ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 10.10.2020
Просмотров: 4771
Скачиваний: 209
1. В рассказе А. П. Чехова «Душечка» изображена духовно несложная синтонная женщина. На
том основании, что она бывает разной с разными людьми, как бы теряя себя, ее нельзя относить к
истерическим натурам. Душечка противоположна истеричке. Последняя хочет быть в центре внимания
и чтобы события вращались вокруг нее. Душечка в центр внимания ставит другого человека и
растворяется в заботах о нем, не ожидая наград и похвалы. Она беспомощна перед своей глубинно-
эмоциональной потребностью всем телом и душой служить близкому человеку. При этом она теряет
себя как независимую личность. Но не жалеет об этом нисколько — ведь как своей независимостью
поможешь мужу? Ее любовь по-матерински хлопотливая, абсолютно здешняя и находит свое высшее
развитие в маленьком мальчике. Жить для себя она не умеет. В экранизации рассказа есть деталь, когда
Душечка просит не убирать со стены портреты бывших мужей. Она их всех любит. Если бы ее мужья
не умирали, она была бы верной женой для одного мужа. Оставаться же одной, никому не помогать —
для нее абсолютно чужеродно, поэтому она снова влюблялась. Интересно, что некоторые умные
сенситивно-беспомощные шизоиды без всякой иронии относятся к Душечке. Видимо, они чувствуют,
как важна эта синтонность, для которой тревоги и заботы близкого человека есть самая большая
собственная забота. Без естественно-синтонного ядра характера поведение Душечки, взятое во всей
совокупности деталей, объяснить невозможно.
2. Вспомним образ синтонного мошенника Остапа Бендера, «чтившего уголовный кодекс». В
нем было тепло, добрая забота к компаньонам, желание им помочь. Во все, что он делал, проникал
естественный юмор. Особое внимание обратите на синтонно-талантливую пластичность его
взаимодействия с людьми. Е. Л. Доценко пишет: «...гениальность И. Ильфа в дуэте с Е. Петровым
проявилась еще и в удивительно точном названии типа описанного ими мошенника — комбинатор.
Это не жулик, работающий в одном жанре, — обман, надувательство, грабеж, принуждение,
манипуляция и пр. Это действительно комбинатор, поражающий своей инструментальной
оснащенностью и гибкостью» /14, с. 261-262/.
Глава 7. Шизоидный (аутистический) характер
1. Ядро характера
Для того чтобы понять данный характер, закрепим значение за следующими понятиями и
разберемся в них: 1) аутизм; 2) аутичность; 3) аутистичность.
Аутизм
— это уход в себя, в свои переживания от внешнего мира. Однако данное определение
чересчур широко, ибо формы выражения этого ухода и степень его выраженности могут быть
различны.
Психологический аутизм присущ каждому человеку. Предпосылки аутизма содержатся уже в
том, что все люди субъективно воспринимают мир, видят в окружающем то, что предопределено их
деятельностью. Все, что хоть как-то отодвигает нас от реальности, можно назвать «аутизмом» в самом
широком смысле слова. У каждого есть свои пристрастия, предрассудки, комплексы, страхи, иллюзии,
жизненные задачи, и если человек не способен это убрать в сторону при познании мира, то он остается
в плену у самого себя. Все мы живем в той или иной степени в комнате из зеркал, которые сами
создали, и думаем при этом, что воспринимаем реальность.
Индивидуальность является нашей главной ценностью и инструментом творческого познания;
плоха лишь «накипь» на ней: зависть, застарелые обиды, конформизм, потребность в самообмане,
подкрепленная логичными рационализациями, боязнь нового и многое другое. Все это психологически
инкапсулирует нас. Также свою лепту вносят схематизм и инертность мышления, эгоизм,
самодовольство. Лишь медленно, по капле мы можем избавляться от такого «аутизма», если поставим
это делом своей жизни. Подробно и самобытно развивал эту тему А. А. Ухтомский /75/.
Аспекты психологического аутизма — личностное одиночество и закрытость. При
личностной
закрытости
человек может внешне легко и будто бы непринужденно общаться, но не впускает
окружающих в душу, утаивая самое сокровенное (как хорошее, так и плохое). При этом он ощущает
отчужденность, так как не бывает среди людей подлинно самим собой. В нем может гнездиться страх:
«Если бы люди узнали меня таким, каков я есть, то не смогли бы принять и полюбить». И нужен, как
говорит К. Роджерс /76/, риск, чтобы выйти из бастионов своей закрытости.
Личностное одиночество
предполагает заостренно самобытное развитие индивидуальности, резко отличное от стандарта. Оно
приводит человека к ощущению своей инаковости, невозможности в глубине души естественно
слиться с большинством.
Психотический аутизм, как он описан Е. Блейлером в небольшой, но классически значительной
работе «Аутистическое мышление» /77/ — это психопатологическая стена между человеком и миром,
приводящая к замурованности человека в самом себе, когда мысли и чувства теряют направляющие
«удила» здравого смысла и в какофоническом разгуле ассоциативной причудливости подвластны лишь
принципу удовольствия. При этом может отмечаться грубая дезориентация во внешнем мире и
собственной личности.
Коммуникативный аутизм: при нем не отмечается грубой психотики (бреда, галлюцинаций), а в
первую очередь страдают навыки общения с внешним миром. При раннем детском аутизме (РДА) не
развиты глубинные предпосылки общения: человек не способен интегрировать окружающий мир в
понятную для себя целостность и потому прячется в себя, ограждаясь стереотипными ритуалами.
Человек живет как будто за стеклянной стеной. Он чужак в этом мире, в котором отдельные предметы
интересны, люди же пугают своей непредсказуемостью и тем, что могут посягать на его личную
территорию. Человек с РДА совершенно не выносит пристального взгляда в глаза, сильных
раздражителей, прикосновений к себе.
При менее грубом коммуникативном аутизме человека не назовешь чужаком, «марсианином»,
но у него отчетливо обнаруживается недостаточность эмпатии, а также способности адекватно
выражать для других свои мысли и чувства. Порой у таких людей слабо выражена эмоциональная
привязанность к людям при нередкой симбиотической связи с кем-то одним (обычно с матерью).
Важным ингредиентом является неумение правильно оценивать тонкости житейской ситуации, свое
место в ней.
Человек при выраженности этих особенностей (слабость эмпатии, экспрессии, эмоциональной
привязанности, житейской интуиции) производит при общении впечатление странноватой «вещи в
себе». «Непонятно, про что он молчит» — так говорят о нем знакомые. Если же он заговорит, его
странность и непохожесть на других еще больше бросаются в глаза. Такие люди часто не понимают
окружающих и сами остаются непонятыми. Некоторые из них страдают от неумения общаться и
тщетно пытаются прорваться сквозь свой аутизм, другие же спокойно пребывают в нарциссизме.
Многие психиатры, характеризуя шизоидов, часто всецело фиксируются на таком типе аутизма.
Следует добавить, что у шизоидов встречаются, как правило, мягкие формы данного аутизма. Там, где
имеют место грубые и нелепые нарушения коммуникативных навыков, чаще приходится думать о
шизофрении.
Под аутичностью я предлагаю понимать впечатление внешней замкнутости, причиной которой
является не дефект коммуникативных навыков, а душевные качества и психологические мотивации
иного плана. Неуверенность в себе, ранимость, предпочтение творческого уединения шуму внешней
деятельности, склонность к мечтательности заставляют некоторых астеников и психастеников хотя бы
по временам отгораживаться от внешнего мира. Замыкаться в сердитой мрачности по-своему может и
эпилептоид. Эмотивно-лабильный циклоид ищет уединения в периоды повышенной уязвимости.
Также аутичными бывают шизофренические люди, которые по малопонятным причинам не
впускают в себя. Нередко шизофренический психотик в начале развертывания приступа, когда в душе
возникает раздирающая напряженность чувств, уходит в «глухую оборону», стараясь ни словом не
намекнуть о своем внутреннем состоянии. Во время разгара психоза он может разговориться, а по
завершении последнего снова становится аутичным, особенно закрытым для обсуждения того, что с
ним происходило во время болезни. Таким образом, аутичность, то есть замкнутость с активным
сопротивлением любому проникновению вовнутрь при достаточно сохранной способности общаться
может иметь различные причины и встречаться у разных людей.
Итак, мы подходим к аутистичности, то есть ядру шизоидного характера, которая свойственна
не только психопатам, но и психически здоровым акцентуантам. Следовательно, определение
аутистичности не должно нести в себе никакой патологии, а лишь быть душевной особенностью
человека.
Вот как понимает существо аутистичности М. Е. Бурно. «Разрешаю себе толковать
аутистическое гораздо уже и в несколько ином преломлении, нежели Еуген Блейлер (1927 г.). Не
просто как стремление спрятаться от внешнего мира во внутренний, например с помощью
галлюцинаций, бреда, нелогично аффективного мышления, а как природную склонность
(проступающую нередко лишь с годами) чувствовать движение своей души более или менее
самостоятельным от тела, то есть независимым от тела своим происхождением. Чувствовать душу
свою «самособойной» (аутистической) частицей изначального вечного Духа, правящего миром,
чувствовать себя, больше или меньше, во власти Духа. Различными словами обозначается Дух: Бог,
Истина, Гармония, Красота, Смысл, Творчество, Вечный Разум, Личность, Цель, Абсолютный
Принцип, Нерушимое» /78, с. 36/.
Итак, по мнению М. Е. Бурно, аутистичность всегда предполагает известный отрыв от
реальности, создает предпосылки для чувства первичности Духа, из которого вырастает
идеалистическое мироощущение. Такая трактовка аутистичности вызывает несогласие со стороны
некоторых исследователей. Однако хочу заметить, что к подобному определению М. Е. Бурно, видимо,
привела многолетняя психотерапевтическая практика, которая убедительно подтверждает, что самая
эффективная помощь таким людям состоит в том, чтобы они осознали, что являются искоркой
пламени Духа, который их бережет. Понятие аутистичности в отличие от аутизма характеризует не
столько сферу общения между людьми, сколько особенность внутреннего мира человека.
Необходимо отметить, что шизоидный характер часто неотделим от духовных и философских
поисков. Эта особенность характера накладывает обязанность на текст, который должен ввести
заинтересованного читателя в сложный аутистический мир этих людей.
Суть одухотворенно-философской аутистичности — в способности отрешаться от
непосредственной реальности, в которую мы все погружены, так что в этой отрешенности из далекой
глубины начинают проступать тайные письмена. К ним шизоид начинает подбирать символический
ключ, который находит в сокровищницах своей души. Он стирает налет второстепенностей, шелуху
малозначимых подробностей, и его взору открывается более широкое панорамное видение. Все это
делает шизоида углубленным той самой глубиной, что лежит по ту сторону непосредственной
действительности.
В идеалистических построениях как вечный лейтмотив звучит: реальный мир — только
покрывало, срывая которое, обретаешь всю полноту реальности, той самой, глубже и помимо которой
уже ничего нет, ту самую, что не происходит из чего-то иного, а лишь из себя же самой, а все
остальное из нее.
Эта Реальность и есть Аутистичность с большой буквы.
Если аутистичность есть
самособойность (перевод термина), то эта Реальность и есть высшая самособойность, завершенная и
завершаемая сама собой, осуществленная, сама в себе живущая Гармония. Для верующего шизоида —
это Бог, для неверующего — что-то, что Бога заменяет. Шизоидная (аутистическая) душа живет под
знаком поиска высшей Гармонии. И мука такого человека — завершить свою аутистичность, замкнуть
ее Гармонией.
Самособойность, по своей внутренней логике, требует возврата к истоку. Суть духовного поиска
шизоида — стремление к замкнутости, даже еще точнее, замкнутости, которую созидает и несет в
своей душе зрелый шизоид. Замкнутость в данном контексте — внутренняя характеристика, стиль,
строй душевной жизни, а не атрибут внешнего имиджа. Это волшебный, сияющий миг, когда кладется
последний камень, и все здание оживает ослепительной Красотой. В то же время существует много
внешне замкнутых людей, не знающих этой внутренней волшебной работы. Эти люди — аутичны, не
аутистичны. В зависимости от особенностей, аутистичность можно сравнивать с замкОм (если она
схематична, груба, малоталантлива), ЗАмком (если она величественна, сложна, многоярусна) или
Небом (если она, прорываясь сквозь все ограничения, растворяется в бесконечности).
Аутистическое (самособойное) размышление и чувствование мало опираются на реальные
земные факты, однако это не ошибочность, а особенность такого мышления. Реалисты живут и мыслят
в тесном соприкосновении с реальной жизнью, а шизоиды поднимаются, отрываясь от реальности, все
выше и выше к вершине Духа. По мере этого восхождения мысль отталкивается уже не от фактов
жизни, которые остались далеко внизу, а сама от себя. Одно понятие переходит в другое, третье, между
ними возникает сложная мыслительная игра. Мысль все более очищается от аромата земной
реальности и входит в разреженный воздух царства чистых понятий.
Способность мышления к
саморазвитию составляет его аутистическую сущность.
Чтобы почувствовать это мышление, с его
миром чистых понятий, можно обратиться к «Науке логики» Гегеля, учебнику по высшей математике
или теоретической физике, какой-либо религиозно-мистической доктрине. Одна из книг Г. Гессе
называется «Игра в бисер»; имеется в виду игра высокими отвлеченными понятиями.
Аутистическое мышление развивается не по велению фантазии, а руководствуясь интуицией,
которая лежит глубже сферы эмоций. Шизоид ощущает себя не капризным ребенком, а слугой
Невидимого. В его душе есть некий внутренний голос, указующий перст, нарастающий зов,
прислушиваясь к которому, работает математик, верит верующий, толкует психоаналитик, творят
художник, поэт и философ.
Это интуиция, голос Источника внутри ищущего.
Критерием
истинности подобного мышления выступает внутренняя согласованность мысли, ее завершенность, —
когда нельзя ничего отнять или добавить без того, чтобы не нарушить гармоничное единство. Чем
выше поднимается шизоид в своем духовном восхождении, тем более совершенная Гармония ему
открывается. На определенной ступени подъема возникает качественный скачок: шизоид ощущает, что
произошел прорыв к Духовному первоисточнику, что он к нему ближе, чем к Земле.
Таким образом, если с аутизмом ассоциируются закрытость, недостаточность, дефектность, то с
аутистичностью — богатство души, открытость Высшему, способность жить в царстве отвлеченных
понятий, ощущение первородства Духа над материей, обретение неземной Гармонии, причащенность к
ней собственной души и, может быть, ее бессмертие.
У аутистичности с аутизмом есть общий признак — отрыв от реальности. Это предусловие того
и другого, но если при аутизме нередко открываются ворота психопатологии, то при аутистичности
этот отрыв есть необходимое условие для поиска Гармонии в неземном.
Аутистичность изнутри
(то
есть так, как переживает ее сам шизоид)
есть не самособойность, а Боговдохновенность
душевных и
мыслительных переживаний. Для тех, кто неспособен уловить эту Боговдохновенность, она
вырождается в самособойность. Нередко для реалиста шизоид — сказочник, для себя же, ощущая
великую неслучайность движений своей души, он — пророк, глашатай, инструмент и мастер Бога,
проводник внеземного.
Аутистичность для шизоида есть обнаружение Невидимого, но Сущего.
Однако и среди аутистов не все идут к вершине Духа. Кто-то останавливается на той или иной
ступени и занимается не метафизикой, мистикой, богословием, а математикой, символической поэзией,
теоретической физикой, глубинным психоанализом и многим другим. Не всякая аутистичность несет
на себе оттенок возвышенного, нередко она проявляется в гораздо более скромных формах и выступает
как известная
самостоятельность, независимость «Я» от внешних влияний и событий
. М. Е. Бурно
отмечает, что «во многих случаях (чаще несложных и даже примитивных) аутистичность сказывается
внешне
просто защитной нелюдимостью, трудностями общения с людьми и соответственно очень
скупыми контактами с уходом в какую-либо профессиональную «скорлупу» /10, с. 116/.
Немало среди шизоидов и примитивных рассуждателей, переливающих понятия «из пустого в
порожнее», этот процесс тоже есть аутистичность, но бедная, резонерская. Однако примитивная и
высокая аутистичность имеют родственную связь, как проницательно это заметил, естественно, не
употребляя терминов, В. Набоков. Он вспоминает гоголевских мужиков, которые без всякой
практической надобности и пользы для себя, резонерски предаются рассуждениям о том, доедет ли
колесо до Москвы или до Казани. Набоков пишет: «Фантазия бесценна лишь тогда, когда она
бесцельна. Размышления двух мужиков не основаны ни на чем осязаемом и не приводят ни к каким
ощутимым результатам; но так рождаются философия и поэзия...» /79, с. 82/.
Читая выразительнейшие характеристики шизоидных людей у Э. Кречмера, понимаешь, что он
описал все вышеуказанные феномены (аутизм, аутичность, аутистичность), не сосредоточившись на их
различении. В его описаниях просматриваются, кроме настоящих шизоидов, больные шизофренией, а
также люди, предрасположенные к ней, и те, кто уже перенес приступ болезни, выйдя из него с
психическим изъяном. Таким образом, Кречмер не делал акцента на строгой дифференциальной
диагностике, полагая, что эти состояния могут малозаметно переходить друг в друга.
Еще до Кречмера изучением шизоидов занимался Йозеф Берце, который пришел к выводу, что
шизоид и «кандидат в шизофреники» — разные люди. Главное отличие Берце видел в изначальной,
изнутри идущей лености, вялости, пассивности, что характерно, по его мнению, для начинающейся
шизофрении и нехарактерна для шизоидов.
Кратко, но отчетливо сформулировал отличие шизофренического больного от шизоида П. Б.
Ганнушкин: «Единственно прочным критерием во всех таких случаях надо считать наличие признаков
эндогенно обусловленной деградации личности, как бы эти признаки ни были иногда незначительны»
/4, с. 31/. Он отмечал аутистическую оторванность шизоидов от внешнего, реального мира, но
подробного анализа аутистичности не оставил. Видимо, Ганнушкин не мог прочувствовать
аутистичность изнутри, как ее переживают и ощущают сами аутистические люди. Его описания
шизоидов обижают некоторых людей этого склада. Зато он оставил нам замечательный, остроумный
образец восприятия шизоида реалистическим человеком. Меня не покидает ощущение, что Ганнушкин
изобразил в основном примитивных представителей данного типа, а возможно, в его описания попали
и некоторые шизофренические люди /4, с. 26-32/. Интересно, что П. Б. Ганнушкин практически не
упоминает о тяге шизоидов к Гармонии, что, как показывает психотерапевтическая практика, является,
особенно в духовно сложных случаях, наиважнейшей потребностью этих людей.
Мягкие формы шизоидного коммуникативного аутизма тесно связаны с аутистичностью.
Психологически понятно, что шизоид, природой своей души предрасположенный к интуитивно-
глубинному погружению в себя ради поиска Гармонии, беднее оснащен коммуникативными навыками,
чем, положим, циклоиды и истерики, для которых очень важно все, что происходит в повседневной
жизни вокруг них.
Важным моментом душевной жизни шизоида является сформулированная Э. Кремером
психэстетическая пропорция: сосуществование в одном человеке сверхчувствительности и холодности.
Кречмер пишет: «Только тот владеет ключом к пониманию шизоидных темпераментов, кто знает, что
большинство шизоидов отличаются не только чрезмерной чувствительностью или холодностью, а тем
и другим одновременно, и при этом в совершенно различных комбинациях» /71, с. 473/. То есть
шизоид может удивлять неожиданной чувствительностью к одним вещам, которая как бы плохо
вяжется с безразличием к другим. У Кречмера данная особенность не увязана со всей суммой психики
шизоида, характерологически понятно не разъяснена.
М. Е. Бурно полагает /78, с. 37/, что психэстетическая пропорция неотрывна от шизоидной
аутистичности и тяги к Гармонии: шизоид чувствителен к тому, в чем он, порой бессознательно,
ощущает проявление Духа, связь с ним, и менее чувствителен к тому, в чем такого проявления и такой
связи не видит. Порой красивое экзотическое насекомое или древняя черепаха пробуждает в нем
высокое чувство Совершенства, Вечности, а любящий его близкий родственник, своим брюзжанием и
внешним видом лишь ломающий внутренний строй его души, невольно вызывает отчуждение и
холодное отношение. Таким образом, парадоксальность эмоциональной чувствительности шизоида
имеет внутренне понятное смысловое обоснование.
Гармония может быть обнаружена не везде: как существуют линии магнитного поля, так для
шизоида существуют такие линии в жизни, где он избирательно находит свою Гармонию. Разные
шизоиды по-разному ощущают Дух, и соответственно их линии Гармонии разные, что создает для
каждого шизоида свой рисунок значимого для себя. У одних эта Гармония предельно эстетизирована и
приподнята над вопросами нравственности или безнравственности. У других она прочно сцепляется с
теми или иными нравственными постулатами. У третьих тесно связана с житейскими мелочами.
Так, одухотворенная шизоидная женщина не может дома расслабиться, заняться творческими
делами, если книги в шкафу хаотично переставлены, а ребенок не выполняет режим дня. Для
ощущения Гармонии ей нужно, чтобы в доме все было так, как уютно ее душе, без чего для нее
невозможна творческая работа. В этом нет эпилептоидной авторитарности, так как домашний
непорядок остро травмирует ее, и, психологически защищаясь, она вынуждена заставлять своих
домашних подчиняться себе. Вообще же, если ее чувство внутренней Гармонии не разрушается,
желание командовать ей антипатично, она сама боится тех, кто командует. Когда линии ее Гармонии
приподнялись над бытом религиозной, мистически-духовной увлеченностью, то быт перестал ее остро
ранить.
Поскольку у разных шизоидов разное ощущение Гармонии, то им трудно найти
взаимопонимание друг с другом. Для реалистов же то, что для шизоида сверхзначимо, часто
оказывается причудливой чепухой. Порой даже психологичному шизоиду трудно донести до
окружающих суть своих переживаний так, чтобы они были полностью приняты. Неполным, частичным
пониманием шизоид, в отличие от других характеров, бывает неудовлетворен. Понять другого человека
ему самому тоже сложно: ибо глубоко понять — это на краткий миг соединиться душой, а как это
сделать, если то, что для него свято, для другого вообще не существует. Если аутизм, то есть
невозможность адекватно выразить себя, шизоидом может переживаться как терпкое, горькое чувство
одиночества, как собственный дефект, закрытость, то аутистичность в моменты вдохновения
воспринимается как открытость, способность видеть и чувствовать то, что скрыто от других.
Как же возможно встретиться с Духом и выразить эту встречу на языке реального мира? Встреча
может быть непосредственной во время мистического экстаза, дзен-буддистского сатори, медитации,
молитвы, в особые периоды жизни. Подобная встреча таинственно остается в душе, и обычные слова
не в силах ее выразить. Легче и чаще удается встретиться с Духом и материально воплотить эту встречу
через символ.
Символ — это живой знак духовно бесконечного. Как отмечал Юнг: «Знак всегда меньше,
нежели понятие, которое он представляет, в то время как символ всегда больше, чем его