Файл: Krechmer_E_Stroenie_tela_i_kharakter_1930.pdf

Рис. 27. Готфрид Келлер. Гравюра Штауффера — Берн, 1887. (С разрешения
художественного магазина Amsler u. Rutarth.) Сравни портрет кисти Боклина.
1889. G. Keller. Gesammelte Gedichte. Stuttgart, Gotta.

Описанные личности надо считать основной группой циклотимических
темпераментов у поэтов. Коснемся теперь вариантов и пограничных типов. Еще
одну родственную группу можно характеризовать именами И. Р. Геббеля и В.
Буша. Тот и другой отличаются смешанным строением тела: у Геббеля ясно
выступает пикническое (особенно на фронтальных очертаниях лица); у Буша оно
хорошо заметно в портретах более пожилого возраста. Оба в литературном стиле
обнаруживают настоящую реалистически-юмористическую, человеколюбиво-
сияющую душевную теплоту, но у них отсутствует эпическая полнота и
отмечается искание внешних форм. Они умеют выделить существенное, в
нескольких характерных штрихах передать сюжет; у Буша, кроме того, блестящая
стихотворная форма. Их стиль анекдотичен или сжат, как в эпиграмме, заострен,
обдуман, грациозен. У Буша к сказанному присоединяются важное в
диагностическом отношении стремление к философской рефлексии и черты
нелюдимого чудака.

Их можно рассматривать как переходные формы от собственно циклотимических
юмористов, рассказчиков типа Фрица Рейтера к группе талантов, полных
остроумия, сарказма, иронии и сатиры, сущность которых можно характеризовать
именами Гейне, Вольтера, Фридриха Великого и Ницше; эта группа принадлежит
уже главным образом к шизотимическому типу. У первых трех уже строение тела
ясно указывает на это, а у Ницше — только частично (резко втянутое основание
черепа, густая борода и волосы, подобно тому как это наблюдается при высоких
башенных черепах, глава V). У Гейне и Фридриха Великого мы находим еще
черты, близкородственные циклотимическому юмору. Но у остальных ясно
обнаруживается родственная связь людей, полных остроумия и иронии, с
шизотимической группой в их индивидуально-психологических
взаимоотношениях: у Гейне — с его романтически сентиментальной частью
личности, у Вольтера — с патетической, у старого Фрица Рейтера — с его
недоверчивостью, человеконенавистничеством и резкой холодностью. Ницше
можно рассматривать как прототип таланта, лишенного юмора. Богатая идея не
носит у него в себе радости, а всегда насыщена пафосом. По складу личности он
классический психэстетик с типичной пропорцией нежного тонкого чувства и
холодного сознания властелина. Мы не хотим здесь подвергать психологическому

анализу тип человека, обладающего остроумием и иронией; отметим только, что
его внутренняя связь с шизотимическим способом чувствовать, в отношении
остроумия, заключается, во-первых, в порывистости, склонности к антитезе и
утонченности чувствований, а затем в отношении иронии и сарказма в его
характере с аутистической гиперэстетической установкой аффекта. В этом смысле
для нас внутренне понятной становится эмпирически-биологическая связь с
шизотимическими темпераментами. Мы можем остроумно-ироническое
рассматривать как шизотимическую параллель к циклотимическому юмору.

У юмористических писателей, которые обнаруживают сентиментальные налеты в
смысле шиллеровской эстетики, то есть напускную детскость, рефлексию, пафос,
элегическую трогательность, формы строения тела также очень смешанны, как,
например, у Клаудиуса и Жана Поля (последний, однако, с сильными
пикническими компонентами). У Раабе с его резким налетом рефлексии и пафоса
анатомичное строение лица напоминает шизотимиков. Надо уделять внимание
всем этим видоизменениям и частичным компонентам, хотя их и нельзя
окончательно изучить на основании немногих имеющихся в нашем распоряжении
примеров.

Что же касается вариантов поэтического реализма, то мы встречаем более редкую
форму, которая отличается не особенной душевной теплотой, а скорее
холодностью и сухостью и в своем юморе немного саркастична; это
приблизительно тип Фонтана. Во многих индивидуальных психологических чертах
он близко примыкает к циклотимикам и в соматическом отношении имеет много
пикнического. Также и критики со свежим темпераментом, естественностью,
юмором и здравым смыслом, каковы Лессинг и Т. Фишер, имеют, несмотря на
сильное конституциональное смешение, близкое отношение к циклотимической
группе, на что, впрочем, указывает и строение тела. Где же реализм строго
выражен и лишен юмора, там в индивидуально-психологическом отношении и по
строению тела мы опять приближаемся к шизотимическому кругу (например,
Дрост-Гюльсгоф — типично астеническое строение тела), когда реализм сильно
переплетается с романтикой и любовью к природе, или у Геббеля, когда он
сочетается с мучительными и трагическими чувствами.

Ясные переходные формы к шизотимической группе составляет прежде всего тот
тип, представителей которого обыкновенно называют натуралистами. У них еще
присутствует реалистическое наблюдение, но отсутствует спокойная
созерцательность, растворяющаяся в объекте наивность, душевная любовь к
существующему, чувство юмора; напротив, наступают пафос, известные
тенденции, страстные напряжения, отрицание действительности и даже
субъективно карикатурные искажения. Искусство изображать не в теплых
диатетических средних тонах, а в резких психэстетических антитезах. И
реалистическое изображение только служит этим антитезам. Мы можем образовать
ряд, идущий от циклотимиков к шизотимикам, который приблизительно
начинается с Золя с его выраженной склонностью к чистому наблюдению, к
полноте, к эпической предметности, к Ибсену и Герхарду Гауптману становится
все драматически антитэтичнее и субъективнее и кончается психэстетическими
аутистами, к которым принадлежит Стриндберг и близко примыкает Толстой. Если
сравнить портреты, начиная с Золя и кончая Толстым, то можно установить такого
же рода переход от пикнического лица к шизотимическим длинным лицам.

Шизотимические

темпераменты художников

Строение тела и характер

Кречмер, Эрнст

Шиллер в статьях по эстетике в дифференцировке «наивного» и
«сентиментального» поэтического творчества, «влечения к содержанию» и
«влечения к форме», интуитивно, создав точные понятия, установил множество
черт, которые отделяют друг от друга цикло-тимические и шизотимические
темпераменты. В общем биологическое исследование дает блестящее
подтверждение его астетическим анализам, которые в известных отдельных
пунктах, например при группировке комического (где у Шиллера, как шизотимика,
отсутствует полное чувство), нуждаются в исправлении. Помимо того, мы не так
охотно берем в качестве примеров особо выдающихся людей, ибо крупные гении,
как, например, Гёте, Шекспир или Руссо, биологически являются очень сложными
конституциональными сочетаниями и синтезами, которые по своей
конституциональной чистоте уступают многим небольшим талантам.

Чтобы характеризовать основную группу шизотимических поэтических
темпераментов, мы назовем следующие имена: Шиллер, Кернер, Уланд, Тассо,
Гёльдерлин, Новалис, Платен.

Это главным образом группы патетиков, романтиков, художников формы и стиля с
общей тенденцией к идеалистическому по форме и содержанию.

Строение тела названных художников ясно обнаруживает их шизотимическую
природу. Все они стройны, тонки и худы. Красивые угловые профили можно
видеть у Улан да, Тассо, Новалиса и Платена. Кернер на неидеализированных
портретах обнаруживает совершенно астенический habitus, с длинным носом и
гипопластическим узким подбородком. Высокая, худая фигура Шиллера с
чрезмерно длинными конечностями, нежной кожей, овальным лицом, с очень
высокой средней частью лица и подбородка, с длинным острым носом всем
известна.

Гёрдерлин и, вероятно, Тассо страдали шизофреническими психозами. Платен
имел извращенные влечения и был шизоидным психопатом.

Шиллер и Новалис умерли от туберкулеза, о конституциональных
взаимоотношениях которого с шизофреническим кругом мы уже говорили раньше.

Патетики представляют собой активные натуры с сильным темпераментом и
влечениями, между тем как романтики среди шизотимиков объединяют нежных,
женственных, далеко стоящих от мира людей. Трагический пафос — борьба
аутистической души против реальной действительности. Подробно об этом мы
говорили в главах о шизоидных личностях. Пафос и нежная мечтательность,
внешне совершенно противоположные, тесно связаны между собой в
индивидуально-психологическом отношении. Героическое и идиллическое
являются шизотимическими настроениями, дополняющими друг друга. Средние
тона, спокойное наслаждение жизнью и предоставление пользоваться ею у
гиперэстетических шизотимиков отсутствуют. Героическое, а также идиллическое
— крайние, эксцентричные настроения, среди которых аффект перескакивает в
альтернативное стремление. Шизотимическая психика, истощенная пафосом
героической борьбой, неожиданно впадает в потребность абсолютного контраста,
слезливую нежность и мечтательно-идиллическое спокойствие В темпераменте
Шиллера, который отличался стойкостью громадной энергией, храбростью, сквозь
героические черты проглядывает нежность. Нет крупных драматических
государственных актов без нескольких мечтательных сцен любви, которые никогда
не носят характера наивной чувственности, как у циклотимиков, но постоянно

отличаются сентиментальной эксцентричностью. В этих героических
интермиссиях имеется также типичная окраска настроения независимо от того, под
каким заголовком они написаны. Или же, например, в лирике Шиллера, где в
идеалистических апофеозах мы, к нашему удивлению, видим Геракла как пастуха
у Руссо, стерегущего овец и плетущего венки из цветов у источника.

Рис. 28. Торквато Тассо. Гравюра П. Карони по рис. Лонги. (Из «Истории мировой
литературы» Шерра.)

У Руссо патетические и идиллические элементы настроения находятся в
равновесии. Но и там, где идиллическое романтически-нежное стремление к
уединению преобладает, как у Гёрдерлина, мы слышим сдержанный пафос; мало
того, звучит даже бурная трагическая страсть героического юноши Гипериона.

Героическое и идиллическое в психэстетической шкале темпераментов также
тесно переплетены между собой, как реалистическое и юмористическое в
диатетических пропорциях.

Как у циклотимиков преобладает широкая объективность в прозаическом рассказе,
так у шизотимиков решительно доминируют лирическое и драматическое. Это
необычайно важная черта, которая характеризует произведения обеих групп
поэтов с объективностью документа или естественнонаучного эксперимента. У
циклотимиков — объективность, растворение в мире объектов. Сам поэт в
автобиографиях изображается, как предмет среди предметов, спокойно
улыбающимся с той же объективностью, с теми же видоизменениями в
пространстве, как и остальное. У шизотимика аутистический контраст: здесь —
«я», там — внешний мир. «Я» как лирически мечтающее, занятое самим собой или
анализом своих собственных чувствований и «я» в антитезе, как трагический герой
в конфликте с окружающим миром, жалким, искаженным, враждебным и дурным,
или побеждая, или погибая, — среднего, которое выбирает циклотимик, — нет.
Рассказы шизотимика никогда не бывают объективными, они пропитаны лиризмом
(Гиперион и Генрих из Офтердингена), богаты чувствами и описаниями природы,
но бедны людьми и действиями. Или они антитэтичны, трагичны, загадочны,
патетически бичующи, как у Стриндберга, Толстого, ярко натуралистичны или с
намеками на экспрессионизм.

Трагические драматурги без шизотимических компонентов личности немыслимы.
Значительные немецкие драматурги наряду с Шиллером. Грильпарцер, Геббель,

Клейст, Отто Людвиг, Граббе — имеют в своей личности эти шизотимические
черты как преобладающие факторы; у Грильпарцера, Геббеля, Людвига и Граббе
строение тела также совершенно определенное и своеобразно
дифференцированное; почти гипопластическое, детское лицо Клейста дает
указания в этом же смысле. У Геббеля, у Клейста и особенно ясно у Шиллера
(кроме, пожалуй, Валленштейна) мы находим никогда вполне не исчезающее
стремление более слабые юмористически-конституциональные компоненты
использовать для художественного усиления драматически патетического
действия. В записках и письмах Шиллера по поводу Валленштейна данная
проблема психологически ясно выявляется в осознанном характере этого писателя.
Между тем Шиллер в своих позднейших произведениях также сознательно был
склонен к греко-французским тенденциям чисто шизотимической стилизованной
трагедии при строгом выключении реалистически-юмористического.

Эта глубоко обусловленная биологически дилемма не получила до сих пор вполне
удовлетворительного разрешения. Как только циклотимический, реалистично-
юмористический элемент, как у Шекспира, становится сильным самостоятельным
фактом, так он угрожает строгое построение трагедии превратить в нечто
бесформенное; напротив, при полном его исключении по типу великих
французских трагедий драма начинает застывать в своего рода математике чувств,
с твердыми формулами, типами и диалектическими антитезами. Трудные вопросы
эстетики становятся ясными, если можно к ним приложить биологический
критерий. Юмористическое и патетическое — чуждые друг другу
конституциональные элементы, которые с трудом сочетаются между собой. Этим
объясняется и тот факт, что в драматических произведениях всех культурных
народов лучше процветает трагедия, чем комедия высокого стиля, что комедия
эмпирически всегда является скромным побочным влечением драматического,
несмотря на то что она теоретиками уже издавна считалась высшим
совершенством поэтического искусства и всюду была предметом поисков и
желаний. Циклотимику свойствен юмор, но он не понимает драматизма; у
шизотимика есть драматический пафос и чувство формы, но зато нет юмора.

Наряду с патетическим мы назвали романтическое как важнейший тип
художественного стиля шизотимиков. Романтическое имеет для нас совершенно
точный смысл, который отличается от расплывчатого традиционного значения
этого слова или включает в себя лишь главную часть его. Патетик — аутист,
ведущий борьбу. Романтик в нашем смысле — аутист, который без борьбы уходит
в мир фантазии. Различные вещи, которые в литературном отношении отличаются
друг от друга, психологически почти равноценны. Гёрдерлин уходит в
благородную чистоту стиля Древней Греции; Тассо и Новалис — в мистический,
благоговейный мрак христианского средневековья; Руссо — в буколистическую
тишину мнимой природы и мнимого первобытного человека; другие предаются
сказочной фантазии. Одних называют классиками, других — романтиками в
обычном смысле, третьих — буколиками и идилликами. Если мы подойдем к
соответственным художественным личностям с точки зрения индивидуальной
психологии, то они окажутся по своим шизотимическим качествам совершенно
сходны друг с другом. Это — особенно нежные гиперэстетики с незначительными
стеническими качествами и незначительной импульсивной силой. Мы подробно
анализировали в прежних главах их психологический механизм: постоянная
уязвимость, отчужденность от действительности и внешнего мира, мечтательное
бегство в среду, которая не причиняет боли, и расцвет, подобно тепличному
растению, чуждого действительности внутреннего мира грез и желаний. В
характерологическом отношении интересно видеть, как резко выраженные