Файл: Ильин В.А. - Археология детства. Психологические механизмы семейной жизни.pdf

181

Древо жизни

авто2 и авиакатастрофах, мертворожденных детях, выкидышах, абортах и
т.п. Попросту говоря, несчастье происходит с человеком в тот день недели,
число, месяц или в том возрасте, когда это случилось с кем2то из его пред2
ков. Очень часто передача такой негативной программы происходит через
поколение — то есть внуки повторяют судьбу дедов. Нередко это бывает
связано с неосознаваемым чувством вины или долга перед предками. Не2
знание семейной истории или исключение из нее кого2то из родичей часто
порождает подобные чувства. В этом случае многие люди пытаются изба2
виться от чувства вины или ощущения невыполненного долга, бессозна2
тельно воспроизводя жизненный путь своего предшественника, копируя
прежде всего негативные или трагические события этого пути. Практика
психотерапевтической работы показывает, что данное специфическое
“проклятие” может быть снято при воссоздании реальной семейной исто2
рии, ее принятии и осознавании человеком происходящего. Например, по2
няв и приняв, что его дедушка был замечательной и талантливой личнос2
тью, но при этом алкоголиком и погиб пьяным во время пожара на даче, а
вовсе не спасая детей из огня, как об этом, отводя глаза, очень неохотно
рассказывала в детстве бабушка, он получает свободу выбора. И может
принять решение любить и уважать своего дедушку за то хорошее, что в
нем было, и при этом не спиваться в его честь. Либо прийти к выводу, что
дедушка не сделал в своей жизни ничего, что заслуживало бы уважения.
Но внуки его ничуть не виноваты в том, что он именно так распорядился
своей жизнью, и, следовательно, не должны искупать несуществующую
вину собственной гибелью на пожаре или при иных трагических обстоя2
тельствах.

“Обсуждение сходств и повторений: несчастных случаев, болез2
ней, имен, возрастов, дат, связей между рождением и смертью —
производит сильное впечатление на клиента. Кроме того, через
подобную работу выясняются его идентификации и невидимые
лояльности; становится очевидной “красная нить” семейной ис2
тории и ее связь с болезнью или другими травматическими собы2
тиями.

Работая над своей геносоциограммой (одна из наиболее распрос2
траненных в психотерапии техник работы с семейной истори2
ей — 

В.И.

) аналитически и психодраматически и обнаруживая

повторения в поколениях, клиент часто получает некоторое
представление о “спрятанной правде” в истории своей семьи, ее
секретах и “невидимых призраках”. Все это позволяет ему осо2
знать, что происходит в его актуальной семье и в нем самом;
освобождает от навязанных повторений и помогает избежать не2
здоровых тенденций к смерти”

8

.

Археология  детства

182

Очевидно, что, отказываясь от попыток обратиться к реальной истории сво2
ей семьи и подлинным родовым корням как результату культивирования
виртуальной семейной истории, человек лишается самой возможности из2
бежать влияния “синдрома годовщины” не только на собственную жизнь,
но и на жизнь своего потомства.

Кроме того, отказ от обращения к реальной истории своего рода делает
проблематичной, если вообще возможной передачу детям в родительской
семье культурной и исторической традиций, о чем мы говорили в начале
книги как о важнейшей функции семьи. “Представьте человека, сидящего
всю жизнь над вопросами культуры, истории и не знающего, не желающего
знать собственного прошлого. Неужели про такого можно сказать, что он
понимает то, чем занимается?”

9

.

Это также препятствует внутреннему принятию человеком естественного
хода вещей, правопорядка родовой традиции, того, что Б. Хеллингер обо2
значил как закон приоритета более раннего и выделил в качестве одного
из необходимых условий для процветания рода:

“В развитых отношениях господствует ранговый порядок, ориен2
тированный в первую очередь на раньше и позже, то есть тот,
кто приходит раньше, стоит выше, а пришедший позже — ниже.
[...] Поэтому родители идут перед детьми, а рожденный пер2
вым — перед рожденным вторым”

10

.

Важно понимать, что речь идет не просто о соблюдении родовой иерархии,
а гораздо шире — о том, что каждый представитель рода и каждое поколе2
ние имеет свою специфическую задачу, свое предназначение внутри обще2
родовой идеи. И никто другой кроме данной личности или данного поко2
ления не в состоянии выполнить их предназначение и, более того, не
вправе претендовать на это.

“Если нижестоящий вмешивается в область стоящего выше, к
примеру, сын пытается искупить вину отца или быть лучшим му2
жем для мамы, то он считает себя вправе делать то, на что права
не имеет, и на подобную самонадеянность этот человек часто
неосознанно реагирует потребностью в крушении или гибели.
[...] Подобные взаимосвязи всегда играют некую роль там, где
есть плохой конец, когда кто2то, например, сходит с ума, совер2
шает самоубийство или становится преступником”

11

.

Хочу добавить, что деструктивный результат, как правило, неизбежен и в
том случае, когда последовательность нарушается в обратном направле2
нии, то есть вышестоящий пытается занять место, выполнить предназначе2

183

Древо жизни

ние нижестоящего. Скажем, женщина в супружеских отношениях играет
роль маленькой девочки, пытаясь быть по отношению к мужчине не женой
и партнером, а эксплуатировать его отцовские чувства, претендуя на место
дочери. Точно так же и мужчина может выступать по отношению к женщи2
не в качестве объекта материнской заботы и опеки — то есть ребенка, но
никак не супруга.

Подобные деформации часто являются прямым следствием того, что чело2
век был лишен возможности с детства воспринять порядок последования
как нечто естественное и само собой разумеющееся, повторяющееся в его
роду из поколения в поколение, а также идентифицироваться с личной за2
дачей в рамках общеродовой идей.

Все сказанное в большей или меньшей степени относится и к семьям, не в
полной мере утратившим контакт со своими родовыми корнями. Частичная
утрата связи с семейной историей или исключение из нее отдельных лиц
либо целых поколений может порождать такие же негативные влияния на
судьбу последующих поколений. Вместе с тем, отрыв от рода отдельных
его членов и их потомков порождает и свои специфические формы отрица2
тельных последствий для рода в целом. В этом случае происходит наруше2
ние еще одного необходимого для процветания рода условия, сформулиро2
ванного Бертом Хеллингером — права на принадлежность. “Все принадле2
жащие к одному роду, обладают равным правом на принадлежность, и ник2
то не может и не имеет права отказать им в этом. Как только в системе по2
является кто2то, кто говорит: “У меня больше прав принадлежать к этой
системе, чем у тебя”, он нарушает порядок и вносит в систему разлад”

12

.

Следствием такой попытки искажения естественного хода вещей, по сути,
попытки сделать сказанное несказанным, сделанное — несделанным, рож2
денное и сущее — несуществующим, является неизбежная расплата. Она
может наступить как в опосредованной форме, скажем, в неосознанном
воспроизведении потомками негативных жизненных сценариев своих
предшественников (в данном случае — судьбы родственника, которого ли2
шили права на принадлежность), так и виде негативных событий, непос2
редственно связанных с фактом отторжения.

Что общего в семье
английского аристократа
и русского крестьянина

Прекрасная иллюстрация подобной расплаты — история о собаке Баскер2
вилей. Читателям, не открывавшим сочинения сэра Артура Конан Дойла со
времен детства, напомню, что преступление, послужившее причиной визи2
та доктора Мортимера на Бейкер2стрит, совершил натуралист Стэплтон, ко2

Археология  детства

184

торый был прямым потомком, точнее, сыном родного брата убитого им
сэра Чарльза Баскервиля. Отец Стэплтона Роджер “считался в семье парши2
вой овцой. [...] В Англии Роджер не ужился и был вынужден скрыться в
Центральную Америку, где и умер в 1876 году от желтой лихорадки”

13

. На2

лицо типичный случай сознательного отвержения одного из членов рода.
О том, что у изгоя имеется сын, никто из Баскервилей и их близких даже
не подозревал. Я не берусь судить, как развивалась бы вся эта история и
что 

было бы

, если бы сын Роджера, при всей своей испорченности, воспри2

нимал бы дядюшку Чарльза не как одного из тех, кто не желал подавать
руки его отцу, но как своего близкого родственника. Или если бы добряк
сэр Чарльз узнал о том, что у него где2то есть родной племянник. Неблаго2
дарное это дело — гадать, что было бы, если бы... Но я точно знаю, чего
бы 

не было,

 если бы последствия давнего лишения права принадлежности

и связанный с ним пробел в семейной истории были устранены хотя бы на
самом поверхностном, формальном уровне. Если бы сэр Чарльз и его окру2
жение хотя бы знали о том, что у изгнанного Роджера есть сын и что он и
Стэплтон — одно и то же лицо, то не было бы самого преступления, во вся2
ком случае в том виде, в котором оно произошло. Преступление стало бы
просто невозможным. Ведь основой замысла Степлтона являлось именно то
обстоятельство, что никто не подозревал о его принадлежности к роду
Баскервилей. В данной истории мы видим, как преступление метафизичес2
кое, преступление против естественного порядка, наносящее ущерб и ис2
кажающее родовую структуру, непосредственно порождает преступление
уголовное. Порочный круг замыкается. Кто2то, быть может, скажет, что все
это базируется на литературном вымысле, и потому слишком умозритель2
но. Однако подобную трагическую взаимосвязь можно проследить и в ре2
альных событиях, имевших место в истории.

Представителям моего поколения хорошо знакомо имя Павлика Морозова.
Причем сталкивались мы с ним дважды — в разных ипостасях. Во времена
пионерского детства на сборах и классных часах он преподносился как ге2
рой и пример для подражания. Причем акцент делался на “героической”
гибели подростка от рук родного деда. Это вполне понятно. Во2первых,
при брежневском “развитом социализме” даже преданным “бойцам идеоло2
гического фронта” было уже очевидно, что преподносить как великие дея2
ния исключительно стукачество и доносительство не совсем удобно. Во2
вторых, без факта зверского убийства Павлик вряд ли имел шансы стать
символом для советской пропаганды и во времена “отца народов” — мало
ли кто тогда доносил на своих родственников!

Второй раз мы столкнулись с Павликом и его семьей во времена пере2
стройки. По каким2то не вполне очевидным причинам он становится од2

185

Древо жизни

ним из любимых антигероев для писателей и публицистов, специализиру2
ющихся на разоблачениях преступлений времен культа личности. (Кстати,
если как следует разобраться в этом явлении с точки зрения психоанализа,
можно прийти к весьма любопытным выводам относительно скрытой моти2
вации и прошлой жизни упомянутых писателей и публицистов, но сейчас
не об этом.) Важно, что в этих “произведениях” акцент также делался на
преступлении и его чудовищности. Только теперь в центре внимания было
преступление самого Павлика, “заложившего” собственного отца. Правда,
в большинстве подобных статей и брошюр отсутствовал ответ на два важ2
нейших, на мой взгляд, вопроса. Во2первых, в чем конкретно, с точки зре2
ния 

права

, состояло преступление пионера Морозова? Какой именно и кем

установленный закон или кодекс он нарушил, сообщив об определенных
действиях своего отца “органам”? А во2вторых, почему оно расценивается
как столь необыкновенно тяжкое? Почему, с точки зрения авторов, “насту2
чать” на отца более чудовищно, чем “сдать” соседа по парте или коллегу
по работе? Думается, мы с вами можем ответить на эти вопросы, имея в
виду все сказанное выше и взглянув на эту историю и ее внутреннюю по2
доплеку в целом, не зацикливаясь на отдельных аспектах, как это свой2
ственно создателям околоисторических мифов, отвечающих политической
конъюнктуре.

Очевидно, что преступление самого Павлика не носит юридического харак2
тера не только с точки зрения тогдашнего советского законодательства, но
и мировой правовой практики. Законодательство многих цивилизованных
стран предоставляет гражданам право не свидетельствовать против своих
близких родственников, но и не запрещает делать этого. Оценка его дей2
ствий с морально2этической точки зрения, особенно учитывая то, что речь
идет о ребенке, — вещь очень субъективная и противоречивая. Например,
многие из тех, кто искренне возмущается поступком Морозова, нередко
воспринимают похожие эпизоды из ранней римской истории как проявле2
ния силы духа и гражданского мужества.

По всей видимости, подлинный смысл данного преступления заключается
в явной попытке Павлика лишить собственного отца права на принадлеж2
ность к семье. В попытке его физического удаления, изгнания из семьи.
Приняв такое решение, но не будучи в состоянии реализовать его соб2
ственными силами, ребенок прибегает к помощи силы внешней — кара2
тельной системы государства. Не берусь судить, осознавал ли мальчик все
последствия своего поступка, да это не так уж и важно. Важно, что факт
попытки отторжения, очень действенной и энергичной, имел место. Пре2
ступление против права на принадлежность свершилось. Существенно так2
же то, что причины, толкнувшие Павлика Морозова на такой шаг, следует