Файл: Ot_21_do_30.doc

Вариант 25

Часть 1

Знаменитый Мон Сен-Мишель, гранитный остров у берегов Нормандии, ошеломляет. На вершине скалы на высоте почти 80 метров растут ввысь стены старинного аббатства. Кругом море. Лишь двухкилометровая дамба соединяет остров с материком. «Пирамидой в океане» назвал его неисправимый романтик Виктор Гюго.

С островом связано множество старинных легенд. Одна из них рассказывает, как в 708 году архиепископу Оберу явился во сне архангел Михаил. Недоверчивый епископ не внял знамению, и тогда небесный посланник, разгневавшись, резко ткнул его пальцем. В память об этом чуде на острове появилось первое сооружение – базилика святого Михаила. Позже герцог Нормандии передал остров монашескому ордену. Монахи основали аббатство и начали бесконечное строительство.

В Мон Сен-Мишель ведут Королевских врата. В крошечных, почти игрушечных домах XV-XVI веков, плотно прильнувших друг к другу, открыты кафе, рестораны, гостиницы и палатки с сувенирами. Легко представить себе здесь не современных туристов, а пышно одетую средневековую знать и закутанных в лохмотья паломников. Но постоянно отвлекает обычная мирская суматоха: восторженные возгласы, щелчки фотоаппаратов и едва слышное жужжание видеокамер.

В глубь острова идет единственная улица, которая упирается в широкую лестницу. Ступеньки неудержимо бегут вверх. С западной террасы открывается вид на море. По беспредельной серо-голубой поверхности рассыпаны островки-точки. Чтобы убедиться в том, что подобного Мон Сен-Мишелю острова нет, нужно продолжить знакомство: заглянуть в церковь, углубиться в бесконечный лабиринт монастырских переходов, где причудливо смешались музыка и тишина, свет и тень.

Сейчас здесь тихо и пустынно. Навсегда застыл в беззвучии колокол, не слышны тихие шаги в галерее крестного хода. Но по-прежнему во внутреннем садике, отгороженном от мира пространстве с узкими окошками-бойницами и невысокими хрупкими колоннами, растут трава и цветы. Здесь ничто не в силах отвлечь от философских размышлений о смысле бытия. (269 слов)

( По О. Феденковой)

Часть 2

(1)На Выборгской стороне, где мы жили, чуть ли не в каждом третьем доме имелась булочная. (2)Были обыкновенные, русские, были финские, где продавались «финские сэпики», «финский крэкер», удивительно вкусные кренделя, лиловато-коричневые с поверхности, с угольками и соломинками, припекшимися к их нижней светлой стороне...

(3)И тем не менее каждое утро по всем лестницам всех домов мчались вверх и вниз нагруженные громадными, в пол человеческого роста, прутяными корзинами «булочники». (4)Смысл их работы заключался в возможности заскочить в каждую кухню раньше, чем горничная или кухарка успеют, обмотавшись теплым платком, выпорхнуть на морозную или дождливую улицу. (5)Они ухарски, но и очень легко, скидывали на пол корзину, снимали с нее подбитую для теплоизоляции клеенкой и еще чем-то крышку, и по кухне растекался сладкий и теплый тестяной и сахарный дух.

(6)На верху корзины был плоский вкладыш с пирожными, ниже лежали мелкие копеечные булочки всех сортов – розанчики, пистолетики, подковки, с тмином и с маком, облепленные сахарной глазурью и присыпанные крупной, как битое стекло, солью. (7)Тесто, возможно, всюду было одно, но испечено и вылеплено все это было так, что у каждого сорта оказывался свой вкус, свой вид, своя примета. (8)На каждый находились любители: всем хотелось именно своего.

(9)Внизу, в тепле, сохранялись крупные изделия: батоны, «домашние» булки, которые я очень любил, и калачи, с сырой мучкой под тестяным вкусным язычком. (10)Были там и сушки – розовые, шафранные, всякие...

(11)И, естественно, заспанной горничной уже никак не хотелось теперь выбегать в такую рань на мороз, и она тут же покупала копеечные булки по две штуки на алтын, не выходя из дома. (12)А барыня, сладко спавшая в этот хлопотливый утренний час, смутно догадывалась об обмане, но не давала себе труда наводить следствие...

(13)В летние месяцы из дворовых окон можно было услышать протяжный, надсадный вопль: «Моро-о-жин-но! Моро-о-жин-но! Сливошно-фисташково-лимонно моро-о-жин-но!»

(14)По мостовой двигалась закрытая тележка-ящик. (15)Ее толкал перед собой дядя в кожаном картузе и белом фартуке и черных, тоже кожаных, нарукавниках на локтях. (16)Вафли и формочки для них появились много позже; в девятисотых годах были только круглые и грушеобразные ложки на длинных ручках, ими и отмерялись порции. (17)Да ведь стоит вспомнить, что никаких холодильников, никаких «хладокомбинатов» тогда не было. (18)Не было и «сухого льда». (19)Каждый килограмм мороженого вертелся вручную, на посыпанном солью обычном невском льду... (20)А мороженое было вкусно!

(21)Ближе к осени звучала другая песня: «Арбузы, арбузы! Арбузы астраханские, арбузы! Кваску грушевого, яблочного, кваску!»

(22)Задержанный окликом сверху, останавливался мороженщик, замедляли ход астраханские арбузы. (23)Иногда выбегали на улицу посланные; случалось, сам владелец тележки поднимался наверх. (24)Сейчас меня удивляет: как редко тогдашние питерцы позволяли себе и своим чадам такие плодово-фруктовые удовольствия. (25)Никто ничего не слыхал тогда про витамины, никто и не воображал, что фрукты полезны. (26)А дынь в тогдашнем Петербурге и вообще почти никто не ел, в больших гастрономических магазинах продавали их как редкость.

(По Л. Успенскому)