Файл: Волков П.В. - Клиническая характерология.pdf

ВУЗ: Не указан

Категория: Не указан

Дисциплина: Не указана

Добавлен: 10.10.2020

Просмотров: 4759

Скачиваний: 209

ВНИМАНИЕ! Если данный файл нарушает Ваши авторские права, то обязательно сообщите нам.
background image

совершенство человеческой организации.

Психастенику  полезно  осознать, что  у  смерти  есть  свои  духовные  смыслы. Страх  ее, как

холодный  ветер, заставляет  вспыхивать  тлеющие  угольки  жизни. Страх  смерти, вытекающий  из  ее
понимания, является  ценой  за  самосознание, умение  выделить  себя  из  потока  жизни, что  присуще
исключительно  человеку. Правда, некоторые  люди  умеют  вытеснить  эту  неприятную  часть
самосознания. Фраза  М. Хайдеггера: «Умирают  другие» — приходит  к  этим  людям, но  только  не  к
психастеникам.

Смерть  привносит  в  жизнь  драматизм  и  серьезность, тайну. Чтобы  успешно  прожить  краткую

жизнь, необходимо  видеть  главное, не  позволять  себе  лениться. Многие  решения  и  действия
невозможно  обратить  вспять, исправить. Ничего  нельзя  отложить «на  потом». Любовь  обостряется
неотделимой от нее разлукой. Тема смерти является одним из главных нервов человеческой культуры.
Если  бы  не  смерть,  возможно,  жизнь  превратилась  бы  в  сонное  царство.  Как  говорил  В.  Франкл:
«Бессмертному некуда спешить».

Если представить, что смерти нет, а жизнь на земле бесконечна, то может стать даже страшно:

можно невыносимо устать от жизни, пресытиться ею, но придется жить  дальше и. дальше — выбора
нет. Ф. Ницше  полагал, что  возможно  бесконечно  устать  от  самого  себя, процесса  неизбывного
самосознавания. Тревожному психастенику важно подумать и об этой грани смерти и жизни.

Спиноза сказал, что мудрый думает о жизни, а не о смерти. Реализация этой мудрости является

решающей в психастенической судьбе. Психастеник беспомощно дрожит за свою жизнь в обыденном,
невысоком  состоянии  сознания, когда  скорее  прозябает, а  не  истинно  живет. По  остроте  муки  это
переживание может быть сильнее даже психотического. Явно или неявно перед ним встает вопрос —
во  имя  чего  эта  дрожь  и  трепет? Неужели  так  и  жить  в  этом  рабском  страхе! ? Что  же  такое  в  этой
жизни ценное, что так заставляет цепляться за нее?

Когда психастеник не теоретически, а всем своим существом находит ответы на эти вопросы, то

страх  смерти  съеживается  и  как  бы  уходит  в  параллельную  жизни  плоскость. Как  было  сказано  в
разделе  о  духовной  жизни  психастеника, ответ  чаще  всего  содержится  в  самоотверженном  служении
святому для психастеника делу во имя Добра людям. Это может быть большое или маленькое дело, но
оно поднимает дух психастеника на вдохновенно творческую высоту и дает ему пищу для переживаний
гораздо более интересную и содержательную, чем мучительно бесплодные мысли о том, что жизнь все
равно когда-нибудь закончится.

За любимым делом ощущаешь, что живешь будто бы мимо смерти, а поэтому за ним и умереть

не  страшно. При  этом  психастеник  не  становится  трудоголиком, навязчиво  убегающим  от  тревоги  в
какую  угодно  работу.  Когда  подобное  происходило  с  ним,  то  мысли  о  смерти  могли  жалить  еще
беспощадней.

Над  страхом  смерти  психастеника  поднимает  осмысленное  личностное  служение,

когда  становишься  полезным  людям  именно  своей  неповторимой  душой.

В  такую  работу  не

убегаешь, а  бежишь, как  на  праздник. Можно  предложить  такую  интерпретацию: ради  того, чтобы
психастеник нашел свой праздник, ему и дается страх смерти.

9. Учебный материал

1. Вспомните фильм Э. Рязанова «Служебный роман». Обратите внимание на главного героя —

Новосельцева. Скромный, тихий, честный мелкий служащий стесняется попросить о повышении, хотя
заслуживает  его  и  остро  нуждается  в  деньгах. В  его  поведении  видна  двигательная  неловкость,
рассеянность, он  частенько  говорит  и  делает  что-то  невпопад. Будучи  достаточно  естественным  в
своем  кругу, полностью  теряется  в  трудных, непривычных  ситуациях. Такое  ощущение, что
эмоционально «тупеет» в них, а потому не знает, что сделать, сказать. В гиперкомпенсации ведет себя
почти по-хамски, а затем не знает, куда деться от стеснения.

Человек  он  добрый, мягкий, с  лирической  душой, обладает  теплой  иронией — и  симпатичен

всем этим. Однако не уверен в себе, стыдится своего ухаживания за понравившейся женщиной. В кем
отчетливо чувствуется дефензивный конфликт ранимого самолюбия и чувства неполноценности. Когда
Калугина, оскорбленная, подозревает его в манипуляции ее чувствами ради карьеры, он с нравственной
решимостью доказывает ошибочность ее мнения. Кстати, за внешней сухостью, строгостью Калугиной
проглядывают  психастенические  черты, которые  особенно  заметны, когда  она  снимает  с  себя
защитный панцирь деловой женщины-директора.

2. В  фильме  Г. Данелия «Осенний  марафон» мы  видим  еще  одного  человека  с


background image

психастеническими  чертами, Бузыкина. В  нем  чувствуется  тонкая  интеллигентность, рефлексивность.
Он  не  умеет  постоять  за  себя, боится  обидеть  человека  отказом, мало  способен  к  решительным
действиям — в  результате  живет  не  своей  жизнью, а  так, как  от  него  хотят  окружающие. Порой  он
раздражительно  сопротивляется, но  хватает  его  ненадолго. В  тот  момент, когда  его  бросают  обе
женщины, он испытывает даже облегчение, потому что отпадает необходимость делать окончательный
выбор, мучительно стараясь никого не обидеть.

3. Нам  показан  молодой  психастеник, Тодд  Андерсен, в  фильме «Общество  мертвых  поэтов».

Самый робкий и зажатый из всех учащихся, именно он в нравственном порыве первый, в знак протеста
против  увольнения  талантливого  учителя, вскакивает  на  парту, и  только  вслед  за  ним  то  же  самое
делают другие ребята.

4. Рассказ  А. П. Чехова «О  любви» раскрывает  нам  особенности  психастеника  Алехина  в  его

любви  к  синтонной  Анне  Алексеевне. Мы  видим  не  огненную  страсть, не  чувство, что  избранница
послана  свыше, а  человеческое  ощущение  близости. Он  не  может  бездумно  пригласить  ее  в  свою
жизнь, скован  рассуждениями, бережно  принимая  в  расчет  все  особенности  ситуации  и  чувств
участвующих  в  ней  людей. Он  понимает, что  его  любят, но  ни  одним  откровенным  словом  не
притрагивается  к  душе  Анны  Алексеевны, тем  более  не  делает  никаких  намеков  на  то, чтобы  стать
любовниками. Он также не делает попыток откровенно обсудить их сложные отношения. Его мягкой,
нежной  влюбленности  было  достаточно  таких  моментов  близости, как, например, в  театре, когда  он
интуитивно  ощущал  душевное  единство  с  любимой  женщиной, а  затем, видимо  по  причине
деперсонализации, прощался и расставался с ней, как если бы они были чужие люди.

Мы  видим, что  синтонную, психастеноподобную  Анну  Алексеевну  такие  отношения  не

устраивают, со  временем  у  нее  начинается  нервное  расстройство. Уже  в  начале  знакомства  она
признается  Алехину  в  своей  симпатии. В  сближении  с  ним  ее  останавливает  бережное  отношение  к
мужу, детям. В  отличие  от  Алехина  у  нее  нет  ипохондрических  опасений  о  том, что  будет  в  случае
болезни, смерти. Характерно, что, наконец, признавшись  в  любви, Алехин  расстается  с  Анной
Алексеевной, продолжая  рассуждать  о  том, что  любовь  выше  ходячей  добродетели, но  так  и
останавливаясь  на  рассуждении, ничего  не  меняя  в  реальности. Он  и  сам  раздражен  на  свою
нравственно-щепетильную  рефлексивность, но, может  быть, она  человечнее, чем  высокое
эмоциональное безрассудство. Однозначного ответа Чехов не дает.

5. Обратимся  к  художественному  творчеству  Клода  Моне. В  его  картинах, как  и  в  картинах

большинства  импрессионистов, мы  видим  мягкую  размытость  богатой  цветосветовой  гаммы  красок,
ощущение «легкого  колеблющегося  световоздушного  пространства» /61, т. 3, с. 76/. Но в  отличие  от
синтонных О. Ренуара, К. Коровина, мы чувствуем  неуверенность  мазка, особую зыбкость. Предметы
на  некоторых  его  картинах  выглядят, как  легкий  мираж, что  соответствует  психастенической
деперсонализационной  неуверенности  в  своих  чувствах. Из  этой  размытости  художник  тянется  к
желанной цельности. В некоторых полотнах Моне чувствуется близость к символизму, но объекты на
картинах  остаются  все-таки  зыбкими, а  потому  по-особому  притягивающими  символами  реальности.
Прослеживается  связь  между  психастеническим  характером  К. Моне  и  стилем  его  живописи.
Психастеник  воспринимает  мир  нечетко, неточно. Ему  приходится  довольствоваться  общими
впечатлениями. Однако, как мы видим, эти впечатления (франц. impression — впечатление) могут быть
не менее прекрасны, чем точное, уверенное отображение действительности.

Глава 5. Ананкастический (педантичный) характер

1. Определение ключевых понятий, основные проявления и анализ ядра характера

Ввиду  того  что  ананкастические  люди  часто  встречаются  в  Германии, Северной  Европе, а  в

России редко, то и описание характера будет относительно кратким.

Главной  чертой  данного  характера  является

педантизм

, то  есть  мелочное, придирчивое

соблюдение  формальных  требований. Педантизм  имеет  такие  положительные  проявления, как
аккуратность, добросовестность, редкая тщательность при выполнении работы без всякого контроля со
стороны. Педантичный человек остерегается поспешных суждений, взвешивая, словно на аптекарских
весах, свои  слова  и  поступки, нередко  отличается  толковостью, так  как  досконален  в  своей
практичности. Такие  люди  незаменимы  там, где  требуется  точное, пунктуальное  выполнение


background image

обязанностей.

Прекрасно, если  авиатехник, проверяющий  перед  вылетом  самолет, окажется  человеком  с

подобными  свойствами. Однако  если  педантизм  выражен  чрезмерно, то  тогда  такой  авиатехник,
многократно проверяя закрученность винтов, может настолько переусердствовать, что свернет винт. У
педантичной  домохозяйки  на  кухне  царит  музейный  порядок, каждую  ночь  она  встает, чтобы
проверить  электроприборы  и  газ, хотя  ни  разу  в  жизни  не  забывала  их  выключить. В  бухгалтерских
книгах  ананкаста  видна  четкость, законченность. В  работе  таким  людям  совершенно  не  свойственна
установка — «и так сойдет».

Внешний  облик  педанта  обычно  отличается  особой  аккуратностью: ботинки  начищены  до

блеска, одежда  всегда  чистая  и  выглаженная, нередко  изысканная, волосы  хорошо  подстрижены  и
уложены. Даже в домашней обстановке такой человек не выглядит неряшливо.

Очень  часто  ананкасты  увлекаются  коллекционированием  и  содержат  свои  коллекции  в

образцовом порядке. Если эпилептоиду важна денежная ценность коллекции или сознание того, что у
других такой коллекции нет, то для ананкаста важна ее полнота. Для ряда ананкастов не столь важны
предметы коллекционирования, сколько сам процесс.

Ананкастический  акцентуант  доволен  своей  педантичностью, считает, что  именно  так  и  надо

жить. Психопата  же  педантичность  может  лишить  покоя, радости  жизни, отдалить  от  людей,
эмоционально  иссушить. Патологическая  педантичность  несет  в  себе  оттенок  бессмысленности,
навязчивости. Скрупулезно придираясь к деталям, ананкастический психопат «закапывается» в них и не
способен закончить начатое дело. Буква законов, правил, приказов становится важнее духа самого дела
настолько, что оно теряет смысл. Гибкость и терпимость порабощаются мелочной придирчивостью, от
которой  страдают  отношения  с  окружающими. Даже  добродетель, справедливость  такого  человека,
пропитываясь бессмысленным педантизмом, становится тяжелой, давящей. Особенно тяжело, если нет
пауз  на  юмор, веселье, хоть  небольшое легкомыслие. О  таком  человеке  психологически  тонко пишет
Чехов  в  рассказе «Необыкновенный». Главный  герой  Кирьяков «...честен, справедлив, рассудителен,
разумно  экономен, но  все  это  в  таких  необыкновенных  размерах, что  простым  смертным  делается
душно».

Порой сам ананкаст чувствует, что доходит до абсурда в своей педантичности, но тем не менее

продолжает  следовать  ей. Вспоминаю  свою  пациентку, учительницу  начальных  классов, которая  так
тщательно проверяла тетради учеников, что заканчивала этот процесс уже ночью. Через какое-то время
она совершенно выбилась из сил, плакала, приходила в отчаяние, но не могла ничего поделать со своей
педантичностью. Она  уже  сама  ясно  понимала, что  это  не  нужно  ни  ей, ни  ребятам. Более  того,
реальная  учеба  учеников  интересовала  ее  все  меньше, так  как  в  ближайшее  время  она  должна  была
эмигрировать  из  страны. В  конце  концов  она  поняла, что  ее  добросовестность  выродилась  в
навязчивость.

Здесь уместно вспомнить замечание П. Б. Ганнушкина о том, что навязчивость (ананказм) есть

«проявление  своеобразного  педантизма, только  перешедшего  уже  известную  грань» /4, с. 96/. П. Б.
Ганнушкин имел в виду, что частое повторение какого-то действия переходит в навязчивую привычку.
Однако  высказывание  Ганнушкина  можно  рассмотреть  и  в  более  глубоком  смысле: навязчивость
является родной «дочерью» педантизма, произрастая из него, а затем эмансипируя в самостоятельный
феномен. И навязчивость, и патологический педантизм имеют общее в дошедшем до бессмысленности
формализме, отрыве  от  живой, содержательной  связи  с  жизнью. Навязчивость  ананкаста — это
чрезмерный  педантизм, вышедший  из-под  контроля  человека. Навязчивость — это  маленький
карикатурный портрет педантизма. Разберемся в навязчивостях подробнее.

Навязчивости

— это, по  классическому  определению  германского  психиатра  Карла  Вестфаля

(1877 г.), разнообразные  тягостные мысли, переживания, действия, желания, страхи, навязывающиеся
человеку  против  его  воли. Он, понимая  их  ненужность  и  безосновательность, борется  с ними. Иначе
говоря, человек к ним критичен. В пылу эмоциональной захлестнутости критичность может временно
теряться, но  стоит  человеку  успокоиться, как  она  полностью  восстанавливается, и  он  говорит  о
навязчивостях  как  о  нелепости, от  которой  не  может  отвязаться. В  этом  отличие  навязчивостей  от
бреда  и  от  сверхценных  идей, убежденность  в  правильности  которых  человек  отстаивает. При
навязчивости  мы  тоже  имеем  дело  с  убежденностью, но  только  в  прямо  противоположном — в  ее
абсурдности. При  сомнении  речь  идет  о  неуверенности, в  которой  человеку  надо  логически
разобраться. Если сомнения вытекают из образа мыслей человека, его мироощущения, то навязчивости
чужеродны ему.


background image

Наиболее  распространено  деление  навязчивостей  на  фобии  и  обсессии (ананказмы).

Фобии

(страх,  боязнь  —  в  пер.  с

греч.

) — это  навязчивые  страхи  конкретного  содержания, охватывающие

человека  лишь  в  определенной  обстановке  и  обычно  сопровождающиеся  бурными  вегетативными
проявлениями (обильный  пот, сердцебиение, затруднение  дыхания  и  т. д.). Фобии — это
непроизвольные реакции на вполне конкретные жизненные ситуации, вне которых они не возникают:
избегая  подобных  ситуаций, можно  избегать  и  фобий. Наиболее  распространены  клаустрофобия  и
агорафобия. На ананкастической почве они встречаются редко и будут объяснены в другой главе.

Ананказмы

(от

греч.

  принуждение) или

обсессии

(от  лат. блокада, осада) — спонтанные,

идущие  изнутри  навязчивые  переживания  и  действия, которые  в  отличие  от  фобий, не  требуют  для
своего  возникновения  какой-то  конкретной  обстановки. Навязчивое  повторение  определенных  слов
или прикосновение к кончику носа может осуществляться в самых разных ситуациях. В этом смысле от
них ко убежишь, как невозможно убежать от себя.

Термин  ананказм  устойчиво  ввел  в  употребление  Курт  Шнайдер, и  этот  термин  закрепился  в

психиатрии  немецкого  языка. В  англоязычной  психиатрии  навязчивости  именуются  обсессиями  или
часто  говорят  об  обсессивно-компульсивных  расстройствах, суть  которых  заключается  в  том, что
навязчивое  переживание (обсессия) сопровождается  идущим  изнутри  человека  принудительным
желанием (компульсия) выполнить какое-либо действие. Компульсия, в  переводе с латинского языка,
означает  принуждение. Компульсивному  желанию  противостоять  весьма  трудно, но, в  отличие  от
импульсивного, возможно.

Обсессии  и  ананказмы  встречаются  у  людей  разных  характеров, но  везде  обнаруживается

общность  почвы: педантизм, склонность  к  формализму, известная  рассудочность, душевная
инертность, тревожность, достаточно яркая чувственность.

У  ананкастического  психопата  обычно  масса  навязчивостей, одни  из  которых  представляются

ему менее нелепыми, другие более. Например, опасение не справиться с каким-то заданием (оснований
такому  опасению  нет) и  потерять  работу не  кажется  ему уж  столь  нелепым. Навязчивая мысль, что с
кем-то  может  случиться  что-то  плохое, сопровождающаяся  защитными «оберегами», не  вызывает  у
него  чувства  глубокой  патологичности. Однако  навязчивая  потребность  узнавать  породу  каждой
встреченной  собаки (хотя  к  собакам  он  не  испытывает  никакого  интереса), по  причине  которой  он
реже  выходит  на  улицу  и  накупил  кучу  кинологической  литературы, им  самим  воспринимается  как
«стопроцентный маразм».

Почему же ананкаст, осознавая безосновательность навязчивостей, тем не менее продолжает их

выполнять? Дело в том, что навязчивости возникают непроизвольно, и чем больше человек старается
не думать о них, тем больше думает. Если ананкаст сопротивляется выполнению навязчивого действия,
то  в  его  душе  все  сильнее  нарастает  тревожный  дискомфорт, и  чтобы  избавиться  от  него, человек
вынужден уступить и совершить навязчивое действие. После этого на какое-то время он успокаивается.
Суть в том, что с помощью выполнения навязчивостей, ананкаст облегчает свою душу от свойственной
ему  изначальной  тревоги. Приведем  аналогию: как  воду  из  лодки, в  которой  появилась  течь, можно
вычерпывать  ковшами, уменьшая  вес  лодки, так  и  подспудную  тревожную  напряженность  можно
уменьшить, совершая определенные навязчивости.

Навязчивости  ананкаста  имеют  целебную «хитрость»: ананкаст  мучается  теми  навязчивостями,

которые  возможно, пусть  при  некотором  усилии, выполнить  и  таким  образом  ослабить  внутреннюю
напряженность. Ананкасту не приходит навязчиво-неотступное желание потрогать камни на Луне или
пообщаться с олимпийскими богами. Закрепляются навязчивости за счет инертности, неотделимой от
педантизма, то есть по механизму привычки, который отмечал П. Б. Ганнушкин /4, с. 96/.

Итак, важная  особенность  ананкастического  характера  заключается  в  том, что  изначальная,

базальная  тревога, преломляясь  скрупулезной  педантичностью, превращается  в  разнообразные
навязчивости, которые можно выполнить и тем самым облегчить душу от тревожной напряженности.
У  психопата  ананказмы  возникают  в  обычной  повседневной  жизни, у  акцентуанта — в  сложных,
конфликтных ситуациях. Схематично эту особенность можно выразить так:

1. Изначальная (базальная) тревога.
2. Педантичность.
3. Навязчивости (ананказмы).

Большинство исследователей выделяют вышеобозначенный нераздельный узел из тревожности,

педантичности и навязчивостей. Данный характер выразительно описан К. Леонгардом под названием
педантическая  личность /8, с. 100-118/. Важным  представляется  указание  К. Леонгарда  на  то, что  у


background image

педантических личностей слабый механизм вытеснения неприятностей и опасностей. Из его описаний
следует, что ананкасты страдают как от навязчивостей, так и от сомнений.

Весьма  ценными  являются  исследования  Н. Петриловича /62/ о  природе  ананкастической

совести. Он  указывает  на  то, что  совесть  ананкаста  незрелая, «застывшая», «хондродистрофическая».
Согласно  Петриловичу, ананкасту  присущи  категории  традиционной  морали (резкое «или — или»),
совесть может угнетать его.

В  этой  связи  хочется  заметить, что  ананкаст  может  остро  переживать  по  поводу  того, что

переступил недозволенную черту, что его поступок расходится с его ригидной моралью, и при этом не
мучается по существу: переживания людей, пострадавших от его безнравственности, могут совершенно
его не трогать. Страх наказания за совершенный поступок порой превышает раскаяние и чувство вины
перед  пострадавшим. То есть  совесть  ананкаста нередко также бывает навязчивой, оторванной от его
реальных  мыслей  и  чувств. Совестливость  же  психастеника  не  несет навязчивого оттенка. Даже  если
психастеник  обидел  неблизкого  для  себя  человека, ему  тем  не  менее  стыдно  перед  ним, он  ощущает
раскаяние, желание  искупить  вину, а  не  просто  навязчиво  мучается  совестью. Совесть  психастеника
достаточно  подвижна, склонна  к  компромиссам, к  преувеличению  вины  за  совершенный  проступок.
Ананкаст  же  может  смотреть  сквозь  пальцы  на  какой-то  свой  реальный  дурной  поступок  и  изводить
себя надуманным грехом.

Г. И. Каплан  и  Б. Дж. Сэдок /30, с. 662-664/, описывая  личности  обсессивно-компульсивного

типа, также  отмечают  у  них  скрупулезность  и  отсутствие  гибкости  в  области  ценностей  и  этики, не
объясняющиеся  культурными  или  религиозными  убеждениями. Авторы  отмечают, что  лица  с  этими
расстройствами  поглощены  правилами, законами, порядками, опрятностью, подробностями  и
достижением  совершенства. Они  указывают, что  у  таких  людей  бывает  прочный  брак  и  устойчивое
положение  на  работе, но  мало  друзей. Допускают, что  обсессивно-компульсивные  расстройства
личности связаны  с жесткой  дисциплиной  воспитания. В отношении лечения  авторами замечено, что
«перетренированные, чрезмерно  социальные  обсессивно-компульсивные  личности  ценят  метод
свободных  ассоциаций  и  недирективную  терапию. Однако  лечение  этих  больных  часто  требует
длительного времени и бывает сложным, поскольку часто натыкается на противоперенос».

Обсессивно-компульсивное 

расстройство 

личности, обозначенное 

как 

ананкастное

расстройство, вошло в десятую международную классификацию болезней (МКБ-10). Психастенический
характер, к  сожалению, на  Западе  не  выделяется, а  его  особенности  только  частично  совпадают  с
ананкастным  расстройством. Весьма  подробно  ананкасты  клинически  описаны  в  психиатрии
немецкого  языка: Шнайдером /52/, Вайтбрехтом /55/, Каном /56/, Шульте  и  Телле /63/, Лемке  и
Реннертом /64/, Бергманном /57/. В  частности, К. Шнайдер  писал, что  ананкастам  свойственны
истинные  навязчивости  и  что  эти  люди  отличаются «избыточной  заботливостью, педантичностью,
корректностью, точностью, неуверенностью, компенсация которой часто вымученна и неестественна».
Тщательные клинические исследования ананкастических состояний проведены датским психиатром Т.
Видебеком /65/.

Важным  представляется  клиническое  общение

ядра  ананкастического  характера

, сделанное

М. Е. Бурно: «К  навязчивостям (в  том  числе  ананказмам) предрасположены  люди  с  разными
характерами, болезнями, но  у  педантов (ананкастов) как  бы  сам  характер  есть  ананказм» /45, с. 37/.
Автор  поясняет  это  следующими  примерами: «Не  будучи  по  натуре  своей  ревнивым  человеком, он
часто  мучит  жену  навязчивыми  вопросами  типа: «ты  правда  мне  не  изменяешь?». Совершенно  не
дорожа  каким-нибудь  письмом, он  остро беспокоится, что оно не  дойдет до адресата. Он боится, что
пойдет  дождь, хотя  ему, в  сущности, все  равно, пойдет  дождь  или  нет, ведь  ему  никуда  сегодня  не
нужно идти. К вечеру, когда вроде бы все ясно, что ничего страшного не произошло, страхи стихают,
но, к сожалению, и день прошел в бездействии» /66, с. 56/.

Термин

ананказм

ведет свое происхождение от имени древнегреческой богини неизбежности и

судьбы  Ананке, что  неслучайно, если  обратить  внимание  на  символически  ритуальную  грань
некоторых  ананказмов. Ананкаст, проживая  свою  судьбу, оберегает  ее  от  неприятностей, совершая
массу  навязчивых  ритуалов, как  если  бы  приносил  жертву  богине  Ананке. Его  жизнь  проходит  в
добросовестной двойной работе: первая заключается в труде по исполнению навязчивостей, а вторая в
его конкретной профессии, которую он часто умудряется, при всей ритуальной загруженности, делать
не хуже других людей.

Слово «ритуал» имеет, по крайней мере, два смысла: определенный церемониал и судьбоносное

деяние. Под первое определение  ритуала навязчивости ананкаста подпадают тогда, когда образуют из