ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 06.10.2020
Просмотров: 5331
Скачиваний: 28
атаковать директивно. Вместо этого аналитик должен мобилизовать против
сопротивления положительный перенос, «прокравшись», таким образом, в эго пациента, и
из этой позиции разрушить его сопротивление. По мнению Нанберга, при этом
установится такая же ситуация, как между гипнотизируемым человеком и гипнотизером.
«Поскольку аналитик в эго теперь со всех сторон окружен либидо, он каким-то образом
нейтрализует строгость супер-эго». Нанберг считает, что таким путем аналитик обретает
способность осуществлять примирение двух разобщенных частей невротической
личности. На это у меня есть следующие возражения:
а) Именно данное «прокрадывание в эго» во многих случаях в начале лечения
бывает опасным, поскольку положительного переноса не существует. Он всегда связан с
нарциссическими позициями, такими, как детская зависимость, которая может быстро
превратиться в ненависть, потому что реакция разочарования сильнее, чем позитивные
объектные отношения
. Это «прокрадывание», нацеленное на то, чтобы обойти
сопротивление и «разрушить его изнутри», опасно, поскольку оно позволяет
сопротивлению замаскироваться. Но гораздо важнее то, что прежнее состояние или
тяжелая злобная реакция разочарования будет удерживаться по мере того, как непрочные
объектные взаимоотношения ослабнут еще больше или их заменит другой тип переноса.
Это именно та процедура, которая вызывает наиболее тяжелые проявления
отрицательного переноса, проявления, которые появятся слишком поздно и в
беспорядочном виде. В этих случаях пациент часто внезапно прекращает лечение или
дело кончается суицидом. Скорее всего это может случиться как раз тогда, когда особенно
успешно произошло установление такой искусственно позитивной, гипнотизирущей
позиции, тогда как открытая и честная проработка деструктивных и нарциссических
реакций может предупредить и прекращение лечения, и суицид.
б) Искусственное установление положительного переноса — вместо того чтобы
позволить ему выкристаллизоваться из инфантильной фиксации, создает опасность
поверхностного принятия интерпретаций, которое может обманывать и пациента, и
аналитика, скрывая истинное состояние дел до тех пор, пока исправлять ситуацию не
станет слишком поздно. К сожалению, еще довольно часто устанавливается
разновидность гипнотической ситуации; ее необходимо разоблачить как сопротивление и
снять.
в) Если в начале лечения тревога ослабевает, это указывает только на то, что
пациент инвестировал часть либидо в перенос, включая негативный компонент, а вовсе не
то, что он разрешил свою тревогу. По ходу лечения время от времени необходимо
снижать остроту тревоги, но в целом терапевт должен дать пациенту понять, что тот
может обрести хорошее самочувствие, только когда максимально активизирует
собственные деструктивность и тревогу.
Мне приходилось сталкиваться со случаями, подобными описанному Нанбергом.
Могу только добавить, что я приложил немалые усилия, чтобы предотвратить подобный
тип лечения, и что по этой причине я уделяю столько внимания технике анализа
сопротивлений в начале лечения. Нижеследующий пример — обычный результат
отклонения отрицательного переноса в начале лечения и ошибочного взгляда на силу
положительного.
Через некоторое время между пациентом и аналитиком установилось полное
согласие. Более того, пациент стал полностью зависим от аналитика, от его
интерпретаций, и по мере возможности он будет оставаться в этом положении и далее, на
протяжении всего процесса вспоминания. Но вскоре гармония нарушилась. Как я уже
говорил, чем глубже анализ, тем сильнее сопротивление; оно возрастает по мере
приближения к патогенной ситуации. Вдобавок к этой проблеме в процессе переноса
возникает фрустрация, которая рано или поздно неизбежно должна возникнуть,
поскольку личные запросы, которые пациент предъявляет аналитику, не могут получить
удовлетворения. Пациенты в большинстве случаев реагируют на фрустрацию вялой
аналитической работой, отыгрыванием, то есть ведут себя так, как они вели себя
однажды в прошлом, в аналогичной ситуации. Можно подумать, что своим поведением
они проявляют определенную активность;... напротив, они избегают ее, они в основном
ведут себя пассивно. Навязчивое повторение, которое является признаком фиксации,
также управляет психическим выражением вытесненного материала в ситуации
трансфера. Итак, пациент оставляет активную работу аналитику: чтобы тот догадывался
о том, что пациент хочет сообщить и не может выразить. Обычно это касается того, что
пациент ожидает к себе любви. Всемогущество смысла экспрессии (которая может быть
бессловесной), как и предполагаемое всемогущество терапевта, подвергается
экстремальной проверке. Отчасти аналитик преуспевает в разоблачении этих
сопротивлений, отчасти у него не появляется возможности догадаться, в чем, собственно,
дело. Конфликт, который перестает быть внутренним, а возникает теперь между
пациентом и аналитиком, таким образом, доходит до критической точки. Аналитическое
лечение натыкается на скалы, то есть пациент встает перед выбором: потерять аналитика
и его любовь или снова возвратиться к активной работе. Если перенос сильный, то есть
если пациент имеет в наличии минимум объектного либидо, которое уже отошло от
фиксированности, он начинает бояться утраты. В таких случаях часто происходит нечто
стран-В то время, как аналитик уже потерял надежду или утратил интерес к данному
случаю, вдруг всплывает обильный материал который позволяет быстро завершить
анализ (Нанберг
«Общий курс неврозов»
).
Нет сомнений, что систематический и последовательный анализ сопротивлений
невозможен во всех без исключения случаях Но если он проходит успешно, то работа не
заходит в тупик. Если же успеха достичь не удается, этаких случаев достаточно, то
возникает необходимость обратить самое пристальное внимание на технику анализа
сопротивлений.
ГЛАВА III
ТЕХНИКА ИНТЕРПРЕТАЦИИ
И АНАЛИЗА СОПРОТИВЛЕНИЯ
*
1. ТЕХНИКА ИНТЕРПРЕТАЦИИ: ЕЕ РЕЗУЛЬТАТЫ И НЕКОТОРЫЕ
ТИПИЧНЫЕ ОШИБКИ
В аналитической работе необходимо различать два периода. Первый — лечение
пациента, второй — его иммунизация, которая может произойти в процессе лечения. Само
лечение, в свою очередь, делится на две части; вводная фаза и непосредственно процесс
лечения. Правда, надо отметить, что это разделение искусственно, поскольку даже
первичная интерпретация сопротивления пациента уже улучшает его состояние. Тем не
менее в подготовительном периоде, «подготовке к путешествию», которому Фрейд
уподоблял анализ, можно многое сделать для самого «путешествия», предрешить его
успех или неудачу. Анализ, во всяком случае, зависит от того, как он начался. Если начало
невнятно или ошибочно, то ждать дальнейшего его успешного продвижения не
приходится. Самые большие сложности в большинстве случаев возникают именно во
вводном периоде анализа, независимо оттого, задался он в целом или нет. Я имею в виду
те случаи, когда начало анализа проходит гладко, но затем возникают очень серьезные
затруднения, поскольку именно гладкое начало не позволяет быстро понять и устранить
ошибки. Итак, ошибки, сделанные во вступительном, вводном периоде, всегда бывает
труднее исправить, и дальнейший процесс анализа может оказаться несостоятельным.
Каковы же специфические и типичные ошибки вводного периода анализа? В своем
начальном периоде анализ нацелен на проникновение в энергетические истоки симптомов
невротического характера, поскольку это позволило бы привести в движение весь
терапевтический процесс. Но решение этой задачи осложняется сопротивлением
пациента. Наиболее неподатливыми сопротивлениями являются те, что возникают на
основе конфликтов, связанных с переносом, так называемых трансферентных конфликтов.
Их необходимо вывести в сознание, интерпретировать и преодолеть. Таким образом,
пациент продвигается, порой достаточно глубоко, к эмоционально значимым
воспоминаниям раннего детства. Наиболее спорный вопрос о том, что важнее,
аффективное повторное переживание (отыгрывание) или воспоминание, для нас не
существен. Клинический опыт подтверждает заявление Фрейда, что пациент, склонный
повторять свои переживания посредством отыгрывания, для реального разрешения
конфликтов не только сам должен понять то, что он отыгрывает, но и его воспоминание
должно сопровождаться аффектом
**
.
Мне не хотелось бы создавать впечатление, что мы рассматриваем нашу работу
так, будто она не содержит ничего, кроме анализа сопротивления и трансфера. Я
упоминаю об этом только потому, что в данном разделе мы обсуждаем не что иное, как
принципы анализа сопротивления.
Порой неудача вводного периода связана с тем, что аналитик в результате
многочисленных разного рода переносов теряется в обилии предоставляемого пациентом
материала. Мы называем это «хаотической ситуацией» и считаем, что ее порождают
определенные ошибки в технике интерпретирования. Далее возникает множество
ситуаций, когда отрицательный перенос ускользает от внимания, потому что его скрывает
демонстрируемое пациентом позитивное отношение. И, наконец, в некоторых случаях,
несмотря на глубокую работу аналитика, направленную на воспоминания, прогресса не
наблюдается, поскольку не уделено внимание их слабости с точки зрения аффекта или
*
Впервые представлено на Венском семинаре по технике аналитической терапии в июне 1926 года.
Опубликовано в Zeitchr. f. Psychoan., 1927, Internal.
**
Дополнение 1945 года: Эта техническая проблема психоанализа полностью разрешена. В оргонной
терапии патогенные воспоминания возникают спонтанно и не требуют усилий, когда соматические эмоции
разбивают мышечный панцирь.
потому, что последнее не стало фокусом анализа. Кроме этих случаев, в работе аналитика,
которая вроде бы шла нормально, но привела к хаотической ситуации, мы имеем дело и с
другими моментами, то есть с теми случаями, когда пациенты не продуцируют
ассоциаций и противопоставляют нашим усилиям пассивное сопротивление.
Я собираюсь рассказать здесь о нескольких собственных неудачах, и вскоре мы
увидим, что они произошли из-за типичных ошибок. Сходство этих неудач позволяет
выделить типичные неверные действия аналитика, которые возникли во вводном периоде
анализа и которые вроде бы не очень заметны среди других погрешностей начинающего
специалиста. Нет причин для отчаяния, ибо, как однажды сказал Ференци, всякий новый
опыт стоит нам пациента. Во всем, что происходит, необходимо замечать свои ошибочные
ходы и учиться их не повторять. То же самое происходит в любой области медицины; мы
не ошибемся снова только в том случае, если не будем замалчивать наши неудачи и
оправдывать себя.
Итак, пациент страдал от чувства неполноценности и сам сознавал, что отыгрывает
свою неспособность отсутствием каких бы то ни было ассоциаций («Я ничего не могу
поделать»). Вместо того, чтобы раскрыть природу этого сопротивления и вывести в
сознание скрытые за этим тенденции к протесту, я продолжал говорить ему, что он не
желает работать и не хочет, чтобы ему стало лучше. Нельзя сказать, что мое
предположение было совсем неверным, но я допустил ошибку, не проработав его
«нежелание» и не постаравшись понять причины этой неспособности. Напротив, как раз
моя собственная неспособность и привела к этим бесчувственным упрекам. Каждый
пациент склонен цепляться за свою болезнь, но мне известно, что фраза «Вы не хотите
выздороветь», если за ней не следуют пояснения, зачастую в неясной ситуации
используется множеством аналитиков как упрек в адрес пациента. Ее следовало бы изъять
из словарного запаса аналитиков и заменить самокритикой. Для меня совершенно ясно,
что каждая остановка или прекращение анализа, не подвергшиеся детальному разбору,
являются неудачей аналитика.
Другой случай. На протяжении трехлетнего курса анализа пациент в деталях
вспоминал
первосцену
. Но ни разу за это время не уменьшилась его аффективная
сдержанность; ни разу он не высказал аналитику упрека, который был бы направлен —
пусть и мысленно — в адрес его отца. Он был неизлечим. Я не знал, как выявить
вытесненную ненависть этого пациента. Но в конце концов справедливость
восторжествовала: я был вынужден признать, что возврат к первосцене не дает
терапевтического эффекта! Такие сцены бывают ложными. Без анализа ранних детских
переживаний реального исцеления не добиться. Особенно важно, чтобы подобные
воспоминания сопровождались соответствующими аффектами.
Еще один случай. У пациента возникла кровосмесительная фантазия, связанная со
сновидением, увиденным им на второй неделе анализа. Пациент сам объяснил ее смысл.
Целый год я слушал разговоры только об этом, и результат лечения был соответственно
очень мал. Зато я научился тому, что иногда бывает необходимо сдерживать слишком
рано всплывший материал до тех пор, пока пациент не будет подготовлен к его
ассимиляции.
У меня был случай
эритрофобии
, который возник в результате моей ошибки,
состоявшей в том, что я старательно интерпретировал весь материал по мере его
поступления без осторожного устранения сопротивлений. Они появились позже и были
гораздо интенсивнее и хаотичнее. Я словно выпустил джинна из бутылки, мои объяснения
не возымели эффекта, и навести порядок стало невозможным. Должен сказать, что в то
время, на третьем или четвертом году аналитической практики, я уже не был новичком,
который пытался бы интерпретировать бессознательное прежде, чем оно ясно и
недвусмысленно себя проявило, и до того, как пациент приблизился к самоосвобождению,
к тому высвобождению, которое происходит, по словам Фрейда, вслед за интерпретацией.
Надо отметить, что обычно этой предусмотрительности бывает недостаточно: семинары
изобилуют описаниями подобных хаотических ситуаций.
Случай классической истерии с состояниями помутнения сознания мог бы
привести к выздоровлению, как это стало понятно гораздо позже, если бы я распознал и
своевременно занялся реакциями пациентки на анализ положительного переноса, а
конкретнее — реактивной ненавистью. Я позволил втянуть себя в хаос ее воспоминаний и
не видел выхода. Она продолжала оставаться в помутненном состоянии.
Ряд неудачных эпизодов, когда я неверно обращался с переносом, вызванным
реакцией разочарования, научил меня точно оценивать опасность анализа отрицательного
переноса, будь он первичным или происходящим от разочарования в переносе отношений
любви. Мне ли не знать, насколько опасен скрытый отрицательный перенос, возникший
после того, как пациент при наличии положительного трансфера продуцировал изобилие
воспоминаний, но никак не выздоравливал. Спустя много месяцев после прекращения
анализа он заявил, что никогда мне не доверял. Такая ситуация заставила меня изыскивать
разнообразные способы выведения отрицательного переноса из его «тайников».
На семинаре нас больше всего занимала проблема отрицательного трансфера,
особенно скрытого. Другими словами, мы имели дело не со случайным слепым пятном;
почти все время получалось так, что отрицательный трансфер оставался
непроработанным. Нет сомнений, в этом повинен нарциссизм, который заставляет нас
слышать только то, что приятно, и не замечать негативных позиций до тех пор, пока они
не станут бросаться в глаза. Меня потрясает, что перенос в психоаналитической
литературе всегда представляется с точки зрения позитивного подхода, не считая статьи
Ландауэра под названием «Пассивная техника». Специальная литература пренебрегает
проблемой отрицательного трансфера.
Упуская из виду отрицательный перенос, мы допускаем одну из тех ошибок,
которые мешают нормальному течению анализа. Всем нам приходилось переживать то,
что мы называем «хаотической ситуацией», поэтому я позволю себе остановиться на
некоторых наиболее важных моментах этой проблемы.
Ситуация выглядит следующим образом: воспоминаний и действий имеется
довольно много, но логической согласованнности между ними разглядеть не удается.
Пациент продуцирует массу материала из всех пластов бессознательного, всех возрастных
периодов жизни. Все это как бы наваливается большой грудой, но никак не
прорабатывается для достижения терапевтической цели. Несмотря на обилие материала,
пациент не чувствует, что этот материал хоть сколько-нибудь важен. Аналитик дает
множество интерпретаций, которые не продвигают анализ ни на шаг. Вроде бы ясно —
все, что выражено пациентом, служит для того, чтобы скрыть нераспознанное
сопротивление. Такой хаотический анализ опасен тем, что аналитик достаточно долго
пребывает в уверенности, что все идет очень хорошо, поскольку пациент продолжает
«выдавать» материал. Это длится до тех пор, пока аналитик, как правило, слишком
поздно, не поймет, что пациент ходит по кругу и предлагает разные аспекты одного и того
же материала. Таким образом, он может годами посещать аналитика и закончить курс без
каких бы то ни было реальных изменений.
Я хочу привести здесь типичный случай, о котором мне рассказал коллега. Он
восемь месяцев проходил анализ по поводу множественной перверсии. На всем
протяжении лечения он без конца говорили предоставлял аналитику материал из
наиболее глубоких пластов, который постоянно приходилось интерпретировать. Чем
больше материала было проанализировано, тем более обильным становился поток
ассоциаций. В конце концов анализ прервался по внешним причинам, а пациент
обратился ко мне. В то время я уже был отчасти знаком с опасностями позднего
сопротивления. Меня удивил тот факт, что этот пациент беспрерывно продуцирует
материал бессознательного и что он способен, к примеру, представить четкие детали
простого и двойного эдипова комплекса. Я спросил его, действительно ли имеет место
все то, о чем он говорит. «Ни в коей мере, — ответил он, — я не могу внутренне не
улыбаться, когда думаю об этом». Когда я поинтересовался, почему же он не сказал об