темы объяснение материала и опрос ученика составят разные трансакции.

Границы обмена помогает установить когнитивная интерпретация коммуникативного фокуса, реализующегося во взаимодействии процессов активации и внимания [4.2.2; ср.: Жалагина 1988]. В дискурсе этому обычно соответствует ввод локальной темы и ее разрешение с определенным контекстуальным эффектом [4.1.6]. На акциональном уровне — это схема обмена ходами, регуляция переговорами [exchange as negotiation — Roulet 1992].

Одним из важнейших аргументов в пользу когнитивной обоснованности единиц дискурса являются данные исследований памяти. Оперативный центр рабочей памяти — наше внимание не справляется с объемом информации, превышающим семь плюс-минус две единицы одного из уровней когнитивной архитектуры, как это показал Джордж Миллер [Miller 1956; van Dijk 1995: 393]. Каждая такая единица в свою очередь может быть «порцией», кусочком структурно организованной информации (chunk). В 1974 г. Герберт Саймон, вслед за Дж. Миллером подтвердил, что потенциальный объем рабочей памяти лучше измерять блоками: человек хорошо запоминает семь изолированных слов, но если ему приходится запоминать фразы по восемь слов каждая, то объем краткосрочной памяти возрастает до 22 слов [Simon 1974]. По уточненным оценкам контролируемые когнитивные процессы справляются с тремя-четырьмя блоками одновременно, каждый из которых сам может быть хорошо интегрированной структурой, например, сценарием [Broadbent 1975; Stillings e. a. 1987: 51—52]. Следовательно,

рабочая память способна удерживать смысл и элементы формы, соответствующие тремчетырем средней длины репликам, т. e. приблизительно одному простому или сложному обмену.

Однако необходимо различать то, что действительно, и то, что потенциально входит в оперативную рабочую память [what is effectively vs. what is potentially part of the working memory

— Stillings e. a. 1987: 51]. Параллельно протекающие когнитивные процессы, например, одновременное возбуждение многих органов чувств, активируют различные участки и элементы разных форм знаний, в частности, хранящихся в долговременной декларативной памяти, поэтому в каждый момент времени довольно большой объем информации оказывается активированным. Но активация так же быстро гаснет, а ее объект меняется, если только данная информация не подхватывается контролируемым оперативным центром (иначе говоря, вниманием) процессом. Потенциальная часть рабочей памяти реконструирует и когнитивно «подогревает» 2—3 декларативные модели предметно-референтных ситуаций, плюс к этому поддерживает в активном состоянии процедуральную модель сцена-

189

рия взаимодействия, параллельно обрабатывает их (или их релевантные части) на разных уровнях как готовые «блоки» [Blakemore 1992:17; Sperber, Wilson 1995: 138—139]. Что активируется чаще (пропозиции, узлы, отношения, блоки) и дольше поддерживается в «горячем» состоянии определяет рамки трансакции: декларативное элементы — по предмету и теме, процедуральные элементы — по формам и типам деятельности.

Предстоящий анализ языкового материала и, возможно, определенные экспериментальные