Файл: Теория_межд._отношений.doc

ВУЗ: Не указан

Категория: Не указан

Дисциплина: Не указана

Добавлен: 26.11.2019

Просмотров: 6018

Скачиваний: 5

ВНИМАНИЕ! Если данный файл нарушает Ваши авторские права, то обязательно сообщите нам.

СОДЕРЖАНИЕ

УТВЕРЖДЕНО

ЛЕКЦИЯ ПЕРВАЯ, ВТОРАЯ

Waltz K. Theory of International Politics. N.Y., 1979.

Wenger A. International relations: from the Cold War to the globalized world / A. Wenge, D. Zimmermann. London, 2003.

ЛЕКЦИЯ ТРЕТЬЯ, ЧЕТВЕРТАЯ

ЛЕКЦИЯ ДЕСЯТАЯ, ОДИННАДЦАТАЯ

НАЦИОНАЛЬНАЯ И МЕЖДУНАРОДНАЯ БЕЗОПАСНОСТЬ

11. Концепции кооперативной безопасности. Исследовательский арсенал, связанный с осмыслением проблем безопасности и выработкой теоретических основ для практических решений в данной области, оказался не приспособленным к новым, постиндустриальным и постконфронтационным реалиям наступившей эпохи. Возникла необходимость выработки новых, более эффективных концептуальных средств, способных преодолеть образовавшийся вакуум. По мнению ряда экспертов и профессионалов в области безопасности, такую роль могли бы сыграть концепции кооперативной и человеческой безопасности, первые упоминания о которых в специальной литературе относятся к началу 1990-х гг. Кроме того, все больше внимания привлекает теория демократического мира. В основе всех этих концепций лежат положения либерально-идеалистической парадигмы (в обеих ее разновидностях — и канонической, и неолиберальной). Доминирование неолиберализма проявляется, таким образом, не только в сферах экономики и политики современного глобализирующегося мира. В международных отношениях (и в практике, и в теории) неолиберализм также стремится взять верх над политическим реализмом, который длительное время оказывал определяющее влияние на формирование подходов науки в к международным отношениям в целом и международной безопасности в частности.

ЛИТЕРАТУРА

ЛЕКЦИЯ ВОСЕМНАДЦАТАЯ

ЛИТЕРАТУРА

ЛИТЕРАТУРА

ЛЕКЦИЯ ДВАДЦАТАЯ

МЕЖДУНАРОДНЫЙ ПОРЯДОК: ПОНЯТИЕ И РЕАЛЬНОСТЬ



ЛИТЕРАТУРА


Богатуров А.Д. Плюралистическая однополярность и интересы России // Свободная мысль.1996, № 2.

Вендт А. Четыре социологии международной политики // Международные отношения: социологические подходы. М., 1998.

Косолапов А.Н. Теория международных отношений: затишье перед... // Мировая экономика и международные отношения. 1995, № 4.

Натан Р.П., Хоффманн Э.П. Современный федерализм // Международная жизнь. 1991, № 1.

Цыганков А.П., Цыганков П.А. Международное сотрудничество: возможности социологического подхода // Общественные науки и современность. 1999, № 1.

Шишков Ю.В. Интеграция и дезинтеграция: корректировка концепции // Мировая экономика и международные отношения. 1993, № 10.

Эрман Ж. Индивидуализм и системный подход в анализе международной политики // М. Жирар (рук. авт. колл.). Индивиды в международной политике. Пер. с фр. М.,1996.

Banks M. The evolution of international relations theory // M. Banks (cd.). Conflict in Word Society: A New Perspective on International Relations. Brighton, 1984.

Badie В. Le jeu triangulair // P. Birnbaum (dir.). Sociologie des nationalismes. P., 1997.

Bierstaker T., Weber S. (eds.) State Sovereignty as Social Construct. Cambridge University Press, 1996.

Braillard. Ph. Theories des relations intcrnationales. P., 1977.

Bull H. The Anarchical Society: A Study of Order in World Politics. L., 1977.

Burton J. Word Society. Cambridge, 1972.

Buzan В. People, States, and Fear. N.Y, 1991.

Derriennic J.-P. Esquisse de problematique pour une sociologie des relations internationales. P., 1977.

Deutsch К. Political Community and North Atlantic Area. Princcton, 1957.

Gerbet P. Penser 1'Union europeenne // Penser le XX-e siecle. Sous la direction de Andre Versaille. Bruxelles, 1990.

Gonidec P. -F., Charvin R. Relations intcrnationales. P, 1984.

Grieco J. Cooperation among Nations. Ithaca; N.Y, 1990.

Haas E. The Uniting of Europe: Political, Social and Economic Forces. 1950—1957. L., 1958.

Hasenclever A., Meyer P., Rittberger V. Justice, Equality and Robustness of International Regimes. A Research Designe. Tubingen, 1996.

Keohan R. After Hegemony Princeton, 1984.

Krasner S. Global Communication and National Power Life of the Pareto Frontier // World Politics. Vol. 43. April 1991.

Kubicek P. Regionalism, Nationalism and Realpolitik in Central Asia // Europe-Asia Studies. 1997. Vol. 49, № 49.

Lindberg L. The Political Dynamics of European Economic Integration. L., 1963.

Merle M. Bilan des relations intcrnationales. P., 1996.

Milner H. International Theories of Cooperation: Strengths and Weaknesses // World Politics. 1992. Vol. 44.

Mitrany D. A Working Peace System. An Argument for the Functional Development of International Organization. L., 1946.

Powell R. Anarchy in International relations theory: the neоrealist-neoliberal debate// International organization. 1994. Vol. 42, № 2.

Smith S. The Self-images of a Discipline: A Genealogy of International Relations Theory // International Relations Theory Today Ed. by Steve Smith and Ken Booth. Polity Press, 1995.

Smouts M.-C. La cooperation internatioiiale: de la coexistence a la gouvernance rnondiale // Les nouvelles relations internationales: pratiques et theories. Sous la direction de Marie-Claude Smouts. P., 1998.

Wight M. Why is there no International Theory? // H. Butterfield and M. Wight (eds). Diplomatic Investigations: Essays in the Theory of International Politics. L., 1966.

Wolfers A. Discord and Collaboration. Essay of International Politics. Foreword by Reinhold Niebuhr. Baltimore, 1962.

Zorgbibe Ch. Les relations internationales. P., 1975.


ЛЕКЦИЯ ВОСЕМНАДЦАТАЯ


ПОЛИТИКО-ПРАВОВОЙ РЕЖИМ СОВРЕМЕННЫХ МЕЖДУНАРОДНЫХ ОТНОШЕНИЙ


Если согласиться с тем, что в мировой политике сегодня происходят изменения качественного характера, то логично предположить, что это влечет за собой не менее радикальные изменения и свода правил, регулирующих поведение участников политического взаимодействия, образующего определенный политико-правовой режим современных международных отношений. Со времени выхода в свет работ основоположника международного права голландского юриста Гуго Гроция, то есть на протяжении 350 лет существования Вестфальской системы, и вплоть до наших дней ведется дискуссия об эффективности или даже самом существовании международного права как такового. Крайние позиции выражаются в утверждении одного крыла исследователей, что международное право должно играть определяющую роль в поведении государств в международных делах, и в утверждении другого, что это лишь набор легалистских аргументов для обоснования любой акции государства, к которой оно считает необходимым прибегнуть. Крупный советский специалист по международному праву Е. Б. Пашуканис считал право одной из форм внешней политики и писал о том, что “международное право есть способ оформления и закрепления в обычаях и договорах разнообразных политических и экономических отношений между государствами”. По мнению же многих западных ученых, право первично и по отношению к экономическим условиям, и к государству, и к политике. Указанное мнение лежит в основе многих течений юридической мысли прошлого и настоящего – юридического позитивизма, нормативизма, теорий “чистого” права. Так, юристы – позитивисты рассматривают право как самоочевидный факт, не нуждающийся ни в объяснении, ни в оправдании. Юридические нормы же рассматривались как следствие деятельности государства.


Нередко международное право сравнивают с правилами дорожного движения, которые принимаются всеми его участниками для общего удобства и безопасности. В государственном (внутреннем) праве установленные нормы права соблюдаются благодаря наличию общего «инспектора дорожного движения» - государства. Весьма высока степень подчинения правилам в международном частном праве, регулирующем отношения между негосударственными субъектами транснациональных отношений - отдельными гражданами, компаниями, организациями в таких, например, областях, как торговля, связь, туризм. Здесь эффективность обеспечивается высокой вероятностью исключения нарушителя правил из международного общения со всеми вытекающими отсюда экономическими и иными последствиями для компаний, юридических и физических лиц. Что касается публичного международного права, сфера применения которого - межгосударственные отношения, то оно характеризуется меньшей степенью исполнения. Во многом это объясняют отсутствием «верховного судьи и исполнителя» над государствами.

Действительно, основное ядро международного публичного права составляет вытекающий из обычая и заключенных договоров свод правил, призванных исключить вооруженную борьбу между государствами. Тем не менее, систематические военные конфликты и крупномасштабные войны являлись такой же неотъемлемой чертой истории международных отношений на всем ее протяжении, как и периоды мирных отношений между ними. Это вело к формированию довольно скептического или даже циничного отношения к международному публичному праву. Широко известно, например, высказывание бывшего министра иностранных дел Израиля Абба Эбана: «Международное право - это право, которого_злонамеренные (люди – М. М.) не придерживаются, а праведные - не принуждают его исполнять». Однако значительная часть государств в большинстве случаев все-таки придерживаются обычных и договорных норм международного права. Но беда в том, что исключением из этого правила являются войны, часто перечеркивающие все то позитивное, что накоплено в практике международного права в мирное время.

Существуют две полярные точки зрения на соотношение права и политики. Одна утверждает, что в основе политики, любых государственных форм лежит сознание, прежде всего правовое сознание. Другая видит в праве лишь форму, в которой проявляется политика как ее содержание. Истинная политика, по И. А. Ильину, есть искусство объединять людей, искусство права, искусство справедливости. “Всякая государственная форма есть прежде всего «порождение» или «произведение» правосознания... Итак, государство, государственная форма, правопорядок и вся политическая жизнь народа — суть всегда проявление, живая функция, живое создание множества личных правосознаний. Ее цель воспитывать и организовывать национальное правосознание, хотя последнее первично по отношению к политике и государству” – писал этот русский мыслитель. Он считал, что «человеческое правосознание возникает иррационально» и отличал «морское» правосознание греков и англичан, от «континентального» правосознания у русских и китайцев. «И нет ничего опаснее и нелепее,— констатировал философ,— как навязывать народу такую государственную форму, которая не соответствует его правосознанию (например, вводить монархию в Швейцарии, республику в России, референдум в Персии, аристократическую диктатуру в Соединенных Штатах и т. д.)».


У этого подхода есть решительные оппоненты. Позиция по указанному вопросу Е.Б. Пашуканиса — крупного советского специалиста по общей теории права и по международному праву, была диаметрально противоположной взглядам И.А Ильина. Советский правовед полагал право одной из форм политики, в частности, внешней. Он писал, что «международное право есть способ оформления и закрепления в обычаях и договорах разнообразных политических и экономических отношений между государствами». Словом, Пашуканис в вопросе о соотношении политики и права отдавал приоритет первой, политика у него первична, а право не может быть «выше» политики. Содержание и практическая реализация права, в конечном счете, определяется зрелостью политических отношений. По его мнению, «передовые» правовые нормы рискуют остаться на бумаге, если не созрели реальные политические условия для их воплощения в жизнь, точно так же, как может иметь место ситуация, когда правовое нормотворчество отстает от темпов политической жизни. Но и в том, и в другом случаях политика в принципе остается «первичной» по отношению к праву.

В теоретической литературе эти два подхода, две указанные точки зрения традиционно сосуществуют и соперничают. Одни ученые подчеркивают связь права с государственной властью. Как система норм, право регулирует поведение людей через механизмы государственной власти, то есть связь права с политической властью глубока и неразрывна. Другие склонны акцентировать связь права не с политикой, а с моралью. В настоящее время в литературе заметно усиление тенденции «этизации» права. Эта тенденция не нова, у нее достаточно глубокие корни. В отечественной науке выразительным сторонником «этизации» права и политики был Ю. В. Ключников, один из крупнейших русских юристов-теоретиков второй половины ХIХ века. Исходя из тезиса о том, что «динамика общественной жизни всецело обязана своим существованием динамике человеческого духа», профессор права Московского университета объединял мораль, право и политику в единую «этическую сферу». Точнее, у него эта сфера «распадалась» на три указанные более узкие области. Ученый полагал, что мораль отвечает потребностям общественной жизни в абсолютных нормах, право удовлетворяет указанные потребности в нормах поведения, применимых в течение некоторого временного периода. Что касается политики, то она стремится отразить то, что есть справедливого в каждом совершенно индивидуальном стечении обстоятельств и что с трудом может быть представлено в форме определенного правила. Ключников в одной из своих работ резюмирует собственную позицию следующим образом:

- мораль есть область такого справедливого или должного, которое воспринимается как вечное, вневременное или абсолютное;

- право есть справедливое и должное на известный период времени и в известных конкретных условиях;


- политика же — это этически совершенно необходимая область справедливого и должного в данный момент и для данного места.

Подобный подход имел определенную традицию в истории общественной мысли, но главное заключается в том, что он возрождается и в условиях нашей современности. С этой точки зрения весьма интересна и содержательна дискуссия крупных юристов и философов, организованная отечественным журналом «Вопросы философии» в самом начале 90-х годов ХХ столетия на тему о соотношении права, свободы и демократии. Так, анализируя правовую концепцию И. Канта, Э. Ю. Соловьев говорит об «этическом образе права и правового государства» немецкого философа. Он указывает, что для Канта «гражданское состояние» было синонимом состояния правового, которое основывалось на таких «априорных принципах», как свобода каждого члена общества, равенство его с другими и самостоятельности как гражданина. Словом, великий немецкий философ включал свободу и права человека в понятие «правовой порядок» в качестве его главных критериев. В учении Канта обозначились тенденции рассматривать право как мораль, регламентирующую деятельность правителя, государя. Разумеется, и частный индивид должен действовать в духе права, но такая этическая задача встает перед ним, когда он оказывается по отношению к другим в положении, позволяющем ему как бы «свысока», с властных позиций, разрешать межличностные проблемы. Короче говоря, понимание права как нормативного сдерживающего начала воздвигается на пути не любого, а именно властвующего субъекта. В таком подходе содержалась в зачаточном виде идея правового государства, то есть государства, ограничиваемого в своем произволе некими нормами. Оценивая значение этих тенденций, Э.Ю. Соловьев делает весьма выразительный вывод: «если наши выступления нужно было бы озаглавить, я назвал бы свое: «вперед с Кантом».

Участники упомянутой дискуссии в целом склонны были осмысливать все правовые проблемы через идею свободы. Четко различая понятия «закон» и «право», они выступали за превращение права в инструмент свободы. В некоторых выступлениях была фактически воспроизведена концепция Ю. В. Ключникова. Так, доктор юридических наук, профессор В. Д. Зорькин отмечал в своем выступлении: в единстве и взаимодействии права и морали образуется сфера нравственности, нравственного мира человека. К разобщению и противопоставлению права и морали стремится авторитаризм. Право при этом сводится к нормативным приказам власти, и специфика права, в отличие от морали, усматривается лишь во внешнем принуждении со стороны власти. Отрыв права от морали открывает дорогу правонарушающему законодательству, произволу и тирании. Только в общей сфере нравственности, во взаимосвязи с моралью право обретает свой действительный смысл, общечеловеческое содержание. Разрушение этой связи приводит к разрушению и права, и нравственности. Иммануил Кант и Ю. В. Ключников вполне согласился бы с такой постановкой проблемы.


Проблема соотношения международного права и международной политики в принципе основывается на общей постановке вопроса о взаимосвязи и взаимовлиянии права и политики. Так, известный русский юрист середины прошлого столетия профессор Московского университета М. Капустин полагал, что основой политики является право. Он рассматривал политику как учение о «применении права» и писал в 1868 г.: «Будучи одною из сторон права, политика должна находиться в полном согласии с ним. Достижение каких бы то ни было общественных целей не должно противоречить юридическому порядку». Логика его рассуждений такова: поскольку «все существует ради человека, все ему служит», то и право, являющееся «выражением справедливости», должно быть основой всей его жизнедеятельности, включая и политику. В другой монографии, опубликованной в середине 60-х годов прошлого столетия, М. Капустин рассуждает о праве как факторе, «примиряющем» противоборствующие силы в общественной жизни. Право, по его мнению, вносит «порядок» во внутриобщественные и международные отношения.

Профессор Петербургского университета Ф. Мартенс полагал, что «высшим критерием всякого права» является «идея правды и справедливости». Он объяснял факт утверждения международно-правовых норм в практике межгосударственного общения «здравым смыслом и разумом». Такой подход, естественно, подводил к выводу, что «лучшим средством» обеспечения действенности международного права являлось «распространение сознания права». Вполне в духе представлений правовой науки того времени, Ф. Мартенс утверждал, что международное право (как и любое право) «вытекает из человеческой природы», а не просто создается законодательной деятельностью. По его словам, в основе «права и законодательства лежит один и тот же источник — идея правды и справедливости, присущая человеческой природе. Международное право имеет тот же источник, из которого истекают все другие отделы права».

Профессор Берлинского университета Ф. Лист писал, что «международно-правовое общение покоится на начале товарищества, а не на начале господства». Отсюда следовало, что «голос самого маленького государства имеет такой же вес, как голос его могущественного соседа». В основе «товарищества», продолжает немецкий юрист-международник, лежит «общность интересов» государств. Теоретики международного права этого направления подчеркивали, что «сущность всякого права не в принудительной охране нормы, а в общественном осознании ее обязательности». Точно так же обстоят дела и в международном праве. «Жизненная, реальная основа его норм, — утверждал профессор М. Таубе, покоится не на страхе внешнего принуждения, не на насильственной исполнимости нормы, а прежде всего на вытекающем из чувства взаимной культурной зависимости народов, сознании общей пользы, общего удобства, общего, интереса придерживаться известного правопорядка в их взаимных отношениях».