Файл: Римское право.pdf

обстоятельства и затем присудит портного уплатить тебе, а тебя принудит переуступить ему твои иски (к похитителю).)

Другой пример: за должника поручилось несколько лиц; один из поручителей оплачивает долг; кредитор обязан цедировать ему право обратного требования с остальных поручителей. В таких случаях говорят о праве на переуступку - beneficium cedendarum actionum (D. 46. 1. 17).

372. Случаи ограничения ответственности должника обязанностью цедировать требования. Обязанность переуступить требование является в известном смысле льготой для обязанного лица. Вместо того, чтобы самому нести ответственность, скажем, за вещь, вверенную ему на хранение, эта ответственность может, при известных условиях, быть ограничена тем, чтобы обязать actiones praestare - переуступить исковые требования к непосредственному виновнику.

Пример: Вещь продана, но еще не передана покупателю; она остается под наблюдением продавца. Если она у продавца отнята кем-либо насильно, то -

nihil amplius quam persequendae eius (rei) praestari a me (venditore) emptori oporteat (D. 19. 1. 31. pr.).

(продавец обязан не более, чем переуступить покупателю иски об истребовании вещи.)

Но если не установлено отсутствие вины продавца, то он не может ограничиться цессией права требования к непосредственному виновнику, а сам несет ответственность (D. 18. 6. 15. 1).

373. Пределы ответственности цедента. В какой мере отвечает цедент перед цессионарием за уступленное (проданное) право требования?

Qui nomen quale fuit vendidit, dumtaxat ut sit, non ut exigi etiam aliquid possit...

praestare cogitur (D. 21. 2. 74. 3).

(Кто продал (цедировал) требование в том виде, в каком оно было, тот обязан отвечать только за то, что это требование существует, а не за то, что с должника может быть что-нибудь действительно взыскано.)

Это последнее положение принято выражать так:

Продавец права требования несет ответственность за то, что nomen verum esse, non etiam nomen bonum esse - долг действительно существует и юридически обоснован, а не за то, что взыскание его может быть реально осуществлено.

§ 115. Принятие на себя чужого долга

374. Отличие принятия долга от цессии. Цессия, влекущая за собой изменение личности кредитора, отличается от принятия на себя чужого долга, которое влечет за собой изменение личности должника. Различие заключается также в следующем:

цессия может быть совершена по соглашению цеде цессионарием (новым кредитором) без участия должника - nominis venditio et ignorante et invito eo, adversus quem actiones mandantur, contrahi solet (C. 4. 39. 3).

В отличие от этого для вступления нового должника на место прежнего (expromissio) требуется согласие кредитора. А это понятно, этого требует правовой разум - ratio iuris postulat (C. 4. 39. 2). Первоначальному должнику его контрагент по договору доверял, а новому он доверять не обязан.

Так же, как при цессии, вступление нового должника на место прежнего чаще всего имело место при продаже наследственной массы, начальному должнику его контрагент по договору доверял, а новому он доверять не обязан.

Так же, как при цессии, вступление нового должника на место прежнего чаще всего имело место при продаже наследственной массы, охватывающей вещи, права требования и долги. Когда кредитор наследственной массы прямо или косвенно выражал согласие на замену должника, например, кредитор (К) предъявил иск к покупателю наследства (D2), а покупатель (D2) вступил в ответ по иску, то тем

самым замена прежнего должника, т.е. наследника (D1), новым, т.е. покупателем

(D2), совершилась (C. 2. 3. 2) [16].

375. Последствия передачи долга без согласия кредитора. При отсутствии прямого или косвенного согласия кредиторов на продажу наследства и тем самым на изменение личности должника ответственность по долгам наследственной массы остается на продавце-наследнике - creditoribus hereditatis respondeas (C. 4. 39. 2),

требования к тому, кому была продана наследственная масса - cum eo cui hereditatem venumdedisti tu (heres) experiaris suo ordine (C. 4. 39. 2).

Глава 28 ОБЩЕЕ УЧЕНИЕ О ДОГОВОРЕ

§ 116. Договор и соглашение

376. Значение слова "контракт". Практически наиболее важным источником обязательств в Риме был договор (contractus). Глагол contrahere по своему буквальному значению (con + trahere - стягивать) является синонимом глаголов obligare, adstringere. Он первоначально относился не только к договорам, но и к другим видам обязательств. Сопоставляя фрагменты 1 и 2 D. 1. 3., мы видим, что

правила ex nudo pacto actio non nascitur (Сентенции Павла, 2. 14. 1); защита по пактам давалась чаще всего путем ссылки на них в виде возражений (пп. 428 - 431).

Adeo conventionis nomen generale est, ut eleganter dicat Pedius, nullum esse contractum (nullam obligationem), quae non habeat in se conventionem (D. 2. 14. 1. 3).

(Название "соглашение" является до такой степени Педий (юрист конца I в. н.э.), нет никакого договора (никакого обязательства), который не содержал бы в себе соглашения.)

377. Сила договора в греческом праве. Ульпиан, объясняя слово conventio, говорит: подобно тому как люди сходятся (conveniunt) с разных мест в одно, так,

hen elthe - civitas in unum convenit. Старинное греческое правило гласило: как один с другим договорился (homologein буквально - одинаково говорить), так оно и должно иметь силу (kyrion einai). Источники сохранили нам отрывок из комментария Гая к законам XII таблиц (D. 47. 22. 4). Упоминая о договоре товарищей между собой, Гай приводит на греческом языке отрывок, приписываемый им Солону: "Если члены одного дома (территориальное деление), или братства, или религиозных

пиршеств, или общего стола, или погребального добычей, или для торговли, установят между собой что-нибудь, то это имеет силу (kyrion einai)". В тексте добавлена оговорка: поскольку их договор не противоречит публичному праву (demosia grammata). Это напоминает нам знаменитое изречение Папиниана:

Ius publicum privatorum pactis mutari non potest (D. 2. 14. 38).

(Публичное право нельзя менять частными соглашениями.)

Эта мысль о силе договоров получила яркое выражение у греков. У Демосфена несколько раз цитируется поговорка: "Hosa an tis hekon heteros hetero homologue kyria einai" - о чем друг с другом добровольно договорятся, то и господствует. И когда противник Демосфена делает ссылку на это правовое положение, то Демосфен добавляет существенную оговорку: "Да, милейший, но при том условии, что они правомерны - ta ge dikaia, o beltiste" (Против Афиногена, кол. 6). У Платона мы читаем вариант этой поговорки. "Ha d'an hekon hekonti homologes, phasim hoi poleos basileis - nomoi, dikaia einai" - в чем добровольно друг с другом договорятся, это является правом, так говорят цари государства - законы (Пир, 196. C.). Итак, законы - это цари, а договоры - господа (kyrioi), носители права (dikaia).

В Риме только к концу республики появляется такая мысль, и притом в устах людей, впитавших в себя греческую культуру.

римского договора покоилась на его торжественной обрядности, на особой формальности.

§ 117. Толкование договора

378. Противоречие между словами и намерением сторон. По мере развития торговых отношений и связанного с этим осложнения проблема.

Qui aliud dicit quam vult, neque id dicit, quod vox significat, quia non vult, neque id quod vult, quia id non loquitur (D. 29. 5. 3).

(Кто говорит одно, а хочет другого, тот не говорит того, что означают его слова, потому что он этого не хочет, но и не говорит того, что хочет, потому что он не те слова говорит.)

Одним словом: что он сказал, того он не хочет, а что хочет, того он не сказал; стало быть, договор не состоялся. Но гр "Риторике" Аристотеля (1. 13. 17) мы читаем: "Нужно обращать внимание не на слово (logos), а на намерение (dianoia)". Правда, это касалось закона, и римские юристы также восприняли это в отношении толкования закона и устами Цельза сказали:

Scire leges non hoc est verba earum tenere, sed vim ac potestatem (D. 1. 3. 17). (Знание законов не в том состоит, чтобы соблюдать их слова, а силу и значение.)

Из области толкования закона эта мысль была перенесена в область толкования

наследодателя, выраженной в его завещании. Борьба между словом и волей стороны проходит через всю классическую юриспруденцию; начало этой борьбы ярко изображено Цицероном (Об ораторе, 2. 32) в рассказе о громком наследственном процессе, так называемая causa Curiana, в котором в качестве

был моим наследником". Случилось так, что сын вовсе не родился. Сцевола доказывал, что по буквальному тексту завещания Курий в данном случае не имеет прав, а наследство должно перейти к наследникам по закону. Красс ссылался на волю завещателя, на смысл завещания и отстаивал права Курия. Дело происходило около 90 г. до н.э. в эп Цицерона, юрист Сцевола говорил de antiquis formulis - о древних формулах права,

de conservando iure civili, о необходимости соблюдать консервативное начало в гражданском праве, что -

captivum esset populo quod scriptum esset neglegi et opinione quaeri veritatem.

Это означало бы -

interpretatione disertorum scripta simplicium hominum pervertere.

(толкованием красноречивых адвокатов (намек на Красса) извращать писания простых людей.)

Сцевола себя прямо называет представителем "простых людей", т.е. тех, которые, по образцу и подобию Катона Старшего, сидят на земле. Иначе аргументирует Красс.

Он ссылается на то, что как раз -

in verbis captio si neglegerentur voluntates.

(в словах-то и заключается ловушка, если оставить без внимания волю.)

Aequum bonum sententias voluntatesque fueri. (Справедливость требует, чтобы мысли и воля соблюдались.)

По мнению Красса, разделяемому Цицероном, ничего путного не получится, si verba non rem sequeremur - если мы будем руководиться словами, а не существом.

Тут, вероятно, отразилось основанное на законах грамматики высказывание греческой философии: "Учение и исследование следует вести не на основании имен и слов, но гораздо более на основании существа" (Платон, Кратил, 439 г.).

Со времени Цицерона и causa Curiana противопоставление толкования буквального и толкования по смыслу и намерению стало общепринятым у юристов.

Pueri apud magistros exercentur, cum alias scriptum alias aequitatem defendere docentur.

(Мальчики у учителей упражняются на том, что одни учатся защищать написанный текст, а другие - справедливость.)

380. Высказывания источников о противоречии слов и намерения. Интересно проследить по источникам борьбу этих двух начал в договорном праве.

Обратимся сначала к договорам торгового оборота:

In emptis et venditis potius id quod actum, quam id quod dictum sit, sequendum est (D. 18. 1. 6. 1. Pomponius).

Эта традиция восходит к Крассу, в отличие от другой точки зрения, восходящей к Квинту Муцию Сцеволе:

Interdum plus valet scriptura quam peractum sit (D. 33. 2. 19. Modestinus).