Файл: Теория_межд._отношений.doc

«Британская школа» в международно-политической науке, которая связана с именами М. Бэнкса, X. Булла, Дж. Бертона, М. Уайта, рассматривает межгосударственное сотрудничество как результат произошедшего в результате Вестфальского мира исторического укрепления «международного общества» и созданных в нем межгосударственных нормативных структур. Государства доминируют в определении действующих в международном обществе норм, само существование которых — результат сознательных и исторически длительных усилий государств по регулированию международной деятельности. Легитимность есть факт признания государствами наличия и действия международных норм, оказывающих важное воздействие на их поведение.

Теория международного общества имеет в Британии давние традиции. Она не только притягивает новых сторонников, но и вызывает некоторые возражения. Главным аргументом в возражениях реалистов оставалась ссылка на незыблемость священного принципа государственного суверенитета. Именно учитывая этот аргумент, представители английской школы рассматривают международное общество как состоящее из суверенных государств, не имеющих над собой никакой верховной власти, но разделяющих определенный минимум совместных ценностей и норм (что предполагает взаимные контакты, осуществляемые от их имени специальными лицами) и обладающих рядом общих (межгосударственных) институтов. Международное общество предполагает взаимную ответственность государств-членов, конвенционально соблюдаемые правила и определенную тенденцию к возрастанию в его рамках межгосударственного сотрудничества. В полном соответствии с традициями политического реализма, основными политическими акторами международного общества считаются государственные деятели, а главной ценностью — осторожность и ответственность в принятии решений. Осторожность и ответственность являются центром притяжения, вокруг которого вращаются все остальные политические ценности: лояльность, добрая воля, решимость, смелость, сострадание, уравновешенность и, как самое главное, справедливость. Характерно, что международная анархия хоть и признается теоретиками «британской школы», но понимается совершенно иначе, нежели в реалистической парадигме, а именно как отсутствие международного правительства, а не как отсутствие всяческой управляемости и легитимности в отношениях между нациями. Следуя этой логике, Барри Бузан сформулировал понятие «зрелой анархии», принципиально отличающейся по прочности своих нормативных ограничений, накладываемых на деятельность государственных акторов.

Следующие два направления в анализе сотрудничества подчеркивают наличие и значимость международных норм как относительно независимых от государственных усилий по их созданию и воспроизводству. Если для сторонников британской традиции нормы (и, соответственно, легитимность международного общества) являются результатом сознательных усилий государств, то для конструктивистов и исторических институционалистов международные нормы обладают мощным самодостаточным влиянием на государства. С точки зрения конструктивистов и исторических институционалистов, нормы не обязательно создаются при непосредственном участии государств и под их контролем, а следовательно, должны быть исследованы в качестве независимого от государства субстрата. Единственное сходство взглядов конструктивистов и исторических институционалистов заключается именно в этом критическом отношении к понятию международной легитимности. В позитивных взглядах на содержание норм эти два подхода существенно различаются.

Что же касается представителей французской школы социологии международных отношений, то, с их точки зрения, принципиальное значение для анализа сотрудничества государств имеет изучение тех сдвигов, которые происходят во взаимодействии государств и новых участников международных отношений. Межгосударственное сотрудничество, подчеркивает, например, Бертран Бади, сегодня уже нельзя анализировать без учета тех изменений, которые отличают современность от Вестфальской системы международных отношений.

В наши дни государство уже не только не единственный, но и не во всех отношениях господствующий субъект международной сцены. Усиление взаимозависимости и процессы глобализации имеют следствием появление фундаментально новых тенденций в мировой политике. Во-первых, происходит автономизация деятельности транснациональных акторов — этнических, религиозных, культурных, профессиональных и иных групп, мультинациональных фирм, представителей рыночных, коммуникативных, информационных и миграционных потоков, а также диаспор, мафиозных кланов, политических элит. В этих условиях государственный суверенитет подрывается «расщеплением» лояльности индивида между тремя относительно самостоятельными сферами — государством, транснациональными сетями и социокультурными структурами. Во-вторых, формируемые многообразными процессами идентификации (этнической, религиозной, коммунитарной) новые акторы все более успешно претендуют на свою собственную роль в международной жизни, стремясь оказывать влияние на ее системы, действующих лиц, возникающее между ними конфликты. Важной особенностью происходящих перемен является то, что указанные процессы способствуют дестабилизации всей системы международных отношений, сложившейся в итоге Вестфальского мирного договора.

При этом мощным источником дестабилизации становится заимствование государством методов и средств сотрудничества, присущих вновь заявившим о себе международным акторам. В поисках новых форм легитимности государство все чаще идет на замещение отношений гражданской солидарности рыночными отношениями, групповыми связями, транснациональной солидарностью. Государство все принимает как факт групповую идентификацию (и групповую исключительность), идет на уступки и компромиссы во взаимодействии с новыми акторами. Тем самым оно способствует разрушению составляющих саму основу его легитимности принципов суверенитета, территориальной целостности, политического представительства. Особенности межгосударственного сотрудничества в современных условиях не могут быть правильно поняты, если не учитывать и не подвергать анализу по крайней мере два фундаментальных обстоятельства: то, что «чистого» межгосударственного сотрудничества сегодня уже не существует и то, что радикальное противопоставление внутренней и внешней политики и полное делегирование гражданами первой из этих функций государству принадлежит прошлому. Социологический подход расширяет возможности исследования межгосударственного сотрудничества, обладая определенными преимуществами по сравнению с «реалистическим» и «режимным» подходами. Рассматривая конфликт и сотрудничество в неразрывной связи, социологический подход, в отличие от других парадигм, ставит сотрудничество на первое место, отдает ему приоритет, считает его ведущей стороной взаимодействия. Проблеме сотрудничества тем самым придается динамичность, ее анализу — многоаспектность: социологический анализ не ограничивается одной или даже несколькими областями, а пронизывает их все. Социологический подход не нуждается в предварительном решении вопросов, с которыми постоянно сталкиваются другие подходы к исследованию межгосударственных конфликтов — таких вопросов, как международная анархия, распределение выгод, детерминизм в соотношении внутренней и внешней политики, государственные и частные акторы и т.п.

В то же время и в социологическом подходе есть свои недостатки и нерешенные вопросы. Они являются следствием основной для современного социологического подхода идеологии, то есть либерализма. Отсюда определенный налет утопичности, проявляющийся в утверждениях о доминировании глобального интереса как побудительного мотива и общей причины сотрудничества, о движении к всеобщей гармонии как результате гармонизации частных интересов. Существование общего интереса объективно бесспорно и даже субъективно осознано. Но интересы национальные, частные, групповые вовсе не отошли на второй план даже при всей очевидной справедливости метафоры «одной лодки», применяемой для характеристики накопившихся перед человечеством проблем. Как и в широко известной дилемме заключенных, несмотря на явные потери в случае некооперативного поведения, игроки все же ведут себя эгоистично. Это вопрос доверия, дефицит которого является постоянным фактом международных отношений, в том числе (а, возможно, еще в большей степени, чем прежде) и в условиях нынешней эпохи размывания основ вестфальской системы. В формирующейся системе «плюралистической однополярности» (А.Д. Богатуров) взаимная зависимость от сохраняющей свое значение государственной независимости заставляет каждое государство относиться к другому себе подобному субъекту МО с недоверием. Высокая степень взаимозависимости не исключает высокой вероятности конфликта и не создает наилучших условий для развития сотрудничества.

5. Сотрудничество и интеграционные процессы. В последнее время в специальной литературе понятия «сотрудничество» и «интеграция» все чаще разводятся: если межгосударственное сотрудничество не идет дальше рамок, ограниченных суверенитетом, то интеграция, напротив, означает передачу части суверенитета «в общий котел» интегрирующихся государств. Здесь действительно существует серьезная аналитическая проблема, касающаяся одного из наиболее широко обсуждаемых сегодня понятий, а именно понятия суверенитета. В то же время, исходя из рассматриваемых нами аспектов, интеграция вполне вписывается в вышеприведенное определение сотрудничества и потому не противоречит ему, а представляет собой, как отмечают некоторые авторы, высший тип межгосударственного сотрудничества. Как бы многообразными ни были сферы и направления международного сотрудничества и как бы ни были существенными их роли и значение, центральным и наиболее важным его компонентом остается политическое сотрудничество. От эффективности этой сферы во многом зависит решение задач взаимодействия в других областях. Особое значение приобретают вопросы политической интеграции, которая тесно связана с экономической интеграцией, однако не сводится к ней в качестве явления «вторичного» или «надстроечного» порядка. Политическая интеграция представляет собой более высокую — по сравнению с другими, — форму сотрудничества. К ней относится создание единого политического сообщества на основе союза двух или более политических единиц. «Интеграция, — пишут П.-Ф. Гонидек и Р. Шарвэн, — это одновременно процесс и состояние, включающее в себя тенденцию к замене раздробленных международных отношений, состоящих из независимых единиц, новыми более или менее широкими объединениями, наделенными минимальными полномочиями принимать решения либо в одной или нескольких определенных областях, либо во всех областях, которые входят в компетенцию базовых единиц. На уровне индивидуального сознания интеграция призвана породить лояльность и приверженность новому объединению, а на структурном уровне — участие каждого в его поддержке и развитии».

С точки зрения географических масштабов объединительных процессов различают глобальный, региональный, субрегиональный уровни интеграции. Существуют также различные этапы, или фазы, интеграции: от связей взаимозависимости в рамках плюралистической международной системы или стремления «встроиться в систему цивилизованных государств» до формирования единой политической общности. Единая политическая общность является скорее идеальным типом, как феномен реальной практики она вряд ли существует. Суть же интеграционного политического процесса, его главная тенденция направлена на выход за рамки простой координации внешних политик и на постепенную передачу суверенитета новым коммунитарным структурам. Поэтому первые исходные ступени могут быть отнесены к процессу интеграции лишь условно.

Научное исследование проблемы интеграции связано с осмыслением реальных интеграционных процессов и направлено на то, чтобы выявить в них общие тенденции, связанные с причинами, детерминирующими факторами, основными чертами данного феномена. Наиболее продвинутой его формой является сегодня Европейский Союз (до ноября 1993 г. называвшийся Европейским экономическим сообществом). Наиболее известными в исследовании проблем интеграции являются три теоретических направления, или три научные школы: школа функционализма и неофункционализма, школа федерализма и школа транснационализма (или «плюралистическая школа»).

Отправным моментом изучения феномена международной интеграции с позиций «функционализма» стал вопрос о причинах неудачи при создании Лиги Наций. Этим вопросом занялся английский исследователь Д. Митрани. В разгар второй мировой войны, в 1943 г. он публикует статью, озаглавленную «Мир и функциональное развитие международной организации», в которой делает вывод о несостоятельности любой предварительной модели политической интеграции. С его точки зрения, Лига Наций потерпела фиаско прежде всего потому, что государства увидели в ней угрозу своему суверенитету. Между тем глобальная международная организация не только не способна преодолеть негативные последствия национальных суверенитетов, но и просто гарантировать мирные отношения между государствами. Поэтому после окончания второй мировой войны для поддержания мира будут не нужны амбициозные проекты создания международных институтов, наделенных наднациональной властью и призванных обеспечить политическую интеграцию государств. Вместо этого необходимо способствовать сотрудничеству между государствами в решении задач, представляющих совместный интерес и связанных с их конкретными потребностями экономического, социального, научно-технологического и т.п. характера. Прагматические выгоды подобного сотрудничества постепенно подтолкнут государства к созданию необходимых для этого межгосударственных органов, которые, в свою очередь, создадут предпосылки и для политической кооперации.

Тем самым «функционализм» предлагает не просто расширить межгосударственное сотрудничество в отдельных сферах, которое стало бы чисто техническим. «Функционализм» видит в межгосударственном сотрудничестве путь к достижению политической цели — интеграции государств в более широкую общность через постепенное отмирание их суверенитетов. Национальное государство он рассматривает как слишком узкое явление, если рассматривать возможности преодоления экономических, социальных и технических проблем, которые могут быть решены только на уровне международного сотрудничества. Межгосударственные отношения должны быть перестроены таким образом, чтобы вместо «вертикальной» территориальной замкнутости были созданы действенные «горизонтальные» структуры, администрация которых была бы призвана координировать межгосударственное сотрудничество в конкретных сферах. Это позволит устранить экономические и социальные причины конфликтов, а затем — постепенно и безболезненно — преодолеть государственные суверенитеты. В результате длительной эволюции сотрудничество между государствами станет столь тесным, а их взаимозависимость столь высокой, что не только станет немыслимым вооруженный конфликт между ними, но будет достигнуто состояние необратимости. Международная среда претерпит глобальные изменения, благодаря которым солдаты и дипломаты уступят место администраторам и техникам, отношения между канцеляриями — прямым контактам между техническими администрациями, а защита суверенитетов — прагматическому решению конкретных вопросов.

Таким образом, наряду с прагматизмом, функциональный подход к исследованию интеграционных процессов содержит и заметную долю нормативности. Подобная двойственность, как отмечает Ш. Зоргбиб, отчасти способствовала его успеху: «идеалист чувствителен к содержащемуся в нем «мондиализму»; реалист успокоен сохранением основных атрибутов государственного суверенитета в среднесрочной перспективе, а в конечном счете «финальная фаза», как и в других доктринах, может быть отодвинута в очень далекое будущее». Очевидно и практическое влияние «функционализма», особенно в том, что касается создания и развития Организации Объединенных Наций и, в частности, такого ее института, как ЭКОСОС (Социальный и экономический совет Объединенных Наций), получившего мандат на координацию межгосударственной деятельности в соответствующих сферах. В Хартии ООН большое внимание уделено именно ее функциональным обязанностям, а Генеральная Ассамблея формирует такие институты, как Конференция Объединенных Наций по торговле и сотрудничеству и Организация Объединенных Наций по индустриальному развитию. В то же время именно применение положений «функционализма» в практике международной интеграции обнаружило его недостатки.