Файл: Russkie_etnokulturnaya_identichnost.pdf

115

Дразнение

характеристика  их  носителей,  выражающаяся  в  присвоении  им 

групповых  прозвищ,  как  правило,  насмешливых  и  корильных

2

. 

Локально-групповые прозвища представляют собой выделяемый 

самими носителями традиции комплекс признаков, которые явля-

ются основанием для членения этнокультурного пространства и 

на которых базируется локальная самоидентификация. 

Идентификационное  обозначение  чужой  группы  опирается 

на целый ряд существующих культурно-бытовых различий с со-

седями.  Назовем  наиболее  важные  из  них.  Одним  из  значимых 

признаков мог служить род занятий. Так, жителей с. Проломиха 

называли «тряпияжниками» (они собирали тряпье – утильсырье) 

или «тюлюлюшниками» – по возгласу, которым они привлекали к 

себе внимание. «“Тряпияжники”, тряпье собирали они – это про-

ломихинские.  <...>  “Тюлюлюшники”,  да,  проломихинские.  Они 

продавали вот это все, махры вот продавали, вот эти вот тряпье, 

старье. Там на какие-нибудь вот приколочки, на сережки, на кольца 

меняли тряпье» [с. Новосурск Инз.]. По роду занятий получили про-

звище также и жители сел Утесовка и Лебедевка. «Вот, например, 

нас [=с. Утесовка] “кочни, кочни” – нас зовут, много капусты мы 

сажаем вроде. “Вон кочни пришли!” – в другое-то село. А они [=с. 

Лебедевка] “огурцы”. Больно продавали все время, лебедевские, да. 

А мы их: “Огуречки! Тухлятина, тухлятина! Тухлые огурцы ваши!” 

Они: “Вон кочень идет! Утесовские кочни!” Да, а они “огурцы”, с 

огурцами возились» [с. Утесовка Сур.]. Жители с. Коноплянка имеют 

прозвище «кузовятники». «А коноплянские – “кузовятники”. Ну, с 

кузовьями там ходили, по-видимому, там по ягоды, куда ли. Или 

кузовья шили. “Кузовятниками” и прозвали» [с. Чамзинка Инз.].

Отмечалась  и  осмеивалась  приверженность  к  определенным 

блюдам.  В  с.  Вальдиватское  дразнили  соседей  из  с.  Кандарать 

«лапшеедами», намекая на их пристрастие к лапше, причем счита-

ли, что ее готовили такой длины, что на ней «жеребец удавился». 

«В Кандарати – кричали вот “лапшееды”. И “жеребец на лапше 

удавился”. Там, говорят, лапшу они любили. Нарежут ее длинную 

вот так. “Кандаратски лапшееды, у вас жеребец удавился на лап-

ше!” Теперь вот ширак-рырак [=доширак], а тогда вот эдакую» [с. 

Вальдиватское Карс.; ЛА МИА]. Жителям с. Комаровка приписывали 

любовь к киселю, который они якобы варили на праздник в таком 

количестве, что приходилось его разливать по токам, на которых 

молотили зерно. «Комаровка как-то вот, это вот старухи, бабушки, 

говорили. Зимний Микола у них престол, и вот, бывало, там уж, 

116

И.С. Слепцова

может смеялись или что ли: “Комаровские, – говорят, – чай, тока 

чистят, кисель будут разливать, варить”...» [с. Вальдиватское Карс.; 

ЛА МИА]. Пищевые пристрастия стали основанием и для высмеива-

ния жителей с. Усть-Урень. «А эта уренские, эта “кашка с горошком”. 

Они любят там кашу с горохом. Вот сварят кашу. Почва-та песчаная, 

сажали они только горох да просо» [с. Вальдиватское Карс.; ЛА 

МИА]. Жители с. Потьма слыли среди окрестного населения как 

любители рыбы, которые даже ловили решетом мальков – «голь-

цов».  «В  Потьме  “гольцы”.  “О-о!  Потьминские  гольцы!  Решетом 

гольцов ловили!” Речка там текла вот, а вот решетом-то этих вот, 

эдаких-то вот гольцов ловили. Мальки они “гольцами”. Вот теперь 

“гольцы” они стали» [с. Вальдиватское Карс.; ЛА МИА]. 

Нередко в качестве отличительного признака выступают неко-

торые черты характера. Жителей с. Коржевка с пренебрежением 

называли «гривенниками» за жадность. «А Коржевка – эта “гри-

венники”. Базар у них, они уж за гривенник там что ты! Удавятся! 

Все время считают гривенники. Уж будет целый день стоять» [с. 

Новосурск Инз.]. Жителей д. Ростислаевка, которые в прошлом были 

«барскими», т.е. помещичьими, за вспыльчивость до сих пор дразнят 

«барскими  собаками».  «Тут  нас  все  называют  “барские  собаки”! 

Горячие больно уж мы, много ругаемся. “Барские собаки!” Вот» [д. 

Ростислаевка  Карс.].  Жителей  с.  Чамзинка  прозвали  «гуранами» 

за драчливость. «“Чамзинские гураны”. А что значит? Они больно 

дрались. У них драка была больнее, как [=чем] наши ребята. Вот 

за это и звали эдак – “гураны”» [с. Проломиха Инз.].

Местонахождение населенных пунктов также могло послужить 

основой для прозвищ и дразнилок. Так, жителей с. Новосурск на-

зывали «чакушки-лягушки», потому что их село находится у реки. 

«Мы вот новосурских зовем “чакушки-лягушки”. Там было Кунеево 

село, его переименовали, стало Новосурск. <...> Это мы их ругаем: 

“Лягушки, чакушки-лягушки”. Раз они плавают как в воде вроде» 

[с. Новосурск Инз.]. В селах Чамзинка и Коноплянка, расположен-

ных на противоположных берегах речки, существовала дразнилка, 

которую могли адресовать друг другу:

Заречныи черти,

Привязали к жерди,

Нет ни кисти, ни грудей,

Полон подол шелудей

[с. Чамзинка Инз.]. 

117

Дразнение

У  детей  с.  Большая  Кандарать,  расположенном  на  высоком 

берегу реки в противоположность с. Стрелецкое (Выселки), кото-

рое находится на низком берегу – «в яме», бытовала следующая 

дразнилка. «На речку-то [ходили] купаться. Вот, чай, как мой Ан-

дрюшка, вон ему седьмой год. Мы купаемся и выселские-то [=из 

Выселок] идут тоже купаться. Слушают, что мы галдим, и они сюда 

подходят. Ну, купаемся, купаемся, поврозь купаемся, да, и вот вы-

селские что-то на нас – ну, может, мы маленькие, может, мы одни 

девочки, а там с мальчиками – и они нас начинают уж обижать. 

Мы цоп рубашку, тут [=на заду] ничего нет, рубашку или может 

одно платьишко, да, и побежим! Оглянемся и кричим: 

Кандарать-то на бугре,

Выселки-то в яме,

В Кандарати все хороши,

Выселски цыганы.

Эта уж мы их дразним. Вот так вот» [с. Большая Кандарать Карс.].

Иногда  можно  встретить  коллективные  прозвища,  которые 

связаны с историей села. В с. Новосурск до сих пор хорошо со-

хранились воспоминания, что ранее это село разделялось на два: 

Бахметьевку,  которая  была  выселена  из  Сосновки  Карсунского 

р-на и Кунеево, переименованное позже в с. Новосурск. Жителей 

Бахметьевки  называют  «талагаями»,  прозвищем,  которое  они 

носили еще до переселения. «“Талагаи” – сосновские вот у нас. 

За лесом тут Сосновка, да. Вот эта наша Бахметьевка – Сосновка, 

два [названия] ей: Бахметьевка и Сосновка. Потому что она была 

из Сосновки выселена.

Сосновские талагаи

Всю одежу промотали

Много денег накопили,

Барабан себе купили.

Барабан дает тревогу,

Вся Сосновка на дороге» 

[с. Новосурск Инз.].

То же самое можно сказать и о жителях с. Чумакино, которых 

дразнят: «“Чумакинские ягуны продавали чугуны!”» [с. Новосурск 

Инз.]. Это наименование отсылает нас к однодворческой группе 

«ягунов», которые проживали в западной части Нижнедевицкого 

у. Воронежской губ. (в Ясеневской волости). Прозвище связано, по 

118

И.С. Слепцова

всей видимости, с особенностями их говора – произношение 

каго

, 

яго

 (

Чижикова

 1988: 37; 

Винников

 и др. 2004: 89-90).

В полиэтнической среде Ульяновского Присурья, где совместно 

с русскими издавна проживали также и представители других на-

родов, прежде всего мордва и татары, сформировались условия 

для  актуализации  этнической  идентичности  (

Лебедева

  1999; 

Солдатова

  1996; 

Хотинец

  1996).  Постоянные  бытовые  контакты 

позволяли осознать своеобразие своей культуры и ее отличие от 

соседей.  Больше  всего  дразнилок  адресовано  татарам,  так  как 

именно с ними существовали наиболее значительные культурные 

различия. «Как же, все время дразнили. Они [=татары] нас “дон-

гыз, донгыз” – свиньи, а мы их – “псы, псами, псами”. Дрались, тут 

ведь вот овраг, мост, они на том берегу, а мы на этом берегу. И 

кидались камнями друг другу. “Татарские морды”, – кричим. А они 

нас “донгыз”» [с. Русские Горенки Карс.]. 

В селах, где русские соседствовали с татарами (например, они 

совместно проживали в с. Горенки, составляя два конца – русский 

и татарский), бытовали насмешки над женским костюмом, который 

у татар в противоположность русским обязательно включал штаны. 

Для татарских детей это служило поводом поддразнить русских 

женщин.  Завидев  их,  они  кричали:  «Русские  идут,  штанов  нет, 

штанов нет!» «Татары, они нас дразнили. Они в штанах длинных, 

у них как кальсоны были штаны-то, а у нас штанов-то не было. Они 

вот нас ругали: “Парка юк, парка юк, парка юк”, – кричат. “Урас, 

парка юк, парка юк!”» [с. Русские Горенки Карс.]. 

Русские дети повторяли ту же дразнилку, адресуясь к татарским 

женщинам. «Это мы да, дразнили. Идет татарка если, в широком 

платье, мы ее: “Эй, у татарки нет парка! У татарки нет парка!” Вон 

она раз – подол заворотит и покажет, что она в порках» [с. Сухой 

Карсун Карс.]. «Татар как дразнили. Маленькие мы были. Татары, 

они ведь раньше, бывало, идут в красных штанах. Ну вот. И вот бе-

жим за ними: “Парка юк, парка юк!” Ну, одолеем их. Они: “Бар, бар, 

бар, бар!” [Поднимают подол] Показывают, что штаны. Мы говорим: 

“Парка юк”, – нету, а они: “Бар, бар, бар!”» [с. Котяково Карс.]. 

Очень  широко  была  распространена  дразнилка,  в  которой 

осмеивался обычай мужчин татар брить голову. «И девчонки, и 

ребятишки кричали. А они [=татары] идут и идут, они не обора-

чиваются, они не знали по-русски которые. 

Ты, татарин гололобый,

Не ходи нашей дорогой,

119

Дразнение

Ходи тропочкой,

Тряси жопочкой» 

[с. Русские Горенки Карс.].

Нередко  дразнилки  высмеивали  особенности  в  сексуальной 

сфере: «У татарки стан худой, / Она выгнулась дугой». Ее смысл 

объяснить не захотели, ссылаясь на непристойность («в рамки уж 

не лезет», «это матерщина») [с. Сухой Карсун Карс.]. 

Довольно  часто  встречались  дразнилки  с  зачином  «Татарин 

татарку посадил на палку». 

Татарин татарку 

Посадил на палку,

Палка гнется,

Татарин смеется

[с. Беловодье Карс.].

Татарин татарку

Посадил на палку,

По базару носит,

Три копейки просит,

Три копейки просит,

Никто не выносит

[с. Сухой Карсун Карс.].

Татарин татарку

Посадил на палку,

По базару ходит,

Деньги просит.

Один Ванька-дурачок

Взял да вынес пятачок.

[с. Котяково Карс.].

Очень часто для поддразнивания татар, которое иногда при-

нимало  довольно  грубые  формы,  использовали  различные  изо-

бражения крестов. «В школе мы учились, ну, вот, школьники, вот 

пятый, шестой класс вот учились. Ну, я этого, конечно, не делал, 

как другие, кто отъявленный. У нас один больно уж отъявленный 

был. Он уж обязательно к татарке подбежит, она идет, а он бежит 

и эти кресты ставит. Он ее крестит. Ну, зачем ты делаешь?» [с. 

Сухой Карсун Карс.]. «Вот эти кресты вот в родники-то бросали. 

Ну, бросали нарочно, как в насмешку что ли. Просто из дерева