Файл: Russkie_etnokulturnaya_identichnost.pdf

85

Идентификационные возможности ...

ботает. Даже на улице на нашей нельзя сеять. Потому что покойник 
на улице» (с. Вьюково Суражского р-на Бр., 2008). Распространен 
также запрет на консервирование продуктов во всей деревне или 
улице. В данном случае нас интересует не семантика запретов, а 
тот  очевидный  факт,  что  пространство  смерти  и  связанные  с  ней 
ожидания негативных влияний выходят за пределы одного дома. 

Возможно, значение выделения своей, обжитой территории имело 

и бросание еловых веток за гробом при похоронах в тех случаях, 

когда традиция ограничивала пределы обрядового действия. Имело 

значение, несли ли покойника из другого селения на приходское 

(сельское)  кладбище  или  вся  процессия  перемещалась  в  рамках 

одного селения. «Кидают не до кладбища, по селу» (пос. Ленино 

Горецкого р-на Мог., 2001); «Ветки еловые бросали, как несут – до 

своей межи. Жили-то единолично. То есть, пока своё поле не кон-

чится, деревенское поле, а на чужом не кидали. Сейчас прямо до 

поля» (с. Урицкое Великолуцкого р-на Пск., 1994). 

Уверенность во взаимосвязи умерших и живых как единого социо-

религиозного сообщества, где смерть одного тем или иным способом 

влияет на благополучие оставшихся на земле односельчан, состав-

ляет одну из особенностей мировосприятия сельских жителей, одно-

временно свидетельствуя о сохраняющемся (в некоторой степени) 

и по сию пору самосознании крестьянина-общинника. В похоронной 

обрядности практически каждая составляющая наделяется симво-

лическим смыслом. Так, на жизнеспособности односельчан может 

сказаться возраст умершего. «Говорят, он (=умерший) дежурит. Но 

он должен кого-то забрать. Если старые люди помирают, нескоро 

забирают, а молодые быстро забирают себе на смену. Старый может 

долго дежурить» (дер. Старый Дедин Климовичского р-на Мог., 2002). 

Ещё более опасным для селения считается захоронение молодых в 

том случае, если с него начинается существование кладбища. Именно 

с  этим  обстоятельством  могут  связывать  последовавший  в  скором 

времени смерти многочисленный уход из жизни молодых людей. «Я, 

когда работала в Красавичах, то там на кладбище очень много моло-

дых хоронили и сказали, что первым похоронен был молодой человек. 

Поэтому ни в коем случае нельзя хоронить молодого человека первым. 

Будет тянуть молодёжь» (г. Климовичи Мог., 2008). 

В православной традиции, определявшей специфику обрядового 

выражения поэтапного ухода умершего из земной жизни, огромное 

значение имел сорокадневный срок после смерти, в течение которого 

умерший еще не полностью покинул земной мир. Отсюда ощущение 

86

Т.А. Листова

опасности, которую может нанести селению не ушедшая еще из него 

смерть. Данные представления существовали не только на уровне 

разговоров, наши собеседники вполне конкретными способами ста-

рались  отвести  опасность  от  своей  семьи  и  всего  селения.  «Папа 

умер, и мама болела. А говорят: если кто-то умер и до 40 дней еще 

умрет в семье или деревне, то будет ещё 7 покойников. Я этого бо-

ялась. И маму бульоном отпаивала, до 40 дней дотянула, подняла. 

А через несколько месяцев она умерла (с. Двуполяны Краснинского 

р-на Смол., 2005). 

Один из самых важных аспектов самосознания сельского жителя, 

определявший  многие  моменты  в  организации  похорон,  это  почти 

мистическое  чувство  сопряженности  человека  со  своим  домом  и 

своей землей. Для крестьянина дом – это место обитания не только 

его самого и его семьи, но и многих поколений его предков, напол-

ненный  благословением  смотрящих  с  божниц  икон,  сохраняющих 

историю его семьи. Горожанину, живущему в квартире, способному 

без  малейшего  сожаления  в  любой  момент  ее  оставить  или  поме-

нять, неведомо чувство глубокой привязанности к своему жилищу, 

дающему не только кров, но и сознание обладания своим местом на 

земле, что являлось одной из основ социального самоутверждения. 

Конечно, сказанное относится не только к сельским жителям, но в 

сельской местности до сих пор больше чувствуется связь человека с 

домом и со своим социумом. 

У местных жителей присутствует убеждение в возможности пере-

несения земной ситуации в загробный мир, где сохраняются опреде-

ленные порядки социальной организации бытия на земле. Обеспечить 

положенное место в ином мире можно не только через обрядовую 

символику,  но  и  соблюдая  определенные  правила  поведения,  на-

чиная с момента приближения смерти. Нормой, соответствовавшей 

крестьянским  представлениям  о  благочестивом,  «правильном» 

окончании жизни была смерть в своем доме под родными иконами, 

по  существовавшей  у  жителей  Смоленщины  пословице:  «Пришёл 

умирать на сваю лавку». Витебские белорусы были уверены в том, 

что смерть вне своего дома – результат греховной жизни: «Умереть 

в чужом доме – при жизни, несомненно, разорил чью-нибудь жизнь. 

Такой никогда не получит прощения собственным грехам, хотя та-

ковые снимаются с дома, где он нашёл последний приют» (

Добро

-

вольский 1894: 

109; 

Никифоровский 189: 

17). Смерть в собственном 

доме  была  желательна  и  ещё  по  одной  причине:  существовала 

смутная уверенность в том, что имеется прямая зависимость между 

87

Идентификационные возможности ...

местом смерти и окружением, в которое попадёт умерший «там». 

Человек, умерший в чужом доме, может и «там» оказаться не со 

своими близкими, а с лицами, когда-то населявшими его временное 

пристанище. Только так можно понять одну из смоленских пословиц, 

характеризующую  отношения  с  родителями,  то  есть  с  умершими 

предками: «Не умирай у нас, с нашими родителями не паладишь» 

(

Добровольский 1894: 

102). 

В  настоящее  время  смерть  все  чаще  наступает  на  больничной 

койке. Но в любом случае в сельской местности и в маленьких го-

родках  придерживаются  неукоснительного  правила:  уйти  человек 

должен из своего дома. Наиболее частый вариант в селах – умерший 

должен дома переночевать. В последнее время все чаще встречается 

упрощенный вариант: «хотя бы два часа дома постоял». В городах, 

особенно в тех случаях, если умерший проживал в многоквартирном 

доме, гроб перед захоронением могут просто поставить на некоторое 

время во дворе. Давая возможность умершему «уйти» из своего дома, 

что, подчас, требует значительных материальных затрат и времени, 

близкие одновременно исполняют нравственный долг и исключают 

возможное недовольство со стороны умершего. Кроме того, в сель-

ской местности, как и в небольших провинциальных городах, не менее 

жёстким регулятором поведения становится общественное мнение. 

Как можно услышать в наше время, некоторые привозят тело домой, 

поскольку «заклюют, что не привезли» (дер. Пугачиха Городокского 

р-на Вит., 2002).

Крестьянская религиозность, восприняв православную концепцию 

пребывания всех умерших где-то в ином мире у Бога, тем не менее, 

не могла полностью воспринять и идею об ином устройстве этого 

мира, о превращении своих близких в бестелесные существа, не име-

ющие памяти, не нуждающиеся в поддержке родных и знакомых, уже 

обитающих в этом мире. Как многочисленные обрядовые действия, 

так и рассказы о полученной информации из иного мира свидетель-

ствуют о том, что жители нашего региона не имели четкой картины 

устройства загробного мира, однако были уверены в необходимости 

и реальности сохранения и там столь важных для жизнедеятельности 

человека социальных и семейно-родственных связей. 

По  местным  представлениям,  оказавшиеся  ранее  в  ином  мире 

родственники поддерживают вновь прибывшего в самый страшный 

для него 40-й день, когда он предстает перед Богом на суд: «…а 

рядом  весь  твой  род.  Все  слушают,  что  ты  сделал  хорошего  или 

плохого» (г. Хотимск Мог., 2008). Во снах умершие родные утешают 

88

Т.А. Листова

своих близких тем, что смерть предопределена, но и в ином мире 

они не одиноки, а по-прежнему в окружении своих односельчан. «У 

моей родной сестры родственница мужа утонула. Мать ее все пла-

кала сорок дней, и ей сон. Люся эта говорит матери: “Ты не плачь! 

Мне здесь хорошо. Ты не думай, я здесь не одна, нас здесь много”. 

И называет и одного, и второго – односельчане. И еще дядька ее 

здесь, и еще… один молодой, он гулял с девчонкой, она умерла. А он 

так и не женился. И она здесь. “Ты не плачь. Если бы со мной этого 

во вторник не было, я бы в среду… все равно это бы со мной про-

изошло”. И мать после этого как-то успокоилась» (с. Новая Калитва 

Россошанского р-на Воронежской обл.., 2003, украинцы). 

Не меньшее значение в обеспечении надлежащего места в ином 

мире  имело  место  последнего  упокоения  на  земле.  Характерное 

для прошлого убеждение в том, что лежать нужно в своей земле, 

на своем кладбище сохраняется и сейчас, особенно среди пожилых 

людей. Скажем несколько слов о значении кладбища в современных 

представлениях и в обрядовой жизни. Свое кладбище – это часть 

своей земли, сакральное отношение к которой сохраняется до сих 

пор. Одновременно это специально освященное место, что должно 

обеспечить соединение его и всех в нем находящихся с божественным 

миром. И, наконец, это место упокоения всех односельчан, перешед-

ших из одного пространства в другое, связь с которыми продолжает 

ощущаться и впоследствии. Визуально кладбище информирует о том, 

что его обитатели, если не по глубине веры, то по самосознанию и 

по традиции относят себя к христианскому вероисповеданию, о том 

же свидетельствует и крест при входе на кладбище. Установка таких 

крестов получает все большее распространение. 

Существование представлений о некоем совместном семейно-род-

ственном пребывании на том свете как проекции места последнего 

обитания на земле подтверждается организацией семейных захоро-

нений на кладбищах. Это было характерно для традиций XIX, о том 

же порядке захоронений еще до войны (ВОВ) помнят и современные 

жители пограничья: «отводили место и туда старались похоронить 

всю фамилию» (пос. Идрица Себежского р-на Пск., 2009). В настоящее 

время огороженные фамильные захоронения – типичная составляю-

щая кладбищенского ландшафта на всем пограничье. Выделение и 

четкое фиксирование семейно-родственных захоронений, даже при 

отсутствии ограды, у старообрядцев-федосеевцев Калужской обл. на-

шло отражение и в местной терминологии. Здесь «куст» родственных 

могил также называют кладбищем. «Они неправильно похоронили, 

89

Идентификационные возможности ...

залезли на наше кладбище» (с. Малые Савки Кировского р-на, 2012). 

Добавим, что специфика захоронений у данной группы старообрядцев 

свидетельствует о превалировании религиозного самосознания над 

традиционным для последователей Православной Церкви (никони-

ан)  приоритетом  брачных  связей  при  выборе  места  захоронения. 

Одновременно сказывается и отсутствие у них традиции церковного 

скрепления брака. Поэтому до сих пор в конфессионально смешанных 

семьях, где один из брачной пары никонианин, а число таких семей в 

последние десятилетия значительно возросло, умершего старообряд-

ца даже из города везут хоронить на свое кладбище, куда стараются 

не допустить ортодоксальных православных. Кроме того, до недавнего 

времени принцип «формирования» семейно-родственных захоронений 

отражал  особенности  заключения  браков,  точнее,  его  отсутствие. 

Мужа и детей хоронили «по фамилии», то есть в одном месте, жена 

же « уходила к родителям», то есть к своему роду.  

Доказательства того, что устройство родственных захоронений 

имеет не только утилитарные цели (легче ухаживать за могилами), но 

и мифологическую подоплеку, можно найти в современном похорон-

ном фольклоре. В рассказах о загробном мире и его обитателях одним 

из  наиболее  распространенных  и,  главное,  требующих  активных 

действий со стороны живых, можно считать сюжет о «неправильном» 

месте захоронения, отделившим умершего от родных и знакомых. Это 

вызывает недовольство умерших, о чем они сообщают своим близким 

во снах. Далеко не единичны следующие за этим перезахоронения, 

причем  и  светские,  и  церковные  власти  относятся  с  пониманием 

к обеспокоенности родных умершего. «Одну не туда закопали, не 

рядом с родителями. Снится зятю, что она ходит в каком-то бараке, 

в двери стучится. Он ее спросил. Она говорит: “Нет ведь тут нигде 

моих”. Зять говорит: “будем тещу выкапывать”. Батюшка разрешил 

положить ее рядом с родными, но велел в пустую могилу положить 

охапку соломы» (с. Хохлово Смоленского р-на. 1995). 

Современная  практика  дает  разные  варианты  похоронно-по-

минальных действий, в основе которых – убеждение в совместном 

существовании жителей одной местности в загробном мире. Наиболее 

распространенный сейчас повсеместно вариант – передача забытых 

вещей «своему» умершему через очередного покойника. Но эта кор-

реляция имеет и обратный вектор воздействия. Загробное единство, 

по представлениям местных жителей, в свою очередь, проецируется 

на земной мир, давая возможность, в случае недоступности могил 

своих близких, обратиться к ним (связаться с ними) хотя бы символи-