ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 18.10.2020
Просмотров: 3259
Скачиваний: 8
90
Т.А. Листова
чески. Именно такими соображениями руководствуются переселенцы
из Чернобыльской зоны, рассматривая могилы уроженцев своих мест
на новом месте жительства как контактные пути общения с родными,
оставшимися лежать в покинутых районах. Приведу наблюдения
коренной жительницы Мстиславльского р-на, где проживают теперь
и переселенцы-чернобыльцы. «Я ходила на кладбище к чернобыль-
ским на Змитровку, у них на могилке блюдечко с пшеном. И рядом
посыпано перловкой, рисом. Значит у них там в Чернобыле остался
кто-то, и они сюда пришли поминать своих родителей. Они обсыпают
могилу зерном и ставят на пустое место, не на могилу, и по земле
сыпят» (д. Сапрыновичи Мог., 2005).
Нередки случаи, когда пожилых переселенцев из сельской мест-
ности в города, уступая их просьбам, наследники увозят хоронить
в родные места. На изучаемой нами территории это особенно ха-
рактерно для старообрядцев. Дополнительные проблемы с выбором
места захоронения возникли после Чернобыльской аварии, за ко-
торой последовали массовые переселения. Бывшие обитатели уже
обезлюдевшей зоны, ныне уже люди преклонного возраста желают,
тем не менее, возвращаться для последнего успокоения в родные
места. Информацией о том, что бывает в случае неисполнения по-
следней воли усопшего и как разрешаются такие ситуации, владеют,
конечно, местные жители – мужчины, выполняющие в поселке роль
постоянных могильщиков. По их словам, иногда приходится произво-
дить перезахоронение. Дело происходило в пос. Корма Добрушского
р-на Гомельской обл. с переселенцами из Брагинского р-на той же
области. «Вот Коля, полтора года его матка похороненная лежала.
И вот ему снится сон. А она просила, чтоб ее вместе с батькой [по-
хоронили]. Он не может: снится и снится. А это 200 с лишним км
ехать. Ну, мы выкопали могилу рано утром, в гроб положили и везли
туда, на свою родину. Там похоронили в своей деревне» (2007). Как
мы видим, желание лежать в родной земле среди многих поколений
родителей – то есть умерших предков превалирует над опасением
лежать в могиле, за которой некому будет ухаживать, которую никто
не сможет посетить в поминальные дни.
В качестве вставки, характеризующей потребность найти вечный
покой в родной земле, приведу цитату из жизни дореволюционной
Москвы. Автор говорит о «распределении» умерших переселенцев
по московским кладбищам, порядок которого определяло их желание
хотя бы символически приблизиться к своим местам. «Почти все, или,
по крайней мере, большинство населения Москвы не принадлежало
91
Идентификационные возможности ...
к коренным москвичам, население составилось из пришлых людей;
и вот эти пришельцы в Москву, умирая в ней, имели обыкновение
завещать похоронить себя на кладбищах у тех застав, от которых
дороги ведут на их родину и по которым они пришли в Москву. Так,
на Пятницком и Лазаревском кладбищах хоронились ярославцы и
тверитяне, на Дорогомиловском – уроженцы Можайского, Рузского
и Верейского уездов» (
Белоусов 1989:
384).
Похоронная обрядность и сейчас наполнена действиями, свиде-
тельствующими о сохранении, а, возможно, и развитии идеи единого
сообщества живых и умерших одного селения. Люди существуют в
едином социуме, который постоянно обновляется на земле и столь же
неуклонно перетекает в другое пространство, не теряя от этого своей
целостности. О том, что данная идея существует и определенным
образом влияет на поведение живых, свидетельствуют обрядовые
действия, приуроченные к похоронам. Рассказы местных жителей
о порядке проведения похорон и своего восприятия переме-щения
умершего из пространства живых в пространство кладбища показы-
вает, что последнее воспринимается как место реального обитания
умерших односельчан. Умершие не могут выйти за пределы освящен-
ного пространства, но ждут своих близких. Такой момент, когда им
дана возможность незримо соприкоснуться с живыми, наступает во
время похорон, когда потревоженная земля выпускает их для встречи
нового обитателя. «И говорят, обязательно надо идти на кладбище
[при похоронах], так как когда земельку бросаешь, а там эти души
умерших говорят: “А наши-то пришли? А наши-то пришли? Ведь все
наших ждут”» (с. Юховичи Россонского р-на Вит., 2010).
По данным Н.Я. Никифоровского, витебские белорусы считали, что
все погребённые мертвецы во время похорон поднимаются, «чтобы по-
смотреть на нового соседа». Их можно даже увидеть, если посмотреть
особым образом через бедренную кость (
Никифоровский 1897:
18). И
сейчас существует уверенность в том, что мертвые собираются у места
захоронения для того, чтобы встретить нового обитателя кладбища
и соответственно нового члена своего сообщества. Это определяет
некоторые правила поведения участников похоронных действий.
«Когда покойника хоронят, к своим могилам никто не должен под-
ходить. Их там нема, все покойники стоять возле этой могилки и нас
всех видят, что все пришли, и все там. Даже, возможно, за плечи
обнимают. Просто вы их не чувствуете, а они там». В качестве до-
казательства наша собеседница привела виденный сон – обычный
источник информации из иного мира. «В Мстиславле, хоронили там
92
Т.А. Листова
одного, чи женщина, чи мужчина. И сестра моя рассказывала. Пошла
одна женщина к своей дочке, она помёрла. Покуль этого покойника
привезли хоронить, она побыла уже у своей могилы. Вот ей снится
сон, что говорит: “Мама, зачем ты ко мне пришла? Его привезли хоро-
нить, мы все собралися у его могилы. А ты пришла, мне помешала”»
(с. Милейково Мстиславльского р-на Мог., 2001).
В народных представлениях организация загробной жизни по
земным стереотипам не ограничивается семейно-родственными
параллелями. Традиция пребывания человека в определённом
социуме сказывается и в формулировках, определяющих статус
неокрещённых на том свете. Они приравниваются к чужакам, ко-
торые не допускаются в общество крещеных, то есть оказываются
вне определенного социума. «Говорят, что их туда не берут, где
общество. Они ходят как вот пришельцы пришли, а общество их не
принимает» (дер. Мишутино Городокского р-на Вит., 2001).
По одной из наиболее распространенных современных версий,
объясняющих обычай бросания денег в могилу, – это желание дать
умершему возможность выкупить место у старожилов кладбища. Со-
гласно народным представлениям о соотношении мира живых и мира
мертвых все обрядовые процессы, в которых подразумевается уча-
стие умерших, происходят параллельно (одновременно) на кладбище
и в загробном мире. Поэтому незримо присутствующие при похоронах
обитатели кладбища одновременно получают выкупные деньги и в
загробном мире. Более мифологичная и распространенная в прошлом
картина уплаты за перевоз в загробный мир (
Кремлева
1897: 523) не
была в данном регионе распространена в прошлом, практически не
встречается она и сейчас. «Деньги – выкупливаешь могилу. Чтобы
пустили на тот свет. Вижу сон: мать моя приходя и говорит, а 9 дней
еще не прошло. “Доча, дай мне грошей, меня не пускают, я же не
могу могилу выкупить. Там они стоять и не пускають”» (с. Коржовка
Клинцовского р-на Бр., 2008); «Деньги бросают, чтобы мог там вы-
пить и закусить, надо угостить ведь других» (с. Юховичи Россонского
р-на Вит., 2010); «Деньги бросают – для богатства, чтобы там было»
(г. Спас-Деменск Кал., 2010).
В народном воображении сакральное время похорон соединяет
живых и умерших в одной плоскости, где действуют общие соци-
альные законы, в частности обычаи приема гостей. Но специфика
ситуации – то есть невозможность, и, вместе с тем, необходимость,
умершим самим выполнить положенные ритуалы, находит выход в
символическом замещении умерших живыми. Так, по обычаям с.
93
Идентификационные возможности ...
Верещаки кто-то из оставшихся на земле родственников выступает
в роли заместителя, уполномоченного встретить и принять вновь
умершего в кладбищенское сообщество: «В Верещаках так: один
умер, потом другой. Так родственники первого должны встретить
похороны второго на кладбище, ворота открыть, принести гостинцы,
сладости и раздавать их на кладбище. Горюют, целая трагедия,
если не слышали, что похороны. Говорят, что он (предыдущий
умерший. –
Т.Л.
) стоит и ждет и все видит. Он, считается, дежурит.
Это в Верещаках соблюдается» (Новозыбковский р-н Бр., 2008)
.
Еще более очевидна эта идея в обычаях с. Спиридонова Буда.
Здесь в начале процессии несут сначала икону, за ней хлеб. «Хлеб
обыкновенный, проделывают дырочку, туда соль. И несет обыкно-
венно хлеб человек из того рода, откуда прежде умерший. Потому
что говорят, встречает тот, кто умер последний. Раньше этот хлеб
приносили обратно, разламывали и по столам раскладывали, когда
вернутся.
(Зачем хлеб-соль?)
А как же?! Сопровождают ведь. Как
же без хлеба! А икону обратно домой» (Злынковский р-н Бр., 2008).
Данный обычай распространен на брянско-гомельско-черниговском
пограничье. Конкретные варианты исполнения могут варьировать,
не меняя основного смысла. Так, например, в с. Шептаки предста-
вительница рода предыдущего умершего должна нести на кладбище
и раздавать там те гостинцы, которые приносят односельчане в дом
покойного еще до похорон, совершив при этом в доме, где проис-
ходят похороны, своего рода обмен дарами. «Все что принесут, пока
лежит [умерший] – конфеты, печенье, все в узелок и на кладбище.
Те, у кого последний умерший, несет этот узелок и раздает. Вот у
меня мужик умер, так я беру хлеб свой, бутылку и иду к тем, где
похороны. Там узелок беру, и самая первая несу их гостинцы. Я беру
тот узелок с конфетами, потому что он чи мужика, чи маму сменит.
Хлеб оставляю в доме, где похороны. Но вообще все идут и несут в
этот дом хлеб» (Новгород-Северский р-н Черн., 2010).
Идея коллективного единства явно прослеживается и в упомя-
нутой выше традиции нести хлеб впереди похоронной процессии,
распространенной и сейчас на гомельско-брянско-черниговском
пограничье, Этот хлеб затем возвращается в дом умершего, где про-
исходят поминки. Хлеб этот режется на столы и с его употребления
начинается обед. «Первая икона (в похоронной процессии. –
Т.Л.
),
вторые две женщины с двумя тарелками. На одной хлеб, на другой
гостинцы. Гостинцы раздают на кладбище, хлеб домой и режут и
на столы раскладывают. Его самый первый и кусают.
(Почему надо
94
Т.А. Листова
хлеб туда и обратно?)
Обычай!» (с. Елино Щорсовского р-на Черн.,
2011); «Впереди крест, потом икону, потом хлеб. Потом его домой и
едят.
(Зачем хлеб?)
А так с пред веку» (г. Семеновка Черн., 2010). В
большинстве случаев местные жители по разные стороны границы
не могут дать каких-либо объяснений действиям с хлебом, но обы-
чай неукоснительно выполняется. Мы же, рассматривая порядок и
характер совершаемого обрядового действия, можем предположить,
что истоки его лежат в истории христианской обрядности.
Евхаристическое значение хлеба в христианстве не могло не по-
влиять на народные религиозно-этические представления и обычаи
(
Громыко, Буганов 2000:
171). В данном случае напрашиваются па-
раллели не столько с событиями тайной вечери, ставшими основани-
ем литургической службы, сколько преломлением хлеба воскресшим
Христом в Эммаусе, после чего его ученики за совместным вкушением
хлеба узнали воскресшего Христа. В похоронной традиции восточных
славян поминальная трапеза представляла собой один из вариантов
обрядовой жизни общины. Таковой, хотя и в трансформированном
виде, она воспринимается ее участниками и сейчас, причем не только
в территориальном, но и в духовном смысле как собрание единомыш-
ленников. Согласно местной традиции, сохраняющейся и по сей день,
возвращенный с кладбища хлеб – это уже хлеб от умершего, которым
он угощает не только свою семью, но и всех собравшихся. Этот хлеб
может символизировать самого умершего, тем более что по одной из
локальных традиций по возвращении с кладбища перед обедом кто-
то из родных выходит с ним во двор звать покойного на трапезу (с.
Костобоброво Семеновского р-на Черн., 2010). Сакральное значение
хлеба в народной культуре, наложенное на его евангельское значе-
ние, могло стать смысловой основой обрядовой традиции, а именно:
совместное вкушение хлеба становится свидетельством настоящего и
будущего единства членов одной общины, перетекающей из одного
состояния в другое, но сохраняющей при этом свою целостность,
залогом будущего реального объединения живых и умерших.
В народном видении загробной жизни сохранение коллективности
бытия в ином мире, не только не исключает, но и подразумевает
сохранение индивидуальности каждой личности. В целом это соот-
ветствует народному комплексному представлению о человеке, то
есть о самом себе, в земной жизни. С одной стороны крестьянину
присуще было общинное мышление, то есть чувство причастности к
определенному коллективу, с другой – он был уверен в наличие у него,
как у каждого христианина, собственной индивидуальной сущности