Файл: Russkie_etnokulturnaya_identichnost.pdf

240

Л.А. Тульцева

силось к заповедным. Однако, оно было сохранено и прочитывается 

в сказках о «Кощее бессмертном». «Бессмертие Кощея» спрятано в 

яйце утки, утка – в зайце и т.д., т.е. бессмертие – в обновляющих, 

жизнепроизводящих силах природы. Особым смыслом в этом знании 

наделялось яйцо дикой утки. Особый смысл заключался и в хоровод-

ных играх с образом утки.

Село  Ерахтур  было  большим  и  богатым.  Этот  социальный  фак-

тор  способствовал  сохранению  праздничного  варианта  весеннего 

хоровода-шествия «Гоньба утушки». Этот же фактор способствовал 

и  сохранению  знания  сокровенной  сути  традиции  среди  уча-стниц 

хоровода. О последнем красноречивое свидетельство Е.Ф. Будде, на-

блюдавшего торжественное и чинное поведение участниц шествия, 

вполне осознававших сакральное значение действа и роль собствен-

ного участия в этом действе. 

В фольклорных текстах – свадебном репертуаре, песнях весенних 

хороводов с мотивом сватанья – образ утушки неизменно символи-

зирует невесту или молодушку с выводком / потомством. В текстах 

содержится  значительное  число  мотивов  с  темой  «селезень  утку 

гоняет». Изучение этого блока данных позволяет сделать следующие 

выводы: 1. Название ерахтурского праздничного хоровода «Гоньба 

утушки» напоминает о реальной практике гона, весеннего охотничьего 

сезона на птиц, в ритуале ассоциировавшегося с любовным гоном, т.е. 

«преследованием» девушек парнями, которое завершалось свадьбой. 

Поэтому среди весенних широко известны и любимые луговые хорово-

ды и хороводные игры, сюжет которых – утушка луговая с выводком 

утят. 2. Хороводные игры типа «Bутушка», «Гoньба утушки» – это один 

из инвариантов весенних ритуальных игр с остаточными элементами 

инициально-возрастных «превращений» девушки – в утушку, утицу как 

символ невесты и молодицы с малыми «дитятами». И хотя вероятный 

инициально-возрастной “код” хоровода в ХХ веке был утрачен, но его 

старинный и новый варианты отражают одну и ту же стержневую 

идею – гоньба утушки в прямом и переносном значениях (см. также: 

Тульцева

 2001: 125, 150). 

В  календарном  фольклоре  весенняя  тема  гоньбы  утушки  пере-

кликается с темой гона тетёрки в святочных текстах авсеней, испол-

нявшихся для холостых парней и молодых семейных пар (

Морозов

 и 

др. 2001: 70, 461, Шацкий р-н Рязанской обл.).

Итак, шествие-действо «Гоньба утушки» девушек и молодушек в 

с. Ерахрур воспроизводилось, начиная с Красной горки, по большим 

праздникам вплоть до загове-нья и имело достаточно прозрачную 

241

Заговенье на  Петров пост

матримониальную  подоплёку.  Это  действо  вполне  вписывалось  в 

сакральный контекст русской свадебной поэтики с образами серой 

утицы, утушки луговой, утёнушки как символов просватанной девушки 

или молодой женщины с выводком утят. Фольклорно-этнографические 

источники по этой теме неисчерпаемы. 

О  ерахтурском  хороводе  «Гоньба  утушки»  в  течение  всего 

ХХ века помнили старожилы. По сведениям местных краеведов, 

вплоть до 1950-х годов шествие воспроизводилось так, как это 

записал Е.Ф. Будде (АЭЦ: 1974). Со второй половины ХХ века по-

ложение меняется. На русское село обрушились дестабилизирующие 

социально-экономические  преобразования  сельского  хозяйства  и 

процессы депопуляции. В итоге прерывалась связь поколений, уга-

сал традиционный праздник (подробнее см.: 

Тульцева

 2011: 64-74). 

Не будем забывать и о том, что праздники, воплощавшие народную 

культуру русских, в 1950–1960-е годы были под запретом. Исконно 

присущее селу весеннее ритуальное шествие «Гоньба утушки» угаса-

ет под нажимом партийных властей. По воспоминаниям, партийные 

власти  особенно  раздражал  традиционный  праздничный  комплекс 

женской одежды, передававшийся от матери к дочери и надевавшийся 

только для праздничного хоровода-шествия «Гоньба утушки». В итоге 

ритуальное шествие из общесельского действа свелось к обрядовому 

круговому обходу села. Об этом усечённом варианте былого действа 

вспоминали: «“Утушку гоняли”» – это значит, кругом села ходили с 

гармонистом. И где, какие сидели старики, они просят: “Спойте-ка 

нам”. Для них плясали и пели громкие частушки, чтобы утушку согнать 

с гнёздышка» (ПМА: 1996). 

Таким образом, с середины ХХ века, исполняя волю партийных вла-

стей, насильственно, в селе стало запрещаться ритуальное хоровод-

ное шествие, которое было основой большого праздничного действа 

«Гоньба утушки». Вероятно, отдельной частью всего старинного дей-

ства был круговой обход села. Это действо кругового обхода продол-

жало воспроизводиться, но с конкретизацией цели обхода: «утушку 

согнать с гнёздышка». Хотя сакральный тезаурус шествия девушек и 

молодушек был утрачен, реконструкция его основной идеи достаточно 

прозрачна и отражает универсальный характер хороводов-шествий: 

это  принародный  ритуальный  показ  девушек-невест  и  молодушек, 

своего рода обрядовое ознакомление сельского мира с когортой новых 

невест и молодушек. Для традиционного крестьянского сообщества 

это праздничное действо имело особую сакральность, поскольку в 

этот период «сельская мироколица расцветала светоносной красотой 

242

Л.А. Тульцева

похвально-честного  девичества  и  молодушек  первобрачных».  По 

справедливому мнению этнографа Я.В. Чеснова, идеал «светящейся 

красоты» девичества «космичен по своему содержанию и всемирен 

по распределению» (

Чеснов

 1994: 342). Красота шествия – в самих 

образах девушек и молодушек, красках их праздничных костюмов, 

образах исполняемых песен и музыкального интонирования, созвуч-

ных самой природе, наконец, красоте собственно шествия. Во всём 

этом  –  народное  мировосприятие  жизни  и  праздника  как  Божьего 

дара, значение которых особо ценилось ещё и потому, что, по моему 

убеждению, каждая шеренга девушек и молодушек составлялась из 

молодых представительниц одного разветвлённого рода-племени. На-

блюдая это зрелище и любуясь ею, односельчане и жители окрестных 

сел гордились продолжательницами семейных кланов / родов села.

Значение хоровода как ритуально оформленного показа невест и 

новых молодушек продолжает заложенная в нём идея со-творения 

холста как пространства девственно-нового Света, жизненного Пути 

и осознанной Мудрости. Эта идея просматривается в основной фигу-

ре хоровода – движение вперёд и возвращение назад нарядных, во 

всю ширину улицы шеренг девушек и молодушек, между которыми 

руки, как основа ткани, крепко сцеплены. В самом названии хорово-

да «Гоньба утушки» просматривается двоякий смысл. Это и гоньба 

утушки-молодушки, но это и гоньба утка, уточной нити, которая то 

«ныряла», то всплывала между продольной основой будущего хол-

ста. Холст закладывали и ткали сами девушки, готовя приданое. В 

символическом плане, закладывая пространство холста, они готовили 

себе новый жизненный Путь. В итоге фигура хоровода, состоявшая из 

светящихся радугой красок и света нарядных шеренг юных женщин, 

была своего рода экстраполяцией света и красоты цветущего миро-

здания на холсты жизни. Холсты, которые будут вытканы на детей, 

супруга, стариков, на жизненный путь каждого человека.

Локальный вариант ерахтурского хоровода-шествия «Гоньба утуш-

ки» уникален по факту удачи проследить процесс его трансформации 

от конца ХIХ века до трагического исхода после 1950-х годов. Эти 

разыскания значимы при изучении праздничного тезауруса других 

регионов.  Они  дополняют  локальные  трансформации  хороводного 

шествия «Гоньба утушки», но уже с иными вариантами его названия 

и трансформированного действа. Фольклористам эти варианты из-

вестны  по  публикации  этномузыковеда  Н.Н.  Гиляровой.  Речь  идёт 

об исследовании 1986 года в деревнях Новиковка и Александровка 

Никольского р-на и селе Напольный Вьясс Лунинского р-на Пензенской 

243

Заговенье на  Петров пост

обл. Для характеристики исходного пензенского варианта шествия 

Н.Н. Гилярова процитировала ерахтурское наблюдение Е.Ф. Будде. 

Вариант хороводного шествия в д. Новиковка любопытен контамина-

цией нескольких весенних традиций в единый ритуал проводов весны. 

Здесь  основным  ритуальным  персонажем  проводов  были  ряженые 

конь

 и его хозяин, однако праздничное шествие называлось 

водить 

Костромушку

, ходить с Костромушкой по обрядовой песне шествия 

«Уж  ты,  свет-Костромушка  моя»  (в  1986  г.  в  деревне  её  помнили 

лишь некоторые женщины). Вторая обязательная песня «сводного» 

ритуала – «Гага». В д. Новиковке так называли не только песню с 

припевом «Ой, гага, гага», но и главный персонаж. Например, го-

ворили 

наряжать гагу

, когда рядили коня (!), несмотря на то, что в 

песне речь идёт о серых гусях. Отсюда второе название ритуального 

шествия – ходить гагой. Термины 

гага

, 

гага-утка

, 

ходить гагой

 были 

зафиксированы и в д. Александровка. Здесь весну провожали 

кара

-

годами

 или 

гагой

, когда цапаются руками. Именно тогда поют 

хожаи 

песни

, к которым в д. Александровка прежде всего относят «Вдоль 

по морю, морю синему». В этой деревне, судя по публикации 1996 г. 

Н.Н. Гиляровой, обрядово-праздничная ситуация была вполне про-

зрачной, по сравнению с д. Новиковка. Ритуальная ситуация проводов 

весны 1980-х годов в д. Новиковка оказалась составленной из разных 

сакрально-праздничных действ со своей спецификой песенного ре-

пертуара, стилистикой музыкального языка и манерой исполнения. 

Благодаря этому традиция проводов весны в д. Новиковка попала в 

поле зрения этномузыковедов (

Гилярова

 1996: 15-16). 

Для этнографа изученная Н.Н. Гиляровой фольклорно-музыкаль-

ная  ситуация  чрезвычайно  интересна  тем,  что  она  позволяет  по-

смотреть на итог этнокультурной трансформации глазами местных 

старожилов. Бывшие хороводницы и заводилы на праздниках знали 

суть объединяемых в единое целое старых ритуалов. Для них три 

объединённых ритуальных шествия были 1) залогом урожая озимых 

(такова сакральная цель ритуала проводов Русалки-коня); 2) залогом 

вызревания льна и конопли (через проводы Костромы, дополняемые 

проводами Русалки); 3) залогом рождения новых поколений детей 

(хороводные шествия и игры типа «гоньба утушки»). Именно местные 

хороводницы стихийно или осознанно объединяли фрагменты исче-

зающих ритуалов, радели за их сохранение, пытаясь таким способом 

помочь хозяйственной деятельности своих односельчан. Они же сбе-

регали обрядово-праздничное наследие, надеясь на преемственность. 

Важно то, что для когорты тех женщин и стариков содержательный 

244

Л.А. Тульцева

план трансформированного ритуала не потерял не только ни доли 

информации, но и не утратил своего вселенского значения в каче-

стве сакрального деревенского универсума в честь сенокоса и нового 

урожая, в честь проводов Весны священной и начала Лета Господня. 

Ибо для когорты старых крестьян исчезавший на их глазах ритуал 

был пядью родной земли.

Несмотря на метаморфозы и утраты в функционировании обря-

дово-праздничных страт аграрного календаря ритуальный персонаж 

весеннего шествия девушек и молодушек – 

утушка

 – по-прежнему 

остаётся сакральным знаком мифопоэтической картины у народов Се-

верной Евразии. У русских архетипический универсум образа утушки 

в большей степени связан с матримониальной символизацией этой 

птицы. Отсюда корни фиксируемой исследователями популярности 

среди детей традиционных хороводных игр, главные персонажи кото-

рых – утка с утятами и селезень. Не реминисценции, а полноценное 

функционирование  игры  в  течение  всего  ХХ  века!  В  ХIX  –  первой 

половине ХХ века эти игры бытовали параллельно с одноименными 

весенними девичьими хороводами. Сохранялась и присущая им ри-

туальная атрибутика. Примечательно, что в хороводные игры с ис-

полнением песен про 

утёну

, 

утушку

, 

селезня и утку

, 

утку–жемчужные 

крылья

 и т.д. начинали играть с малых лет и пока взрослые не станут 

(

Морозов

, 

Слепцова

 2004: 164). Фактически эти игры закладывали 

в  самосознание  подрастающего  поколения  программу  на  жизнь  в 

семье  с  многочисленным  потомством.  Они  развивали  и  образно-

ассоциативное  мировосприятие,  что  способствует  формированию 

творческой личности.

современные проводы костромы-стромы

Этнокультурная судьба проводов Костромы в ХХ веке типична для 

традиционной народной культуры. Благодаря публикациям этномузы-

коведа Л.В. Кулаковского, нам известно, что брянский вариант хоро-

водно-драматизированной игры проводы Костромы оставался живой 

реальностью ещё в 1940 г. Нежданная война принесла великие беды. 

Но замечательный факт: в послевоенные годы и «Кострома», и наи-

грыши на кувиклах вновь зазвучали на деревенской площади села До-

рожёво. Однако, связь поколений, ещё не прерванная в 1930-е годы, 

была разорвана войной: в селе почти не осталось прежних «игрух» 

– участниц древнего действа. Поэтому на послевоенной деревенской 

площади  стала  разыгрываться  уже  несколько  иная  «Кострома»,  с 

другими сценами и интермедиями. Как и повсюду, здесь зазвучали