Файл: Krechmer_E_Stroenie_tela_i_kharakter_1930.pdf

шизотимические романтики Новалис и Гёрдерлин мечтательно чтут шизотимика
Шиллера с совершенно иным складом, между тем как личности со многими
конституциональными сочетаниями группы Тика—Шиллера отдают предпочтение
сложным художественным натурам Гёте и Шекспира.

Обычно слово «романтика» имеет еще значение, которое мы не хотим
игнорировать. Оно означает понимание истинно народного, народных песен,
самобытного и исторически завершенного. Здесь от романтического идут широкие
переходы к циклотимической стороне, к чувственно конкретному, эмпирическому
и юмористическому. Уже у Уланда и Эйхендорфа, преимущественно
шизотимических романтиков, эта сторона ясно выступает. Но своеобразно
благоприятное сочетание фантастически нежного и народно-юмористического мы
находим у родственных темпераментов Мёрике и Морица Швинда (а также у
Кернера). У всех трех и в строении тела проглядывает пикнический компонент.
Эти диатетически психэстетические конституциональные сочетания гармоничнее
сливаются в склонность к сказкам Швинда и Мёрике, чем соединение юмора с
пафосом, которое, не касаясь немногих счастливых исключений, всегда является
ломким.

Это можно сказать о содержании; что же касается художественных форм
шизотимиков, то шизотимический стиль вращается, как мы раньше видели, между
двумя полярными противоположностями: изящным, сдержанным чувством стиля и
рифмованным формализмом и небрежностью, неряшливостью, даже грубой
неэстетичностью, циничным пренебрежением и совершенным игнорированием
всякого чувства формы и приличия. Или же он неожиданно переходит от
напыщенной торжественности к пошлой банальности. Если у циклотимика всегда
отмечается недостаток в форме, то шизотимик или виртуоз формы, или впадает в
грубую бесформенность. То же самое и в частной жизни, где циклотимик любит
приятное и уютное, между тем как чистый шизотимик имеет выбор только между
джентльменом и бродягой.

Мы не станем подробнее останавливаться на шизотимическом игнорировании
формы. Оно проявляется эпизодически в небольших революциях (новейших)
художников, как «буря», «натиск», крикливо-патетическая, натуралистическая и
экспрессионистская ненависть к формам. Она может закончиться, как у Граббе,
саморазрушением или, как у поэта Ленца, шизофреническим психозом, наконец,
как у Шиллера, она может остаться как стадия периода созревания: переходная
стадия к аристократическим художественным формам. Именно на развитии
Шиллера можно видеть, как радикальная ненависть к формам и классическая
художественность в формах, будучи биологически тесно связанными, развиваются
как фазы одной и той же личности. И Гёте в его шизотимических сторонах
творчества, от «бури и натиска» к торжественному сдержанному тайному
советнику и великолепному стилисту классику периода Ифигении и Тассо,
обнаруживает аналогичные моменты развития, но у него период «бури и натиска»
пропитан циклотимическими элементами в стиле Гёца фон Берлихингена.

Хорошим примером в современной литературе может служить Герхард Гауптман:
сначала яркий натурализм, а затем, к общему удивлению, фантастическая
романтика, красивая по форме и стиху. Нередко у шизотимиков и обратное
развитие: бесчувственный формализм в период полового созревания,
заканчивающийся позже ненавистью к формам. Автобиографические статьи
Толстого изображают это характерное превращение. В более сильных степенях оно
вызывается главным образом психотическими толчками или эквивалентами

психоза. Юношеский период типичных циклотимиков не обнаруживает
аналогичных резких контрастов, и даже маниакально-депрессивная смена фаз
вызывает в художественном стиле лишь слабые текучие изменения настроения, так
как выраженная депрессивная фаза благодаря меланхолической задержке вскоре
прекращает художественную продуктивность.

Поэты мировой скорби представляют собой не чистых циклотимиков, а
гиперастетичных шизоидов.

Шизотимический художественный формализм обнаруживается в умении строго
систематически построить все художественное произведение, особенно у
драматургов; в создании отдельных форм, в предпочтении звучных стихов, чистого
ритма и изысканных выражений. Эта тенденция к формальному художественному
языку проходит через все типы шиллеровского, гёрдерлинского и платенского
склада. Мы в качестве примера особенно выделили Платена, так как
шизотимическую красоту форм он выявляет почти в чистой культуре. Гёте, так
говоря о Платене, характеризует отсутствие всякой циклотимической душевной
теплоты: «У него отсутствует любовь; он так же мало любит читателей и других
поэтов, как самого себя».

Другое проявление шизотимического искусства, которое отличается от стиля
Гёрдерлина, выражающегося в чопорной торжественности, — стиль Уланда.
Вращаясь между настроением романтизма и шиллеровского пафоса, он выработал
художественную форму, вообще присущую шизотимикам: лирику, передающую
насыщенное содержание настроения в коротких, несложных четверостишиях,
которые звучат так же просто, как наивная народная песня. Это свойство
родственно, пожалуй, дарованию известных шизотимиков к эпиграммам и
остротам, а также их научной потребности к сильной концентрации.

У шизотимических поэтов среднего типа отдельные художественные красоты
находятся в акустическом, в музыкальности речи, где они пышно расцветают; у
циклотимиков художественная сила таится в оптическом, в пластической
образности отдельного выражения и в сценичном изображении. Эту наивную
оптическую предметность мы совершенно не находим у чистых шизотимиков. И
их образные выражения могут быть очень богаты, но они выбираются с известной
логической сознательностью, как у Шиллера, красочно, переплетаются между
собой без стойкой сценической предметности., отличаются туманным
символизмом и звучат, как у Гёрдерлина. Эти четкие различия стиля можно
ощутить, если сравнить писателей — Лютера, Готфрида Келлера, Фрица Рейтера с
Шиллером, Гёрдерлином, Платеном.

у менее одаренных в художественном отношении шизотимический формализм
становится театральным актерством, педантической сухостью или
проглядывающей всюду логической рефлексией.

Изобразительные искусства

Строение тела и характер

Кречмер, Эрнст

В изобразительных искусствах мы находим приблизительно такие же различия в
стиле, как у поэтов, только там они более затушеваны вследствие различия
технических навыков и направлений. Мы находим много простой объективности у
пикнических циклотимиков (Ганс Тома), поразительную жизненную свежесть в
картинах Франца Гальса, который был толстяком и вел веселый образ жизни;
однако у типичных шизотимиков мы обнаруживаем тенденцию к классическим

красивым формам (Фейербах), и к крайнему пафосу (Микеланджело и
Грюневальд).

Особого внимания заслуживает лишь экспрессионизм, чисто шизотимическая
художественная форма, совершенно совпадающая в своих существенных
тенденциях с художественным творчеством, которое мы находим на картинах
одаренных душевнобольных шизофреников. Эта аналогия, впрочем, с
астетической точки зрения ни похвала, ни порицание, а лишь простой факт,
который не нравится только обывателям. В психологическом отношении это
направление, во всяком случае, очень интересно. То, что мы называем
экспрессионизмом, имеет различные психологические компоненты, которые, как
мы видели, являются типично шизотимическими: 1. Тенденция к крайней
стилизации, кубистические компоненты. 2. Тенденция к пафосу, к созданию
крайне выразительного действия в красках и жестах, даже с сознательным риском
карикатурного искажения. Это экспрессионистский компонент в более узком
смысле, который указывает в первую очередь на родственную связь современного
направления в художестве с их средневековым патроном, Грюневальдом. Многое
из этой тенденции таится у гениальных художников-шизотимиков прошлого за
принципиально различными внешними художественными средствами, формами
Ренессанса у Микеланджело и готическим стилем Грюневальда (стоит только
сопоставить очень родственный выразительный пафос жестов и контрастных
движений в изображениях Воскресения Христа у Грюневальда и в рисунках
Микеланджело). 3. Аутистический компонент: тенденциозное игнорирование
реальной формы, нежелание рисовать вещи такими, каковы они в
действительности, даже тогда, когда уклонение от реальной формы не дает повода
для стилизованного или патетически экспрессионистского изображения. 4.
Наконец, компонент, которым обусловлены известные шизофренические
механизмы мышления: таковы сновидения, выраженная склонность к
перемещениям, сгущениям и образованиям символов в смысле Фрейда. Такие
механизмы, как, например, изображение нескольких гетерогенных моментов на
той же картине (лицо крестьянина, которое одновременно являет собой ландшафт
пахотного поля), мы находим часто в произведениях современных художников-
экспрессионистов.

Для анализа соответствующих типов темперамента в музыке пока отсутствуют
опорные пункты, так как известные великие композиторы преимущественно
обнаруживают сложные биологические конституциональные сочетания, а собрать
достаточный материал относительно небольших талантов может только
специалист.

Типы ученых

Строение тела и характер

Кречмер, Эрнст

Ученые, как и люди практических действий, в меньшей степени, чем поэты, дают
нам объективный материал, ценный в индивидуально-психологическом
отношении. Поэтому их мы обрисуем бегло, тем паче что у них повторяются уже
известные нам черты. Затем у этих групп, не считая нескольких великих людей,
отсутствуют доступные портреты и биографии, тщательно разработанные с точки
зрения индивидуальной психологии. В существующих биографиях либо
перечисляются внешние факты жизни, либо они представляют собой популярно
составленные занимательные панегирики.

Интересно, как в последнее десятилетие переместился телесный тип ученых. В
старое время, особенно среди теологов, философов, юристов, доминировали

длинные, узкие, резко очерченные лица, фигуры, подобные Эразму, Меланхтону,
Спинозе и Канту. С XIX столетия среди естествоиспытателей стали преобладать
пикнические фигуры. Очень грубым методом может служить сравнение больших
коллекций портретов. Я, например, сопоставил коллекцию из 60 портретов 1802 г.:
теологов, философов, юристов и среди них нашел приблизительно 35
шизотимических типов строения тела, 15 сильно смешанных и 9 пикнических. В
иллюстрированном врачебном календаре я насчитал среди известных медиков XIX
столетия: пикников — 68, неясно выраженных — 39, шизотимиков — 11.

Каковы бы ни были ошибки в таком суммарном методе, все-таки различия в пользу
шизотимических форм строения тела у представителей абстрактной и
метафизической науки прошлых столетий и в пользу пикников у наглядно
описывающих естествоиспытателей столь значительны, что мы их не можем
игнорировать.

Нелегко выбрать отдельные примеры для циклотимических темпераментов у
исследователей, так как великие люди имеют различные конституциональные
соединения, а биографии менее значительных исследователей недостаточно
разработаны. Современная эмпирическая медицина открывается тремя,
преимущественно пикническими фигурами: Бергаве, Свинтен и Альбрехт Галлер.
Типичный пикник — Гмелин, известный как ботаник и географ, исследователь
Сибири, предшественник А. Гумбольдта. Среди известных естествоиспытателей и
врачей многие обнаруживают пикнический habitus или ясные пикнические
компоненты. Мы назовем, например, Галля, Дарвина, Роберта Майера
(циркулярные психозы), Вернера Сименса (энергичный практик), Бунзена
(солнечно-юмористичный, практический темперамент), Пастера, Роберта Коха.

Приблизительное представление о циклотимических исследователях можно
получить, если назвать имена Альбрехта Галлера, Гёте и Александра Гумбольдта,
причем мы не должны каждый раз считаться с более слабыми шизотимическими
налетами конституции. В биологическом смысле надо отметить, что Галлер
страдал значительным ожирением и перенес приступ депрессии, что Гёте был
сыном типичной циклотимической матери, сам страдал легкими периодическими
колебаниями настроения и временами был склонен к корпуленции, что А.
Гумбольдт в пожилом возрасте имел типичное лицо пикника и обнаруживал
преимущественно циклотимную психику с подвижностью, добросердечностью и
юмором.

Следующие черты являются общими для этих исследователей: 1. Громадный
экстенсивный характер работы, увлечение различными областями науки,
многосторонность и текучая душевная подвижность, которая охватывает все
отрасли человеческого знания и наряду с этим сильные художественные
тенденции. 2. Наглядно эмпирическое направление в работе, склонность собирать,
накапливать и описывать конкретный научный материал, наивная любовь к
чувственному, к непосредственному созерцанию и «ощупывание» этих предметов.
«Он слишком много ощупывает», — говорит Шиллер о Гёте. Изречение одинаково
характерное для обоих. Науки, которые они предпочитают, — наглядно
описательные: ботаника, анатомия, физиология, геология, этнология. 3. В
негативном смысле, по крайней мере у Гёте и Гумбольдта, инстинктивная и
подчеркиваемая антипатия ко всему систематизирующему, теоретически
конструктивному и метафизическому, ко всем философским и теологическим
притязаниям, которые не имеют прочного фундамента и не основаны на
чувственном опыте. «Верь своим чувствам, они не обманут тебя» —таков научный

девиз Гёте, между тем все остальное для него является «неисследованным», что
можно признавать только с осторожностью. Гумбольдт в старости говорил с
юмористическим равнодушием, что «он не желает заниматься пустяками
потустороннего мира». Гёте, несмотря на все старания Шиллера, только
поверхностно познакомился с философией Канта, а Гумбольдт отвергал стоявшего
тогда на своем кульминационном пункте философа Гегеля.

Рис. 29. Александр Гумбольдт.

Насколько мы можем судить, принимая во внимание трудность исследования
материала, эти экстенсивные, наглядно эмпирические, живые, близкие к жизни
описательные науки, по-видимому, ближе всего подходят к циклотимическим
темпераментам. Во всяком случае они вполне соответствуют типу темперамента,
как это мы видели у циклотимических людей вообще, и особенно ясно при
эпически широком реализме циклотимических художников.

Наряду с таким стремлением к научному исследованию у практически
работающих ученых-циклотимиков обнаруживается еще склонность к
популяризации в доступных народу произведениях, статьях и лекциях; у
Александра Гумбольдта она, например, очень ясна и, вероятно, находится в связи с
подвижностью, наглядностью, красноречием и суетливостью, с качествами,
свойственными гипоманиакальному темпераменту. Она заключает в себе
положительные и отрицательные стороны одновременно, подобно тому как
циклотимические свойства наглядного эмпиризма таят в себе известный
недостаток в концентрации, системе и углубленной работе мысли. Отсутствует то,
что для шизотимика Шиллера является высшим принципом работы: из
мельчайших крупинок накапливать наивысшую силу.

Если мы перейдем в естественных науках от наглядно описательных к более
точному теоретическому крылу — к физике и математике, то нам кажется, что
возрастает число исследователей, личности которых следует отнести к
шизотимической группе как в отношении строения тела, так и индивидуальной
психологии. Не подлежит сомнению, что среди математиков встречается много
типичных шизотимиков; из известных математиков прошлых столетий резкие