Файл: Russkie_etnokulturnaya_identichnost.pdf

ВУЗ: Не указан

Категория: Не указан

Дисциплина: Не указана

Добавлен: 18.10.2020

Просмотров: 3121

Скачиваний: 7

ВНИМАНИЕ! Если данный файл нарушает Ваши авторские права, то обязательно сообщите нам.
background image

245

Заговенье на  Петров пост

песни советских композиторов, полностью сменившие традиционный 

репертуар прежних участниц хороводной игры проводы Костромы. 

Л.В. Кулаковский, с 1940 года горячо переживавший «фольклорную» 

судьбу села, в своей книге «Искусство села Дорожёво» писал: «Так на 

наших глазах почти полностью растаял, исчез мощный фольклорный 

заповедник, ещё в 1940 году представлявший удивительный, сохра-

нившийся с древних времён центр бытования совершенно исключи-

тельных по своему культурному значению фольклорных ценностей» 

(

Кулаковский

 1965: 10).

Черты этнокультурной трансформации фольклорного наследия – 

закономерное явление. В Дорожёво обрядовое игрище «Кострома» 

трансформировалось в мажорно-оптимистическом русле. Развивав-

шееся  в  комедийно-смеховом  направлении  действо  «Костромы» 

привело даже к изменению жанра повторяемого припева «Кострома, 

Кострома…» Из тягучего ритуального возгласа этот припев превратил-

ся в почти плясовую, «скакульную» песню с дружными ритмичными 

хлопками и присвистываниями хоровода. Сменилась и завершающая 

действо песня. На смену «алилёшной» пришла более простая с из-

вестным припевом «Барыня ты моя, сударыня ты моя!» и соответ-

ствующей припеву пляской.

В 1930-е годы дорожёвская «Кострома» обогатилась введением в 

сюжет новых персонажей: вместо 

знахаря

 появился 

фершал

, а весё-

лые сценки пиршества Костромы пополнились новоявленными 

мужем

 

и 

невесткой

. Стало приметой времени и то, что если в 1930-е годы 

мужские роли 

знахаря

 / 

фершала

 и 

попа

, по традиции, разыгрывались 

только женщинами, то уже на фотоснимках 1940-го года в Москве 

мы  видим  исполнителей-мужчин.  Нарушение  ритуального  статуса 

хороводного игрища как женско-девичьего, посвящённого «житию» 

льняных и конопляных волокон, стало возможным, в первую очередь, 

из-за свёртывания посевов льна и конопли в колхозном севообороте 

Дорожёво.  Но  пока  были  живы  хранители  традиций,  сохранялось 

сакральное восприятие игрища. 

Последние этномузыковедческие наблюдения Л.В. Кулаковского 

в с. Дорожёво относятся к 1950-ым – началу 1960-х годов. Это были 

годы, когда традиционная культура, хотя и теряла многое, но ещё сбе-

регалась старшими поколениями. Ситуация изменилась в 1960–1970-е 

годы. В это десятилетие необратимым явлением для русских стали 

процессы депопуляции. Пространство этнически значимых явлений 

традиционной культуры резко сузилось. Особенно остро названные 

явления  протекали  в  регионах,  оказавшихся  в  эпицентре  Великой 


background image

246

Л.А. Тульцева

Отечественной войны. Поэтому, когда в 1965 году Л.В. Кулаковский с 

горечью писал о том, что на глазах современников «почти полностью 

растаял, исчез мощный фольклорный заповедник», то эта горечь будет 

справедлива ко многим русским территориям.

Иная  судьба  у  действа 

проводы  Стромы

  (сокращённое  имя  от 

Кострома)  в  селе  Шутилово  Нижегородской  обл.  Этнографические 

материалы позволяют лишь в общих чертах наметить этнокультурные 

трансформации этой ритуальной реалии. Чрезвычайно важная под-

робность, обогатившая знания о традиционной структуре ритуала, 

что в 1920–1930-е годы действо 

проводов / похорон Стромы

 разы-

грывалось в течение шести дней. Причина сокращения ритуального 

времени действа очевидна: партийная власть, как и повсюду в России, 

не признавала народные праздники. Время разыгрывания 

проводов 

Стромы 

ограничилось  двумя  выходными  днями,  хотя  подготовка  к 

проводам могла начаться в четверг вечером. Но и этого было доста-

точно для сбережения древней традиции. Значимым фактором в со-

хранности традиционного действа оставалось массовое в нём участие 

старожилов. В этом плане село Шутилово долгое время оставалось 

идеальной народно-сцениченской площадкой. Благодаря историче-

ски сложившемуся делению села по «куткам», 

проводы / похороны 

Стромы

 устраивались в каждом кутке отдельно. В 1990 г. работники 

культуры села рассказывали мне, что в те годы в Доме культуры стал 

устраиваться конкурс на лучшую Строму, поэтому, если раньше «“хо-

ронили” каждый куток отдельно, то теперь все со своими Стромами 

собираются у клуба, в центре села и сообща идут “хоронить”» (АИЭА 

1990: № 8848: л. З7). 

Действо начиналось, как обычно, с изготовления куклы Стромы. 

Это – антропоморфное чучело в рост человека из соломы, с чертами 

лица, нарисованными на белой ткани. Иногда использовались ново-

годние маски «старух», поскольку Строма в Шутилово это – бабушка 

Строма. В 1990-м году от директора Дома культуры села Шутилово 

была  записана  важная  информация,  что  куклу  Стромы  набивали 

кострикой.  «Наряженная  старухами»,  она  сидела  на  завалинке  до 

праздника  (т.е.  до  заговенья).  К  утру,  в  воскресенье,  когда  коров 

выгоняют, считалось, что Строму уже надо хоронить. Действо «хо-

ронения»  значило  «растрепать  на  ржаном  поле».  В  1990-м  году 

ещё были живы «плакальщицы очень интересные», импровизации 

которых  в  традиционном  духе  скрепляли  все  возникавшие  обря-

довые  мизансцены  в  единое  действо.  Дополнительно  к  Строме  на 

другом кутке наряжали Маню и Ваню, разыгрывая особый сценарий, 


background image

247

Заговенье на  Петров пост

и их тоже «поплачут-поплачут» и «трепают» на ржаном поле. Годы 

«перестройки»  не  способствовали  сохранению  праздника.  Он  уга-

сал.  Головешки  былого  ликования  раздувались  только  благодаря 

инициативной группе женщин старшего возраста, которые смолоду 

были хороводницами и до старости оставались душой праздника. Они 

по-прежнему собирались вместе сначала для действа изготовления 

куклы Стромы, затем, чтобы импровизировать на новый лад старый 

сценарий хоронения. Новые импровизации – это народные мизансцены 

на злобу жестокой действительности «лихих 90-х» и реалий соци-

ально-нравственного неблагополучия 2000-х. В итоге традиционная 

бабушка Строма трансформировалась в девку Строму! К такому образу 

стали «лепиться» и соответствующие персонажи. Новые сюжеты и 

новый образ Стромы последними представителями живой традиции 

объясняются в соответствии с магией подобия: провожаемая Строма 

якобы должна забрать с собой болезни, блуд, пьянство, социальное 

неблагополучие. Под стать современной трансформации сакрального 

образа, к сожалению, появились и некоторые его интерпретации, к 

науке не имеющие отношения.

Закодированный  в  образе  Костромы  /  Стромы  сакральный  уни-

версум «жития» льняного и конопляного растения от ростка до пре-

образования в драгоценный холст как символ нового Света и новой 

Жизни стал сворачиваться уже в первой половине ХХ века. Вместе с 

почти полным изъятием из жизни аграриев культуры льна и конопли 

в 1960– 1970-е годы исчерпало себя и действо проводов Костромы. 

Но знание об этом образе аграрного календаря должно остаться. 

русальская (всесвятская) неделя и русальское заговенье

Сельское население громадного региона, охватывающего Калуж-

скую, Тульскую, Липецкую, Орловскую, Воронежскую, Белгородскую, 

Тамбовскую,  Рязанскую,  Пензенскую,  Саратовскую,  частично  Ни-

жегородскую области, отмечало заговенье на Петров пост в форме 

Русальского заговенья. Локально Петров пост мог даже именоваться 

русальским постом (с. Курбатое Нижнедевицкого р-на Воронежской 

обл. ВГАИ АКЭ 2001: № 887 / 39). 

Отличительной особенностью празднования заговенья как Русаль-

ского было то, что его основные ритуальные персонажи – 

Русалка 

и 

Русалка-конь

 – действовали в качестве ряженых только в момент 

собственно ритуального времени праздника. Вне этого времени образ 

Русалки как архетип аграрно-календарной картины мира и мифоло-

гического сознания, который, казалось бы, мог функционировать в 


background image

248

Л.А. Тульцева

качестве самостоятельного персонажа также широко, как широко от-

мечалось заговенье в качестве Русальского, вне праздника он бытовал 

узколокально как результат поздних трансформаций (подробнее см.: 

Сысоева

 2002: 43; 

Тульцева

 2001: 190, 202-203).

В зависимости от местных традиций Русальская неделя начинается 

или с понедельника после Троицы, или со вторника после Духова дня. 

Обратим внимание на название всего обрядово-праздничного дей-

ства: 

Русалка

Русальская неделя

 – русские; 

Росальница

 – белорусы; 

русалье

 – сербы и черногорцы; 

русальские святки

 – словенцы; 

росалия 

– греки, русале, 

русалии

 – румыны и молдаване; 

русальда

 – чехи и 

словаки и т.д. В этих названиях очевиден единый индоевропейский 

корень со значением «светлый», «ясный», «русый», который в первую 

очередь характеризует пик солнечного года – время солнцестояния. 

Хрононимы праздника отражают его значение: проводы весны – яс-

ного, светлого времени года и встреча красного лета. Перспективно 

мнение О.А. Черепановой, которая в структуре мифологических об-

разов Русского Севера выделяет 

русалку

 (а также 

полудниц

ржиц

), 

которая,  по  мнению  исследовательницы, 

«на  уровне  глубинной 

семантики» связана с солярными божествами

 (

Черепанова

 1983: 51; 

выделено мной – 

Л.Т.

). 

Разнообразные  сведения  по  обрядово-ритуальному  комплексу 

Русальской недели даёт этнография громадного региона Поочья и 

черноземных областей. 

одежда русальской недели.

 Сакральная значимость периода 

от  Духова  дня  до  заговенья  отразилась  на  обрядовом  комплексе 

одежды этих дней. Для первого дня Русальской недели не только 

девушкам и молодушкам, но и всем возрастным категориям населе-

ния, полагалось иметь особый наряд. Это маркирование праздника 

только ему присущей одеждой сохранялось в русских деревнях ещё 

в  1960-е  годы.  Специальный  русальский  комплекс  долгое  время 

сохранялся в д. Ивановке Кадомского р-на. Он состоял только из 

самотканых  предметов.  На  Русалку  (название  заговенья)  надева-

ли: русальскую рубаху с длинным рукавом; верх рубахи украшен 

бранным, тканым узором или же рубаха была красная по пояс, а 

низ – белая самотканая холстина, ничем не украшенная. Кроме того 

надевался белый полотняный сарафан (сарахан). Мои рассказчицы 

подчёркивали: «Провожать русалку ходили на озимое поле. Наряжа-

лись в сараханы. Именно не в поньки наряжались, а в сараханы». К 

этому комплекту полагался белый 

бральник

, т.е. «узор брали, весь 

в узорах, в вышивке, без рукавов, короче сарафана, выше колен». В 


background image

249

Заговенье на  Петров пост

момент записи этой информации (2002 г.) бральники уже ни у кого 

не сохранились. На озимое поле «идут и играют в русалку: “Русалка, 

русалка!”» (ПМА 2002).

Уникальной является исследованная П.И. Кутенковым женская 

русальская  традиция  с.  Чернавы  Милославского  р-на  Рязанской 

обл. Правила этого села строго регламентировали порядок ношения 

праздничной  одежды  по  дням  Русальской  недели.  Это  особенно 

касается 

галянки

 – нагрудно-плечевой одежды женщин всех воз-

растов.  Она  имеет  вид  передника  архаического  кроя  с  отдельно 

прилаживавшимися рукавами. Галянка до сего дня является частью 

годового праздничного наряда девушек-невест и женщин-рожаниц. 

Строго в соответствии с днём Русальской недели и конкретным воз-

растом женщины полагалась особая галянка. П.И. Кутенков пишет: 

«В  русальском  порядке  ношения  галянки  вырисовывается  общая 

картина русальской недели и проявляется знаковый образ галянки 

как бабьей и девичьей одежды. Смена знаков отчётливо прорисовы-

вается на подоле и рукавах. Она идёт от белого цвета к красному и 

многоцветному (на пристёгнутых рукавах – 

Л.Т.

), показывая к концу 

“Русалок” жизнь во всей её полноте» (

Кутенков 

2011: 150; см. также: 

Денисова

 1998: 139-151; 

Соколова

 1998: 120).

В XX веке в одежде и в ряженье Русальской недели любимыми 

остаются два цвета – белый и красный. Для традиционной культуры 

всего исследуемого региона типично сочетание белого цвета с крас-

ным в одежде и ряженье. Не случайно в известной   русальской песне 

говорится  о  том,  как  девицы  дарили  «русалке»  рубаху  –  «вышиту 

шелками, ткану кумачами». 

В связи с бело-красным цветом Русальской недели обратим вни-

мание  на  мифологизированный  образ  Русалки,  в  характеристиках 

которой присутствует красный цвет: Русалка одета в красный сарафан 

(бассейн реки Пинеги), в красное платье (бассейн реки Печоры), в 

красную рубаху (костромской вариант) и др. (

Черепанова

 1983: 35). В 

одном из ранних описаний Русальского заговенья соломенное чучело 

наряжено в «кумачный сарафан» с кокошником на голове, украшено 

цветами и ожерельем на шее (Саратовская губ.). В описании обряда 

вождения  Русалки  в  с.  Большая  Верейка  Воронежской  обл.  также 

фигурируют ритуальные предметы с бело-красным спектром цветов 

(

Гринкова

 1947: 178).

Смена холщовых тканей на фабричные хотя и повлияла на облик 

праздничной одежды, однако для проводов Русалки верхняя часть 

одежды по-прежнему маркировалась красным / алым цветом. Так, в