ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 06.10.2020
Просмотров: 5199
Скачиваний: 28
как «поток», «покраснение», «сладостное чувство» и, наконец, как прекрасное чувство
растворения, приносящее ощущение удовольствия. Тем не менее очевидные остатки
генитальной тревоги все еще сохранялись. Однажды ей пришла в голову фантазия о враче,
который должен был сделать ей болезненную операцию, и в связи с этим она вспомнила,
что сильно боялась врачей в возрасте двух-трех лет. Было ясно, что мы имеем дело с
перегруженным тревогой генитальным влечением к аналитику, отводящемуся с помощью
инфантильного страха операции на гениталиях. В этом не было ничего необычного. Но
затем у нее возникли фантазии, доставляющие удовольствие, связанные с болезненной
операцией на гениталиях. Она сказала: «Это замечательно, когда почти растворяешься,
умираешь и в конце концов обретаешь покой». Она фантазировала почти в экстатичной
манере, это напоминало ощущения под общей анестезией. Чувства, испытанные при этом,
по ее словам, выражались в том, что она теряла себя и становилась «одним целым с
миром», слышала звуки, «уже не слыша их», погружалась в себя и растворялась. Пожалуй,
трудно пожелать лучшего описания «инстинкта смерти». Однако дальнейший анализ
выявил истинную функцию такого поведения. Постепенно фантазии становились более
конкретными, и обнаружилось разделение их на две различные серии: фантазии,
сопряженные с удовольствием и связанные с неудовольствием. Содержание неприятных
фантазий служило предпосылкой для реализации приятных. То, что казалось
доставляющим неудовольствие переживанием и к чему по-мазохистски влекло,
фактически состояло из двух частей. Перенасыщенные тревогой фантазии были такими:
«Врач отнимает «что-то» от моих гениталий». Скрытые фантазии об удовольствии были
следующими: «Вместо этого он дает мне лучшие гениталии — мужские». Для того чтобы
понять это, необходимо принять во внимание, что у этой пациентки был старший брат и
она испытывала сильную зависть к его гениталиям. У нее возникла идея, что девочка не
может получить такого удовольствия, как мальчик, поэтому ей хотелось сменить
собственные гениталии на мужские. То, к чему она стремилась на самом деле, было
возможностью более полного интенсивного оргастического удовольствия, для которого,
как ей казалось, необходимы были мужские гениталии. Сами по себе оргастические
ощущения, однако, она переживала, испытывая те же самые чувства, которыми
выражалось ее стремление к смерти. Оргазм, как и смерть, представлялся разрушением,
потерей себя, растворением. Таким образом, один и тот же объект может быть предметом
интенсивного стремления и интенсивного страха. Подобная ассоциация умирания и
оргазма — явление всеобщее. Стремление к небытию, к нирване, к смерти, таким образом,
идентично стремлению к оргастическому высвобождению, то есть к самому важному
проявлению жизни. Не может быть идеи смерти, опирающейся на реальный опыт
умирания, поскольку идея способна лишь изображать то, что уже пережито, а ведь никому
еще не удавалось пережить собственную смерть. Анализ показывает, что идеи о смерти и
умирании могут быть двух видов. В первом случае это идеи о тяжелом увечье, травме или
уничтожении всего организма, в этом случае они сопровождаются сильной тревогой и
группируются вокруг идеи генитальной кастрации. В других случаях — это идеи о
полном оргастическом удовлетворении и удовольствии в форме растворения тела,
расплавления и т. д., которые основаны на сексуальных целях. При особых
обстоятельствах, как в случае мазохизма, оргастическое ощущение само по себе
переживается с тревогой. В исключительно редких случаях, как ни парадоксально это
может выглядеть с точки зрения теоретика инстинкта смерти, имеют место мечты о
нирване. Таким образом, это свойственно мазохисту, у которого идея смерти развита
слабо, поскольку здесь налицо застой тревоги.
Только сейчас, спустя почти двенадцать лет с начала резкого расхождения
метафизической теории инстинкта смерти и клинической теории оргазма, стали
проясняться важнейшие детали: эти два противоположных взгляда имеют общую
отправную точку — это негативная реакция пациента на терапию, связанная с
интерпретацией симптома. И тот, и другой имеют биофизиологическую направленность.
Первый делает вывод о том, что существует безусловное желание страдать и умереть;
второй — открывает характерно-аналитический подход к физиологическим и
психофизиологическим проблемам. Может статься, что трудная борьба за точное
понимание стоящих за этим фактов однажды закончится открытиями, касающимися
жизненного процесса как он есть. Но многое уже определено: то, что теория инстинкта
смерти пытается предстать как разрушение жизни, это именно то, что оргастическая
теория все в большей степени начинает понимать как саму сущность живой материи
*
.
Обсуждение, подобное этому, биологическое в своей основе, не укладывается в рамки
психологии. Это определенно беседа не о пустяках, и от ее результата зависит многое, и ее
содержание — решающий вопрос естественной науки. Это вопрос сущности и функций
стремления к ослаблению напряжения, присущего всему живому
**
.
9. УДОВОЛЬСТВИЕ, ТРЕВОГА, ГНЕВ
И МЫШЕЧНЫЙ ПАНЦИРЬ
В
процессе
характерно-аналитической
работы
мы
сталкиваемся
с
функционированием панциря, которое выражается в форме хронически фиксированных
мышечных позиций. Данное функционирование можно понять, только исходя из
принципа о заключении в панцирь периферии биопсихической системы.
Сексуально-экономический подход к этим поблемам осуществляется со стороны
психического функционирования панциря и терапевтической задачи возвращения
пациенту вегетативной подвижности. Помимо двух основных аффектов — сексуальности
и тревоги, мы имеем третий — гнев или ненависть. Здесь нам придется представить себе
то реальное явление, которое в речи именуется «внутренним кипением», чтобы понять,
что подразумевается под неразряженным гневом или ненавистью. Эти три основных
аффекта в принципе охватывают всю аффективную сферу: все остальное, что можно
отнести к аффективному реагированию, происходит из них. Остается показать как и в
какой степени гнев может возникнуть из определенных обстоятельств, вызванных двумя
другими аффектами.
Сексуальность и тревогу, как мы выяснили, можно понимать как два
противоположных направления возбуждения. Каковы же их функциональные отношения
с ненавистью?
Давайте исходить из клинического представления характерного панциря. Эта
концепция возникла на основе изучения динамического и экономического
функционирования характера. По ходу конфликтов между либидинальной потребностью
и страхом наказания эго принимает определенную форму. Чтобы добиться
либидинальных ограничений, которых требует современное общество, и преодолеть при
этом застой энергии, ему приходится измениться. Эго, составляющему часть личности,
при длительном конфликте между либидинальной потребностью и угрозами внешнего
мира требуется определенная ригидность, хронический, автоматически действующий
способ реагирования, который как раз и называется «характером». Это выглядит так,
будто аффективную личность поместили в панцирь, в жесткую раковину, которая
ограничивает силу ударов, наносимых извне, и силу требований, исходящих изнутри. Этот
панцирь делает человека менее чувствительным к неудовольствию, но он же снижает его
либидинальную и агрессивную подвижность, а следовательно, его способность к
удовольствию и достижениям. Эго становится более ригидным и менее мобильным,
*
Например, представьте себе слияние двух половых клеток, гамет. О более глубокой связи с
оргастическими ощущениями слияния можно лишь смутно догадываться.
**
Примечание 1945 года.
Решающее значение сексуально-экономической концепции в вопросах,
касающихся идей «взрыва», «умирания», «распада» и т. д., оставалось неясным до того, пока в период с
1936 по 1940 год на основе этой гипотезы была открыта бионическая и биологическая атмосферная энергия.
Сегодня нам известно, что невротический страх взрыва представляет собой выражение сдерживаемой
оргастической экспансии биосистемы.
степень закованности в панцирь детерминируется степенью способности регулировать
энергетическую экономику. Мера этой способности — оргастическая потенция, поскольку
именно она является непосредственным выражением вегетативной подвижности.
Характерный панцирь поддерживается непрерывным поглощением вегетативной энергии,
таким образом, он расходует энергию, которая в противном случае, в условиях
сдерживания моторики, вызовет тревогу. Поглощение вегетативной энергии — одна из
функций характерного панциря.
Характерно-аналитическое разрушение панциря регулярно высвобождает
связанную агрессию. Но как конкретно проявляется это часто упоминаемое связывание
агрессии или тревоги? Если анализ преуспевает в высвобождении агрессии, которая
связана панцирем, то появляется тревога. Таким образом, тревога может
«конвертироваться» в агрессию, а агрессия — в тревогу. Имеем ли мы здесь дело с
отношениями, аналогичными существующим между сексуальным возбуждением и
тревогой? На этот вопрос не так легко ответить.
Для начала надо отметить, что клинические исследования выявили ряд странных
фактов. Подавление агрессии и психическая закованность в панцирь идут рука об руку с
повышением тонуса, даже с ригидностью мускулатуры. Блокирующие аффект пациенты
лежат на кушетке, прямые, как доска, и не совершают никаких движений. Устранить такое
мышечное напряжение трудно. Если предложить пациенту сознательно расслабиться,
мышечное напряжение сменится беспокойством. В других случаях пациенты совершают
различные бессознательные движения, и если остановить их, то они немедленно начинают
ощущать тревогу. Именно эти исследования побудили Ференци создать свою «активную
технику». Он понял, что сдерживание хронических мышечных реакций усиливает
напряжение, но вопрос не только в количественном изменении возбуждения, а скорее в
функциональной идентичности характерного панциря и мышечного гипертонуса. Любое
усиление мышечного тонуса в сторону ригидности указывает на то, что вегетативное
возбуждение, тревога или сексуальность оказываются «связанными». Многие пациенты
успешно устранили или, по меньшей мере, снизили генитальные ощущения или тревогу с
помощью двигательного беспокойства. В связи с этим необходимо вспомнить, какую
большую роль играет двигательное беспокойство у детей, поскольку именно оно служит
разрядкой энергии.
Очень часто можно обнаружить, что состояния мышечного налряжения до
разрешения острого вытеснения и после него отличаются друг от друга. Когда пациенты
проявляют сильное сопротивление — пытаются удержать идею или импульс от выхода в
сознание, — они зачастую ощущают напряжение, скажем, в голове, бедрах или ягодицах.
Преодолев сопротивление, они внезапно чувствуют, что расслабились. Один пациент
сказал о такой ситуации: «Я чувствую себя так, будто получил сексуальное
удовлетворение».
Известно, что каждое воспоминание вытесненного идейного содержания
сопровождается психическим облегчением, которое, как мы знаем, не означает излечения.
Откуда же берется это облегчение? Дело в том, что в этом случае происходит разрядка
психической энергии, которая до этого момента сдерживалась. Психическое напряжение и
облегчение не могут произойти без соматического проявления, поскольку напряжение и
расслабление представляют собой биофизические процессы. Убеждение, существовавшее
до сих пор, что эти понятия относятся к психической сфере, было правильным, за
исключением одного момента: это не имеет отношения к «перенесению»
физиологического понятия в сферу психики, это не аналогия, а настоящая идентичность,
идентичное функционирование психики и сомы.
, и всякое лечение
непосредственно отражается в изменении мышечного хабитуса. Наиболее отчетливо это
*
Расстройство тонуса. —
Прим. ред.
проявляется при компульсивном характере. Ригидность его мускулатуры выражается в
неловких, неритмичных движениях, особенно во время полового акта; у него отсутствует
мимика, лицевая мускулатура типично застывшая, лицо часто бывает похоже на маску;
типичны глубокие складки, проходящие от носа к углам рта, и характерное суровое
выражение глаз, порожденное ригидностью мышц глазных век; ягодичные мышцы тоже
напряжены.
Если типичный компульсивный характер демонстрирует значительную мышечную
ригидность, то у других пациентов обнаруживаются определенные зоны ригидности,
сочетающиеся с вялостью (гипотону-сом) других областей тела. Подобное обычно
наблюдается у пассивно-фемининного характера. Полная ригидность при кататоническом
ступоре соответствует полной закованности в психический панцирь. Это объясняется
нарушением экстрапирамидальной иннервации. Те нервные пути, которые обеспечивают
изменение мышечного тонуса, несомненно действуют, но совершенно очевидно, что такая
иннервация является только выражением общего нарушения функционирования. Неверно
было бы думать, что, обнаружив иннервацию или поняв ход этого процесса, можно было
бы объяснить все.
Психическая ригидность постэнцефалитного состояния вовсе не является
выражением или результатом мышечной ригидности, скорее, мышечная или психическая
ригидность, вместе взятые, служат признаком нарушения вегетативной подвижности всей
биологической системы. Остается открытым вопрос о том, не является ли само по себе
нарушение экстрапирамидальной иннервации результатом действия какого-либо
первичного фактора, который проявляется не на поверхности органов, а непосредственно
в вегетативном аппарате. Механистичная неврология объясняет, скажем, спазм анального
сфинктера длительным возбуждением соответствующих нервов. Здесь легко уловить
различие между механистично-анатомическим и функциональным подходом: сексуальная
экономика считает нервы только передатчиками общего вегетативного возбуждения.
Спазм анального сфинктера, который часто приводит к тяжелым состояниям
кишечника, возникает из-за инфантильного страха дефекации. Объяснение, что это имеет
отношение к удовольствию от удерживания внутри каловой массы, по меньшей мере,
недостаточно. Мышечное удерживание каловой массы является прототипом вытеснения
вообще и его первого шага в сфере анальности. В оральной и генитальной сфере
вытеснение имеет мышечное выражение в виде сжатого рта, спазма гортани и груди, а
также хронического напряжения тазовой мускулатуры.
Высвобождение вегетативного возбуждения от фиксации в напряжениях
мускулатуры головы, шеи, гортани и т. д. является обязательной предпосылкой для
разрушения оральной фиксации как таковой. Его не может заменить ни воспоминание
орального опыта, ни обсуждение генитальной тревожности. Без него можно лишь
получить воспоминания, но не соответствующее им возбуждение, которое, как правило,
бывает надежно скрыто. Поскольку они скрыты в ненавязчивых моделях поведения,
которые кажутся почти естественными, внимание легко уходит от них. Механизмы
патологического замещения и фиксации вегетативной энергии могут скрываться в
следующих явлениях: слабый голос, который почти неслышен; отсутствие во время
разговора мимики рта; отчетливая маскоподобность лица; выражение лица, явно
напоминающее сосущего молоко ребенка; ненавязчивая слабая наморщенность лба;
полуолущенность век; напряжение кожи головы; скрытая гиперсензитивность гортани;
торопливая, порывистая манера речи; побочные звуки или движения в момент разговора;
определенным образом склоненная набок голова; потряхивание ею и т. д. Страх
генитального контакта не проявляется до тех пор, пока не выявлены и не устранены
симптомы в области головы и шеи. Генитальная тревожность в большинстве случаев
смещается с нижней части тела вверх и сковывается гипертонусом мышц шеи. К примеру,
у молодой девушки страх операции на гениталиях был выражен в специфическом
положении головы, которое после осознания она описала следующим образом: «Я лежу
здесь так, будто моя голова прибита». Она на самом деле видела себя так, будто ее голова
прижата невидимой силой, препятствующей любому движению.
Кто-то может спросить: разве эти понятия не противоречат другому положению,
утверждающему, что
усиление
мышечного
тонуса
является
сексуально-
парасимпатической функцией, а снижение тонуса парализует тревожное симпатическое
функционирование? Как же может, скажем, тревожное удерживание каловых масс
ребенком сопровождаться сокращением мышц? Долгое время мне не удавалось объяснить
это противоречие. Но именно в процессе возникновения трудностей в исследовании
связей и появилось предположение, приведшее к новому пониманию.
С самого начала необходимо усвоить, что процесс мышечного напряжения при
сексуальном возбуждении и процесс тревожного напряжения мышц — это совершенно
разные вещи. В ожидании опасности мускулатура напряжена, готова к действию
(например, олень, приготовившийся убежать), при испуге же она вдруг оказывается в
состоянии энергетической истощенности (вспомните: «парализован страхом»). Тот факт,
что в момент испуга человека может вдруг прослабить, поскольку анальный сфинктер
оказывается парализованным, подтверждает наше понятие о связи между тревогой и
симпатическим функционированием. Необходимо отличать симпатическую тревожную
диарею в момент испуга и парасимпатическую диарею при сексуальном возбуждении.
Первое
происходит
из-за
парализованности
сфинктера (симпатическое
функционирование), а последнее — усиливает перистальтику (парасимпатическое
функционирование). При сексуальном возбуждении мышцы находятся в тонусе, то есть в
полной готовности к моторным действиям, к сокращению и релаксации. В тревожном
ожидании, напротив, мускулатура, если за ней не следует двигательная активность,
сильно напряжена и при возникновении реакция испуга на смену этому состоянию
приходит паралич или реакция физического бегства. Но может случиться так, что ни одна
из этих реакций не произойдет. Тогда мы будем иметь дело с состоянием, которое, в
противоположность
парализованности
испугом
можно
назвать
ригидностью,
порожденной испугом («одеревенение», «застылостъ»). При параличе, вызванном
испугом, мышцы становятся дряблыми, лишенными энергии, в то время как вазомоторная
система, наоборот, очень возбуждена: пульс учащен, человека пробивает пот, он резко
бледнеет. При ригидности, вызванной испугом, периферическая мускулатура жесткая,
тревожные ощущения почти или полностью отсутствуют: человек вроде бы «спокоен», но
на самом деле он не может двинуться, он не способен ни к бегству, ни к вегетативному
бегству в себя.
Эти факты демонстрируют, что мышечная ригидность может занимать место
вегетативной реакции тревоги, другими словами, то же самое возбуждение, которое в
случае паралича, вызванного испугом, направляется к центру организма, в случае
ригидности, вызванной испугом, формирует периферический мышечный панцирь
организма
*
. Стойкое мышечное напряжение, не исчезающее при моторной активности,
поглощает энергию, которая в противном случае проявилась бы как тревожность, и таким
образом препятствует возникновению последней. В этом процессе несложно увидеть
прототип хорошо известного связывание тревоги через агрессию, когда агрессия, если ее
сдерживать, приводит к блокированию аффекта.
Данные клинические находки имеют огромное значение для теории аффекта.
Теперь хорошо прослеживается связь между:
-характерным панцирем и мышечным панцирем;
-ослаблением мышечного панциря и восстановлением тревоги;
-связыванием тревоги и установлением мышечной ригидности;
-мышечным напряжением и подавлением либидо;
-развитием либидинальной подвижности и мышечной слабостью.
*
Остается заметить, что, скажем, биологический панцирь черепах развивается подобным образом.