Файл: Самосознание.европейской.культуры.XX.века.1991.pdf

чутким к этой проблеме и готовым признать сообщничество со своими персонажами, быть больше настороже по отношению к старой иллюзии Лютера, в свете которой всякое неупорядо­

Заметим еще, что наиболее высокая форма знания по склон­ ности или по сродству обеспечена тем особым родом присут­ ствия одного в другом, которое и есть собственно любовь. Если романист - Бог своих персонажей. почему он не мог бы любить их искупительной любовью? Рассказывают (хотя это противо­ речит здравому смыслу. но это факт), что Бернанос не мог не молиться за своих персенажей. Когда такую любовь романист ис­

пытывает даже к самым отталкивающим своим героям, то имен­ но тут он и постигает их, по склонности, способом, наиболее истинным из всех возможных, и риск быть зараженным от своих созданий, хотя все еще существует для автора, но в наименьшей, чем когда-либо, мере.

6

Я говорил и повторяю, что Красота и Поэзия -- неумолимые абсолюты, требующие себе полного посвящения и не терпящие

никакого ни с кем дележа. Ведь только Богv человек может цели­ ком отдать себя сразу дважды: сначала непосредственно и вто­

рично,- посвящая себя тому, что является отражением Бога 35. Когда любовь, от которой зависит совершенство человеческой жизни и которая стремится к самосущему Абсолюту, пропитыва­

ет сам источник творчества, она не вносит никакого раздвоения в творческую жизнь, поскольку эта любовь проникает и дей­ ствует всюду, включая и сферу служения частному абсолюту, ко­ торому посвятил себя художник.

Самые ущербные сравнения оказываются иногда самыми поу­ чительными. Хорошо известно, что Угрилло36 почти до самой

смерти беспробудно пил. Один из его биографов сообщает нам: «Он писал лишь для того, чтобы пить» *. Но Бог свидетель, ка­ кие великолепные картины он писал!

Такая чисто физическая страсть, как пьянство, достаточно элементарна, достаточно бесхитростна, чтобы не побуждать ху­

дожника к привнесению в свое искусство постороннего элемента.

Другой полюс - высшая любовь, благодаря своей транснен­ дентности ничему не чуждая. Животворя творческий источник, вдохновляя изнутри потенцию искусства, эта любовь сообщает художнику силу делать свое дело столь прсвосходным образом и с такой бесконечной тонкостью, что для него уже почти не остает­ ся никакой опасности исказить ИЛИ притупить эту потенцию под влиянием человеческ и х побуждсиий.

* Сап:о Р. l.а It'gспdс ('! [а vie d·lJtrillo. Р., 1928. Р. 29.

Если художник, опьяненный вином не из нашего виноградни­ ка, «пишет только для того, чтобы понравиться Богу», каким бы он ни был живописцем, хорошим или плохим, лучше он от этого не станет, но он сможет использовать свою потенцию искусства в самом чистом виде и самым свободным образом.

При всем том я думаю, что с положением поэта, вынужден­ ного плыть против течения, если он хочет продвигаться по пути совершенствования жизни, неразрывно связано какое-то специ­ фическое неведение, в котором пребывает его з~ух относительно осведомленности об этом своем продвижении . Мне представ­ ляется, что любой поэт, любой художник, который долгие годы боролся, стремясь к истинной цели человеческой жизни, вероят­

но скажет вместе с Леоном Блуа: «Я мог бы стать святым, чудо­

TB~pцeM. Но я стал литератором» *. Скажет в тот самый момент,

когда душа его глубочайшим образом преобразится любовью.

ПРИМЕЧАНИЯ

Книга Ж. Маритена «Ответственность художника», появившаяся на англий­ ском языке в 1960 г. и в следующем году переведенная друзьями Маритена на французский, выросла нз курса лекций, прочитанного им в 1951 г. в Прин­ стонском университете (США), где он в то время был профессором фило­

софии.

I Маритен энергично и с первых же слов возвращает читателя от новоевро­

пейского словоупотребления (искусство как отдельная от творческого индивида сфера производства специфических продуктов, искусство как часть «культурыь) К античному и средневековому словоупотреблению (искусство - ars, tеkhпё как

умение, как потенция мастерства, присущая мастеру).

2 Арнетотель разбирает вопрос об искусстве в 4-м параграфе VI книги «Никомаховой этикиэ; он усматривает в искусстве едобродетель» (агетё, собств.

«потенцию»), но не этическую, а дианоэгическую. и притом принадлежащую епрак­ тическому разуму» (поуs praktikos); согласно его дефиниции, искусство есть принадлежащаядуше и приобретеннаяпотенция разумного созидания. Фома Ак­

винский усваивает эту концепцию.

3 Так, мы здесь и далее передаем virtue английского подлинника, за которым стоит латинский термин схоластов virtus и в конечном счете Арнстогелево поня­

тие сгетё. Самый обычный (есловарный») перевод этих латинского и греческого слов - «добродетель»; но он абсолютно неприменим к словоупотреблению _фи­ лософской традиции, идущей от Аристоте;'Я к томизму И н~отомизму. Здесь это

понятие появляется не только в этическои сфере, к которои только И может от­ носиться русское слово едобродетельэ, но и к интеллектуальному (едианоэти­

ческому») и даже физическому миру; просим читателя вспомнить знаменитую сцену глумления над аристотелианским жаргоном в «Мнимом больном» Мольера (Ш интермедия), где усыпляющее действие опиума предлагается объяснить его

virtus dormitiva - «усыпляющей потенцией».

4 Благоразумие (англ. ргudепсе, т. е. латин. ргudепtiа и греч. зорпговупё) ~

совокупность душевных способностей, делающих жизненное поведение человека осмысленным (ср. VI книгу «Никомаховой этики»). «Благораз~мие доставляет правильный план для немедленного действия» (Фома Аквинскии. Сумма теоло-

* В/ау L. Ап seuil de I'apocalypse. Р., 1921. Р. 251.

гни. [-я 2-й, вопр. 57, 4). «Из двух частей разумной души, одна из которых имеет отношение к знанию, а другая - предположению, благоразумие усиливает вто­ рую. Ибо мнение касается дел, которые могут иметь тот или иной исход, и тако­ го же назначения благоразумие» (Фома Аквинский, Комментарий на V/ книгу «Этики» Аристотеля, лекция 4). «Благоразумие прилагает общие положения к частным вопросам» (Сумма теологии, 2-я 2-й, вопр. 47, 6).

5 Отнесение искусства к одному уровню с ремеслом и в то же время с "науч­ ным познанием соответствует томистской традиции. Ностальгия по деловитои про­

заичности и строгому в то же время интеллектуализму, которые характеризова­ ли средневековый подход к искусству,- эмоциональный фон рассуждений Мари­ гена, стремяшегося преодолеть романтический комплекс.

вития неоплатонизмом и стимулированная в средневековой философии потреб­ ностями теодицеи, а также пониманием Бога как абсолютного Бытия. «Благо и бытие в реальности тождественны, но слово «благо» выражает то, что не выра­

точки зрения зло понималось как прореха бьггийственности. как несубстанциаль­ ная, чисто негативная ущербленность, неполнота, недостача. «Зло не может быть нознано просто как зло, ибо его суть пуста и не может быть ни познана, ни определена безотносительно к окружающему благу» (Сумма теологии, 1, вопр. 14, 10 к 4). «Строго говоря, зло, как таковое, не есть присутствующая в вещах реальность, но отсутствие некоторого частного благах (Диспутации, 2; О Зле, 1).

Подобное наполнение понятия бытия, казалось бы, предельно общего и пото­ му пустого, представляет некоторую (достаточно отдаленную) аналогию опери­ рованию с понятием бытия у Хайдеггера. Но эмоциональные тона схоластиче­ ской онтологии, характеризуюшиеся единственным в своем роде оптимизмом,

составляют ее специфику..

8 'Предельная интеллектуализация этики и вообще концепции человека­ неотъемлемая черта томистекой традиции. Как известно, в спорах со скотиста­ ми (приверженцами Дунса Скота) одним из важнейших пунктов полемики было первенство интеллекта относительно воли и созерцания относительно любви. Ч~­ ловеческое «блаженство», т. е. высшая реализация человеческих возможностеи, предельная цель жизни, состоят, по формуле Фомы Аквинского, в акте интел­

лекта в который лишь подчиненным образом включается воля. Здесь мировоз­

аренческий стиль схоластики опять-таки представляет выпуклый контраст роман­

тической и неоромантической метафизике «воли» И «жизни».

9 Концепция Аристотеля, усвоенная Фомой Аквинским (ср. пятую книгу «Ме­ гафизнки» Аристотеля и комментарий к этой книге Фомы), понимает формаль­ ную причинность как линию соотношений эйдосов, т. е. платоновских идей. В плане формальной причинности причиной вещи является, во-первых, ее субстан­ циальная форма и, во-вторых, акциденции ее индивидуального эйдоса. Вместе с материальной причиной, т. е. наличностью необходимого вещества, формальная причина образует полноту внутренних возможностей к существованию вещи. Но

для существования, именно постольку, поскольку оно не тождественно с сущностью,

необходимы и внешние причины. Это - «содетельная» причина, т. е. каузаль­

ность в нашем понимании. и целевая причина. Например, для рождения чело­ века материальной причиной является совоку"пность вещества,"пошедшего на фор­ мирование эмбриона, формальной причинои - родовые своиства понятия «че­ ловек» плюс генетически воспринятые по линии наследственности о~обенности: «содетельной» причиной - биологический процесс зачатия, а целевои причинои то, что принято понимать под «смыслом» человеческой жизни.

10 Эта рационалистическая и эвдемонистская концепция (которая после До­ стоевского и Ницше едва ли может казаться аксиомой) опять-таки восходит к Аристотелю, определяющему благо как «то, К чему все стремятся» (Никома­ хова этика, 1, 1, 1094 а).

11 Идея «неписаного закона» совести очень характерна для греческой клас­ сики. В трагедии Софокла «Антигона» (ст. 450 и слл.) героиня в таких словах противопоставляет его «писаному» закону, т. е. формальным распоряжениям власти:

... А твой закон - уж не такую силу За ним я признавала, чтобы он, Созданье человека, мог низвергнуть Неписаный, незыблемый закон Богов бессмертных. Этот не сегодня Был ими к жизни призван, не вчера: Живет он вечно, и никто не знает, С каких он пор явился меж людей.

(Пер. Ф. Ф. Зелинского.)

Еще более ясно выражено моральное кредо афинской демократии в знаме­ нитой речи Перикла у Фукидида (История, кн. 2, 37): «Не признавая излиш­ них стеснений в нашей частной жизни, мы в общественном питаем величайший страх перед беззаконием; мы повинуемся тем лицам, которым в каждом данном случае поручили власть, и законам; среди же последних более всего тем, которые изданы в пользу обижаемых, а также и тем, которые, будучи неписаными, на­

влекают на нарушителей всеобщее осуждение».

12 Ср. разделение у Фомы Аквинского: «Право может быть двояким: либо оно вытекает из самой природы вещей и именуется естественным правом, либо оно вытекает из соглашения... и именуется положительным правом» (Сумма тео­ логии, 2-я 2-й, вопр. 57, 2). Естественный закон с точки зрения томизма укоре­

нен в «вечном законе» абсолютных моральных норм.

13 Готорн, Натаииел (1804-1864) - американский писатель, в 40-х го­ дах Х/Х в., участвовавший в фалаистере фурьеристов, пытавшихся обеспечить свое существование сельским трудом. Анри Руссо (1844-1910) - француз­ ский живописец, стоявший вне художественных течений своего времени и зарабатывающий себе на жизнь то службой в таможне (отсюда его прозвище Ле Дуанье - «Таможенник», то музыкой; главный предтеча современного «прими­

тивизма».

14 Внемузыкальные устремления Вагнера общеизвестны, но формулировать их именно таким образом достаточно странно (Маритен, как явствует из рассы­ панных по его книгам замечаний, стоит в русле антивагнеровской реакции, ха­ рактерной для его поколения).

15 Ср. замечание Фомы Аквинского: «Душа не действует, но человек дей­ ствует посредством своей души» (Комментарий на Х книгу Арнстогелевой «Эти­ ки», лекция 6).

и Хуан де Иепес-и-Альфарес,часто называемыйХуан де ла Крус (Иоанн Креста, 1542-1591) - великие религиозные писатели Испании, соединившие" старую мистическую традицию самонаблюдения с острым ощущением личностнои жизни

человека, присущим Ренессансу.

19 Жан Жак Руссо - для Маритена один из главных врагов «соборности», виновников новоевропейского разврата мысли. Маритен усматривал деградацию западной мысли, как она поступательно выражена в деятельности «Трех реформа­ торов»: Лютера, субъективизировавшего понятие веры, Декарта, произведшего то же самое с понятием мысли, и Руссо, распространившего настроенческий

субъективизм и произвол на самую широкую сферу жизнеотношения.

20 При всей существенной антихристианской окрашенности эстетизма Валери мировоззренческий стиль этого поэта обнаруживает немало сходства с рацио­ налистической деловитостью неотомистов. Для Валери было желательно возмож­ но «чище» отделить понятие поэзии, осмысленной как интеллектуальная игра,

205

от всех других функций человеческого духа; и с этим Маритен совершенно со;?и­ дарен. Концепция искусства как ремесленнического «умения» является общеи и

для классицизма Валери, и для неосхоластики Маритена. В связи с эп!.м можн~ вспомнить, что совершенно нерелигиозный Валери усматривал самыи чистыи

вид драмы в католической литургии, ибо последняя подчинена самому строгому объективному закону и не допускает ни произвола, ни смешения с чем-либо

чуждым своей внутренней форме.

2\ Донн, Джон (1572-1631) - великий английский поэт~ родоначальн~к так

называемой метафизической школы поэтов, заново открытын литературнои кри­ тикой ХХ в. Лирическое самоуглубление сложной, затрудненной поэзии Донна

редина между двумя порочными крайностями: «...существуют три душевных рас­ положения, из которых два порочны, одно - В силу недостатка, другое - в силу

избытка, им присущих, и только одно душевное расположение есть расположе­ ние добродетели, а именно то, которое находится в середине». (Ни~омахова

этика, кн. 11,8, 1108 В). Когда маятник качнулся в сторону однои краииости­ взрыва бесконтрольной творческой энергии, есть основания думать, что затем он качнется и в противоположную сторону: важно лишь помнить, что правда в

срединной точке.

23 Здесь слово «virtue» переведено как «достоинство». Если в ф~лософско­

эстетическихрассужденияхМаритена это слово согласно схоластическоитрадиции переводится как «потенция» (см. примечанис 3), то в этическом контексте IV гла­

вы уместно вернуться к обычному словарному Зf!,ачеf!,ИЮ этого терм.ина.

24 Томпсон, Фрэнсис (1859-1907) - англиискии к~толическии поэт-симво­ лист, литературный критик и эссеист; автор знаменитои поэмы «Небесная гон­

чая» (The hound о! heaven, 1905 г.), изображающей поиски божествен.ного человеческой душой: Ему принадлежит также жизнеописание Игнатия Лойолы

одинокого мира субъективных представлений - в поисках красоты, в чистом искусстве и приносимом им наслаждении. Хотя под влия~ием оксфордского

неокатолицизма Пейтер порой пытался гармонизировать свои эст:тизм с хрис­ тианской этикой, он остался проповедиикон культа художествениои формы, а в конце жизни предалея пессимистическим размышлениям о гибели искусства в

27 Кокто, Жан (1889-1963) -~ французскийписатель, художник, театральны~ деятель, видный представитель модернистского крыла в искусстве, прошедшии через дадаизм и сюрреализм. «Петух И арлекин» (l-е издание- 1918 1'.)- сборник критических афоризмов Кокто-дадаиста. В 1923 г. Кокто, переживая душевное потрясение в связи со смертью друга, по совету общих знакомых обра­

тился к Маритену за утешением и духовным руководством; между ними возникло идейное общение. Кокто, вернувшийся на краткий период к католической вере своего детства, написал Маритену письмо (Lettre а Jacques Магitаiп), где выра­ жал готовность целиком посвятить свое искусство Богу. В своем «Ответе Жану

Кокто» Маритен, охлаждая пыл экзальтированного «новичка» И излагая свою магистральнуюмысль об автономности искусства, писал: «Бог не требует «рели­ гиозного» или «католического» искусства. Искусство, которого Он хотел бы для себя,- это искусство как таковое, искусство со всеми своими зубами (Рёропве

а Jеап Cocteau, Р., 1926. Р. 91).

28 Гопкинс, Джерард Мэнли (1844-1889) - английский поэт, почти неизвест­ ный при жизни, предвосхитивший строй современной англоязычной поэзии. При­ нял католицизм и вступил в орден иезуитов, после чего семь лет ничего не писал;

первое стихотворение, написанное после этого «искуса», оказалось исключитель­ но богатым формальными новшествами.

Унсет, Сигрид (1882-1949) - норвежская писательница, лауреат Нобелев­ ской премии по литературе за 1928 г. Идеалы рыцарственности и духовной цель­ ности Унсет ищет в скандинавском средневековье, что нашло выражение в ее центральном произведении _..- романе «Кристин, дочь Лавранса». В 1928 г. Ун­ сет приняла католичество.

Ле Форт, Гертруда фон (1876--1971) - немецкая лирическая поэтесса и ро­ манистка. Среди поэтического наследия Ле Форт выделяются «Гимны Церкви» (1924), связанные с ее переходом в католицизм и энергией словесного выраже­ ния, напоминающие Клоделя.

Грин, Жюльен (родился в 1900 г.) ..- французский католический писатель, американец по происхождению. В 19:38--1958 гг. Грин издавал «Дневник», посвя­ щенный самоанализу, в частности в связи с терзавшей писателя проблемой:

вера и творчество.

Жакоб Макс (1876--1944) -- французскийписатель; еврей по происхождению, обратившийся в католичество; был близок к Г. Аполлинеру. В книге «Поэтиче­ ское искусство» выступал как поборник новых, модернистскихтенденций в поэзии,

но в своем художественном творчестве пытался примирить их с католическим умонастроением.

29 В указанной книге Маритена «Положение в поэзию> две главы написаны

Раисой Маритен, его женой и ближайшей сотрудницей.

зо Здесь аллюзия на евангельское изречение: «Дом, раэдслившийся внутри

ческой ШКО.пы», повлиявший на Г. Вогена.

32Дюбо Шарль (1882--1939) --- французский литературный деятель, эссеист

икритик. Главный труд его жизни, «Дневник». выходивший С 194б по 1955 г., представляет собой яркий документ религиозной психологии и интроспекции.

Морган Чарльз (1894--1968) плодовитый английский романист и теат- ральный критик.

ЗЗ Дюамель Жорж (1884---1966) -- французский писатель, поэт и эссеист, в 10-х годах ХХ в. примыкавший к унанимизму (литературное направление, исповедовавшеемистический коллективизм}. В качестве врача участвовал в обеих мировых войнах; в 30-40-е годы болезненно переживал торжество фашизма в Европе и оккупацию Франции, но вследствие своих пацифистских убеждений отвергал движение Сопротивления. Главные произведения Дюамеля - циклы романов «Жизнь И приключении Салавена» (Vie et aventuгes de Sa!avin. 1920-

ского пейзажа.

:J7 Примечательно, что эту же идею о плодотворности для художника «спе­ цифического неведения» относительно своего «продвижения» находим среди за­ ветных мыслей позлиего Б. Пастернака: «Другие 110 живому следу jПройдут твой путь за пядью пядь'; Но пораженья от победы/ Ты сам не должен отличать».

С. С. Аверинцев (К 1-111 главам) Р. А. Гальцева (К IV главе)

Честертон Г. К.

Эссе *

* * *

ОМАР ХАПЯМ И СВЯЩЕННОЕ ВИНО **

Так называемая новая нравственность не без ярости виепи­ лась в пробнему пьянства. Энтузиасты не знают покоя - от тех, кто выдворяет людей из ресторана в 12.30, до пылкой дамы, кото­ рая крушит топором американские бары; но все они, почти всегда, признают, что пить можно в одном-единственномслучае: для под­ крепления, как пьют лекарство. С этим я не соглашусь ни за что на свете. Пить безнравственно и опасно только в том случае, если выпивка для вас -- лекарство. И вот почему. Если вы пьете для удовольствия, вы гонитесь за чем-то редким - ведь, пока вы в здравом уме, вы не ждете, что каждый час принесет вам удоволь­

ствие. Если же вы пьете для здоровья - вы сгремитесь к вещи

естественной; к тому, что вам положено; к тому, без чего вы дей­ ствительно не можете обойтись Тот, кто познал искушение экста­ за, еще может устоять; но вряд ли устоит тот, кто познал искуше­ ние нормальности. Представьте себе, что вы даете человеку вол­ шебное снадобье и говорите ему: «Прими, И ты перспрыгнешь

памятник!». Без сомнения, он примет и перепрыгнет, но вряд ли он начнет прыгать день и ночь на потеху согражданам. А вот если вы дадите снадобье слепому и скажете: «Прими, И ты увидишь», искушение окажется много, много сильнее. Как сможет он удер­ жаться, заслышав цокот копыт или пенье птиц на рассвете? Не

так уж трудно отказаться от развлечения; почти невозможно

отказаться от непременного условия нормальной жизни. Всякий врач знает, как опасно давать больным алкоголь, даже для под­

крепления сил. Я совсем не хочу сказать, что, по моему мнению,

нельзя дать больному для бодрости глоток вина. Но мне кажется,

что гораздо естественней и несравненно полезней давать его здо­

ровым просто так.

Здравая точка зрения на выпивку покажется парадоксом, как и многие здравые мнения. Пейте от радости, но никогда не пейте

208

уподобитесь серолицему подонку. Пейте, когда вам и без того хоро­ шо,- и вы уподобитесь веселым крестьянам Италии. Не пейте по­

тому, что вам надо uнапиться,-- это разумное пьянство, оно ведет к смерти и аду. Пеите потому, что вам не нужно,-- это пьянство

неразумное и древнее здоровье мира.

Несколько десятилетий лежит на английской словесности слав­ ная тень восточного поэта. Перевод Фитцджеральда *1 вобрал в

себя, сконцентрировал весь темный, пассивный гедонизм нашей эпохи. О литературных достоинствах этой книги говорить не сто­ ит - мало на свете стихов, в которых с такой силой соединились бы веселая колкость эпиграммы со смутной печалью песни. Но об ее философском, этическом и религиозном влиянии, которое не меньше ее литературных достоинств, я бы хотел поговорить, и, признаюсь, отнюдь не в мирных тонах. Многое можно сказать против духа «Рубайят» и волшебной ее власти. Но главное зло

сти и радости. Кто-то сказал про Хайяма: «Печальный И счаст­ ливый старый пере». Печальным он был, счастливым - не был ни в каком смысле слова. Он враждебен радости больше, чем

пуритане.

Мудрый и прекрасный перс лежит под розовым кустом со свит­ ком стихов и чашей вина. Трудно поверить, что, глядя на него, кто-нибудь вспомнит темноватую комнату, где врач отмеряет брен­ ди безнадежному больному. Еще труднее поверить, что это зрели­ ще наведет на мысль об испитом подонке, хлещущем джин в ка­ баке. Тем не менее эти трое связаны воедино невеселыми узами. Плохо не то, что Хайям воспевает вино,- плохо то, что он воспе­ вает наркотические свойства вина. Он призывает пить с горя. Для него опьянение закрывает, а не открывает мир. Он пьет не поэти­ чески, т. е. не весело и не бездумно. Он пьет разумно, а это ничуть не поэтичней банковской сделки и ничуть не приятнее слабитель­ ного. Насколько выше -- по чувству, не по стилю - старая зас­

тольная песня:

По кругу пустим чашу мы, Пусть льется сидр рекою.

Ее пели счастливые люди, славя поистине хорошие вещи­ душевную беседу и братство и короткий досуг бедняков. Конечно, почти все высоконравственные нападки на Хайяма наивны и неверны, как всегда. Один ученый, к примеру, был так глуп, что обвинил его в атеизме и материализме. И то, и другое почти немыслимо для восточного человека - на Востоке слишком хорошо разбираются в метафизике. На самом же деле христиа­ нин, читающий Хайяма. скажет, что он отводит не мало, а СJlИ}UКОМ много места Богу. Омар Хайям исповедует тот страш­

ныи теизм, чьи адепты не могут представить ничего, кроме

* Оmаг Khayam. Rubayyat / / Transl. Ьу Fitzgeгald Е. С., 1859.

209

Бога. и не знают ни человеческой личности, ни человеческой

воли.

Не спрашивают мяч согласия с броском. ПО ПОЛЮ носится, гонимый Игроком,

Лишь Тот, кто некогда тебя сюда заброси,~,-­ Тому все ведомо, Тот знает обо всем *.

Христианский мыслитель_.- Августин или Данте·- не согла­ сится с этими строками, потому что они отрицают свободную волю, честь и достоинство души. Высочайшая мысль христиан­

ства не приемлет такого скепсиса не потому, что он под­ рывает веру в Бога, а потому, что он подрывает веру в чело­

века.

«Рубайят» воспевает громче всех безрадостную погоню за нас­ лаждением; но она не одна. Самые блестящие люди нашей эпохи

зовут нас к тому же самому сознательному культу редких наслаж­

дений Уолтер Пейтер 2 говорит, что все мы - приговоренные к

смерти и нам остается наслаждаться прелестью минуты ради са·

мой минуты. Тому же учила нас убедительная и безотрадная фило­ софия Уайльда. )Jевиз этой веры -- сагре diem 3; но исповедуют ее не счастливые. а очень несчастные люди. Великая радость не срывает походя розовые бутоны-- взгляд ее прикован к вечной розе, которую видел Данте. Истинная радость исполнена духа бес­

смертия. Все великие комические книги --- «Тристрам» и «Пик­ вик» \ например, -- просторвы и неподвластны гибели; читая их, мы чувствуем, что герои -.- бессмертны, а повествованию нет

конца.

Конечно, острая радость иередко бывает короткой; но это не

значит, что мы мыслим ее как короткую, преходяшую и наслажда­

емся ею «ради данной минуты». Тот, кто это сделает, попытается осмыслить радость и ее разрушит. Радость - таинство как вера, ее нельзя осмыслять. Представим себе, что человек испытывает истинную радость. Я говорю не об эстеге. взирающем на ценную

эмаль. я имею в виду яростную, почти мучительную радость­

миг восторга в первой любви или миг победы в бою. Влюбленный радуется в эту минуту отнюдь не «ради минуты». Он радуется ради возлюбленной или. на худой конец, ради самого себя. Воин ра­ дуется не ради минуты, а ради знамени. Он может сражаться за глупое. ненужное дело, влюбленный может разлюбить через пять

дней. Но в этv минугу знамя для воина - вечно, любовь для влюб­

ленного-- бессмертна. Такие мгновения проннзаны вечностью;

они дают радость именно потому, что не кажутся прсходящими. Взгляните на них с точки зрения Пейтера --.. 11 они тут же станут холодными, как сам Пейтер и его стиль. Человек не может любить смертное, хотя бы на нелолгий срок.

Чтобы понять ошибку Пейгера. вспомним его знаменитую фразу. Он хочет, чтоб мы горели пламенем твердым, как рубин.

* Перевод с внгл. И. Б. Родняиской.

210

Но в том-то и дело, что пламя не может быть твердым, его нельзя ни гранить, ни оправлять. Так и чувства человеческие нетверды

ине похожи на камни; они опасны, как пламя, опасно трогать их

идаже изучать. Чтобы наши страсти стали твердыми, как драго­

ценные камни, они должны стать холодными, как эти камни,­

другого пути нет. И самый сильный из всех ударов по простым человеческим радостям, самый смертельный - клич эстетов сагре diem. Для всех без исключения удовольствий и радостей нужен совсем другой дух - дух робости, привкус неуверенной надежды, ребяческого страха. Страсть невозможна, если нет чистоты и про­ стоты: Я говорю И о дурных страстях. Даже порок требует невин­

ности.

Не будем говорить о том, как повлиял Хайям (или Фитцдже­ ральд) на дела другого мира. Сейчас нам важно, что этому миру

он принес немалый вред. Пуритане, как я уже сказал, много весе­ лей его. Новые аскеты, сторонники Торо 5 И Толстого, куда жизне­

радостнее - ведь как ни труден отказ от вина и роскоши, им ос­ таются все простые радости, а главное - они не теряют способ­ ности радоваться. Торо может радоваться закату и без чашки кофе. Толстого не радует брак - но он достаточно здоров ду­ ховно, чтобы радоваться чернозему. Отказавшись от самых примитивных удобств, можно наслаждаться природой. Куст хорош и для трезвого. Но ни природа, ни вино - ничто на свете не обрадует вас, если вы неправильно понимаете радость; а с Хайя­ мом (или Фитцджеральдом) случилось именно это. Он не видит,

что радость невозможна для того, кто не верит в вечную ра­ дость, заложенную в природе вещей. Нас не обрадует и паде­ катр, если мы не верим, что звезды пляшут нам в, такт. Никто не может быть истинно весел, кроме серьезных людей. В конце концов, человек может радоваться только сути вещей. Он может

радоваться только вере.

Некогда люди верили, что звезды танцуют под их свирель, и плясали так, как никто не плясал с той поры. Мудрец «Рубайят» связан с этой древней языческой одержимостью не больше, чем с христианством. духа вакханалии в нем не больше, чем духа святости. Дионис и его последователи знали радость бытия, серьез­ ную, как у Уитмена. Дионис сделал вино не лекарством, а таин­ ством. Иисус Христос тоже сделал вино таинством. Для Хайяма вино - лекарство. Он пирует потому, что жизнь безрадостна; он пьет с горя. «Пей,- говорит ОН,- ибо ты не знаешь, откуда ты пришел и зачем. Пей, ибо ты не знаешь, куда и когда пойдешь. Пей, ибо звезды жестоки и мир движется впустую, как волчок. Пей, ибо не во что верить и не за что бороться. Пей, ибо все одина­ ково гадко и одинаково бессмысленно». Так говорит он, протягивая чашу. Но на высоком алтаре стоит Другой, тоже с чашей в руке. «Пей,- говорит Он,- ибо мир, как это вино, пламенеет багрян­ цем любви и гнева Господня. Пей, ибо ангел поднял трубу, выпей перед боем. Пей, Я знаю, куда и когда ты пойдешь. Пей это вино - кровь Мою Нового Завета, за вас проливаемую».

211