Файл: Методические указания по изучению теоретического материала, выполнению практических и контрольных заданий, словарь, списки основных и дополнительных информационных источников.docx

ВУЗ: Не указан

Категория: Не указан

Дисциплина: Не указана

Добавлен: 11.01.2024

Просмотров: 953

Скачиваний: 2

ВНИМАНИЕ! Если данный файл нарушает Ваши авторские права, то обязательно сообщите нам.

СОДЕРЖАНИЕ

Аннотация

Сведения об авторе

Предисловие

Календарно-тематический план работы студента

Методические указания (общие)

Тема 1. Понятие, предмет, метод и структура риторики. Риторическое искусство как социальное явление. Виды и роды ораторского искусства.

Вопросы для самоконтроля

Задания для самоконтроля

18.Хазагеров Г.Г., Лобанов И.Б. Риторика.-Р-на-Дону, 2004.

Вопросы для самоконтроля

Задания для самоконтроля

Вопросы для самоконтроля

Задания для самоконтроля

Вопросы для самоконтроля

Задания для самоконтроля

Тема 5. Методика и подготовка к судебному выступлению. Виды подготовки

Различают повседневную подготовку оратора и подготовку оратора к конкретному выступлению.

Вопросы для самоконтроля

Задания для самоконтроля

Тема 6. Произнесение судебной речи

Вопросы для самоконтроля

Задания для самоконтроля

1. Составьте план выступления и произнесите речь на тему «Особенности произнесения судебной речи».

2. Проанализируйте речь судебного оратора Кони А.Ф. «Обвинительная речь по делу об утоплении крестьянки Емельяновой ее мужем». (Используйте Приложение 1).

Тема 7. Способы словесного оформления публичного выступления

Вопросы для самоконтроля

Задания для самоконтроля

Тема 8. Культура судебной речи

Вопросы для самоконтроля

Задания для самоконтроля

Вопросы для самоконтроля

Задания для самоконтроля



Когда истекающий кровью Саша Суворов лежал на земле и стонал, его дружки - Звездин, Степанов и Еремеев, обезумевшие от страха, спешно придумывали легенду о своей невиновности.

Никто не хотел вести раненого в больницу, чтобы не ока­заться в числе свидетелей или в числе лиц, причастных к со­вершенному преступлению.

Сделали это, как вы знаете, Александр Печуркин и Нико­лай Виноградов, случайно оказавшиеся на месте происше­ствия. Они же заявили о случившемся в милицию.

Во время следствия и на суде Звездин, Степанов и Ере­меев всячески выгораживали себя, сочиняли небылицы, вы­давая откровенную ложь за искренние показания.

Вы знаете, что они три раза меняли свои легенды, извра­щающие обстоятельства дела.

Вначале они заявили, что вообще не знают, при каких об­стоятельствах погиб Суворов.

Затем сказали, что Хилков напал на группу ребят с целью ограбления и, требуя деньги, нанес ножевые ранения.

В конце следствия и в суде они утверждали, что Хилков совершил преступление беспричинно.

Лгали они, можно сказать, искусно, порой даже убедительно, однако я считаю, что все-таки истина востор­жествовала и сейчас с уверенностью можно сказать, что Хил­ков совершил убийство Суворова и причинил Звездину лег­кие телесные повреждения не беспричинно, не из хулиганс­ких побуждений, а в процессе ссоры, конфликтной ситуации, возникшей по инициативе потерпевших.

В связи с этим ошибочность квалификации действий Хилкова по п.«б» ст. 102 УК РСФСР становится очевидной.

Убийство в драке и в ссоре может квалифицироваться по ст. 102 УК РСФСР лишь в том случае, когда по делу установ­лено, что оно совершено при наличии отягчающих обстоя­тельств, указанных в законе. При отсутствии таких признаков убийство в драке и ссоре, независимо от того, по чьей иници­ативе произошло, должно квалифицироваться по ст. 103.

Это дает защите основание просить вас отвергнуть обвине­ние по п. «б» ст. 102 УК РСФСР, выдвинутое против Хилкова.

В материалах настоящего дела есть заключение судебно-медицинской экспертизы Звездина, из которого усматривает­ся, что последнему в правую подмышечную область нанесено ножевое ранение, отнесенное к разряду легких телесных повреждений, повлекших расстройство здоровья.


Установлено, что это ранение нанес Хилков.

Базируясь на перечисленных фактах, органы следствия считают, что в данном конкретном случае Хилков совершил покушение на убийство Звездина, а с учетом совершенного убийства Суворова его действия квалифицированы по п. «з» ст. 102 УК РСФСР.

Можно ли согласиться с этим?

Думаю, что нельзя.

Покушением на убийство деяние виновного может быть признано лишь в тех случаях, когда оно было непосредствен­но направлено на лишение жизни другого человека и, следова­тельно, совершалось с прямым умыслом.

В настоящем же деле нет достаточных данных, которые подтверждали бы умысел Хилкова на лишение жизни потерпевшего Звездина.

Сам Хилков, как вы слышали, показал, что убивать кого-либо не хотел.

Ни потерпевший Звездин, ни допрошенные по делу свидетели не утверждали, что перед нанесением ранения Хилков высказывал угрозы лишить кого-либо жизни.

Локализация ранения и незначительная сила удара, о которых можно судить по размеру и глубине раны, также не устанавливают наличия у Хилкова умысла на лишение жиз­ни Звездина.

При таких обстоятельствах действия Хилкова по данно­му эпизоду надлежит квалифицировать по фактически наступившим последствиям, т. е. по ч. 1 ст. 112 УК РСФСР.

Убийство же Суворова следует рассматривать как совершенное на почве личных неприязненных отношений, подпадающее под признаки ст. 103 УК РСФСР, предусматри­вающей ответственность за умышленное убийство без отяг­чающих обстоятельств.

Вот почему на основе всех имеющихся в деле доказа­тельств я прихожу к твердому убеждению, что действия Хил­кова по настоящему делу следует квалифицировать по ст. 103 ич. 1 ст. 112 УК РСФСР.

Вы призваны, товарищи судьи, разобраться не только в событии преступления, но и в личности человека, его со­вершившего.

Что представляет собой Хилков, каково его прошлое?

Я не собираюсь говорить об этом много.

Жизнь Хилкова прошла в труде, в добросовестной, безупречной работе. Хилков имеет семью, на его иждивении малолетняя дочь и престарелая мать.

Я не выполнил бы своей задачи до конца, если бы не оста­новился еще на одном важном обстоятельстве, которое может и должно благоприятно отразиться на судьбе подсудимого.



Я имею в виду не только признание Хилковым своей вины, но и явку с повинной.

Протокол, составленный работниками Рамешковского отдела внутренних дел, подтверждает, что сразу после собы­тия преступления Хилков пришел в дежурную часть мили­ции, рассказал о случившемся и передал нож.

Чистосердечное раскаяние и явка с повинной являются обстоятельствами, смягчающими ответственность Хилкова.

Осознав преступление, Хилков с ужасом оглядывается на происшедшее, клеймит позором совершенное им, и, если вы, товарищи судьи, окажете ему снисхождение, я уверен, что он по-иному воспримет жизнь и оправдает ваше доверие.

Справедливость и гуманность советского суда открыва­ют широкие возможности для осужденного встать на путь исправления.

Я изложил все обстоятельства, которые, на мой взгляд, проливают свет на совершенное Хилковым преступление, и если слова защиты я сумел довести до вашего сознания, то буду считать свою задачу выполненной.

Прошу вас, товарищи судьи, при определении Хилкову меры наказания о максимально возможном снисхождении.

Суд переквалифицировал действия Хилкова с пп. «б» и «з» ст. 102 УК РСФСР на ст. 103 (умышленное убийство) и ч. 1 ст. 112 УК РСФСР (умыш­ленные легкие телесные повреждения) и приговорил его к десяти годам лишения свободы.1

'Слово адвокату / Под ред. К.Н.Апраскина.-М.: Юрид. лит., 1981.— 192 с, с. 136-143.
8.КОНИ А. Ф. ОБВИНИТЕЛЬНАЯ РЕЧЬ ПО ДЕЛУ

ОБ УТОПЛЕНИИ КРЕСТЬЯНКИ ЕМЕЛЬЯНОВОЙ

ЕЕ МУЖЕМ

Господа судьи, господа присяжные заседатели! Вашему рассмотрению подлежат самые разнообразные по своей внут­ренней обстановке дела; между ними часто встречаются дела, где свидетельские показания дышат таким здравым смыслом, проникнуты такою искренностью и правдивостью и нередко отличаются такою образностью, что задача судебной власти становится очень легка. Остается сгруппировать все эти сви­детельские показания, и тогда они сами собою составят картину, которая в вашем уме создаст известное определенное представление о деле. Но бывают дела другого рода, где сви­детельские показания имеют совершенно иной характер, где они сбивчивы, неясны, туманны, где свидетели о многом умал­чивают, многое боятся сказать, являя перед вами пример ук­
лончивого недоговариванья и далеко не полной искреннос­ти. Я не ошибусь, сказав, что настоящее дело принадлежит к последнему разряду, но не ошибусь также, прибавив, что это не должно останавливать вас, судей, в строго беспристраст­ном и особенно внимательном отношении к каждой подроб­ности в нем. Если в нем много наносных элементов, если оно несколько затемнено неискренностью и отсутствием полной ясности в показаниях свидетелей, если в нем представляются некоторые противоречия, то тем выше задача обнаружить ис­тину, тем более усилий ума, совести и внимания следует упот­ребить для узнания правды. Задача становится труднее, но не делается неразрешимою.

Я не стану напоминать вам обстоятельства настоящего дела; они слишком несложны для того, чтобы повторять их в подробности. Мы знаем, что молодой банщик женился, поко­лотил студента и был посажен под арест. На другой день пос­ле этого нашли его жену в речке Ждановке. Проницательный помощник пристава усмотрел в смерти ее самоубийство с горя по муже, и тело было предано земле, а дело воле божьей. Этим, казалось бы, все и должно было кончиться, но в околотке по­шел говор об утопленнице. Говор этот группировался около Аграфены Суриной, она была его узлом, так как она будто бы проговорилась, что Лукерья не утопилась, а утоплена мужем. Поэтому показание ее имеет главное и существенное в деле значение. Я готов сказать, что оно имеет, к сожалению, такое значение, потому что было бы странно скрывать от себя и недостойно умалчивать перед вами, что личность ее не про­изводит симпатичного впечатления и что даже взятая вне обстоятельств этого дела, сама по себе, она едва ли привлек­ла бы к себе наше сочувствие. Но я думаю, что это свойство ее личности нисколько не изменяет существа ее показания. Если мы на время забудем о том, как она показывает, не договари­вая, умалчивая, труся, или скороговоркою, в неопределенных выражениях высказывая то, что она считает необходимым рассказать, то мы найдем, что из показания ее можно извлечь нечто существенное, в чем должна заключаться своя доля ис­тины. Притом показание ее имеет особое значение в деле: им завершаются все предшествовавшие гибели Лукерьи события, им объясняются и все последующие, оно есть, наконец, един­ственное показание очевидца. Прежде всего возникает воп­
рос: достоверно ли оно? Если мы будем определять достовер­ность показания тем, как человек говорит, как он держит себя на суде, то очень часто примем показания вполне достовер­ные за ложные и, наоборот, примем оболочку показания за его сущность, за его сердцевину. Поэтому надо оценивать пока­зание по его внутреннему достоинству. Если оно дано непринужденно, без постороннего давления, если оно дано без всякого стремления к нанесению вреда другому и если за­тем оно подкрепляется обстоятельствами дела и бытовою житейскою обстановкою тех лиц, о которых идет речь, то оно должно быть признано показанием справедливым. Могут быть неверны детали, архитектурные украшения, мы их отбросим, но тем не менее останется основная масса, тот камень, фун­дамент, на котором зиждутся эти ненужные, неправильные подробности.

Существует ли первое условие в показании Аграфены Суриной? Вы знаете, что она сама первая проговорилась, по первому толчку, данному Дарьею Гавриловою, когда та спро­сила: «Не ты ли это с Егором утопила Лукерью?» Самое пове­дение ее при ответе Дарье Гавриловой и подтверждение это­го ответа при следствии исключает возможность чего-либо насильственного или вынужденного. Она сделалась - волею или неволею, об этом судить трудно - свидетельницею важ­ного и мрачного события, она разделила вместе с Егором ужас­ную тайну, но как женщина нервная, впечатлительная, живая, оставшись одна, она стала мучиться, как все люди, у которых на душе тяготеет какая-нибудь тайна, что-нибудь тяжелое, чего нельзя высказать. Она должна была терзаться неизвестнос­тью, колебаться между мыслью, что Лукерья, может быть, ос­талась жива, и гнетущим сознанием, что она умерщвлена, и поэтому-то она стремилась к тому, чтобы узнать, что сдела­лось с Лукерьей. Когда все вокруг было спокойно, никто еще не знал об утоплении, она волнуется как душевнобольная, ра­ботая в прачечной, спрашивает поминутно, не пришла ли Лукерья, не видали ли утопленницы. Бессознательно почти, под тяжким гнетом давящей мысли она сама себя выдает. За­тем, когда пришло известие об утопленнице, когда участь, по­стигшая Лукерью, определилась, когда стало ясно, что она не