ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 19.10.2020
Просмотров: 2563
Скачиваний: 8
106
Часть I. Контргегемония
системы, но мы вместе с тем видим прекращение прежних форм
государственного, экономического и политического кризиса,
войны, голода и экологической катастрофы.
Понимание этих проблем вызвало недавно, вскоре после во-
йны в Персидском Заливе, инициативы со стороны Большой
Семерки и EC по установлению жесткого режима экспорта ору-
жия и предоставлению помощи, что непосредственно связано
с «демократизацией» и сокращением военных расходов. Эти
инициативы произошли в то же самое время, как и реорганиза-
ция военного потенциала НАТО, направленная на обеспечение
более быстрого вмешательства вооруженных сил европейских
государств по аналогии с Силами Быстрого Реагирования США
(которые были созданы вследствие Иранской Революции 1979
г., и которые стали ключевым фактором в победе американцев в
войне в Персидском Заливе в 1991 г.). Наряду с рыночными си-
лами, например, связанными с предоставлением кредитов, эти
инициативы означают двойную форму дисциплины со стороны
Большой Семерки относительно возможностей развития стран
Третьего Мира. Новые возможности для быстрого вмешатель-
ства соединены с институциональным контролем над условия-
ми предоставления инвестиций и финансирования (например, в
Семерке, Международный Валютный Фонд, Всемирный Банк,
недавно основанный Европейский Банк Реконструкции и Раз-
вития и в Центральном Банке, Банк Международного Урегули-
рования).
обзор с основания и появление мирового порядка;
глобальная политика после 2000 г.
Существующий мировой порядок имеет свои специфические
условия существования и динамики. В связи с этим, адекватное
объяснение мирового порядка не может быть дано посредством
абстрактного структурализма, и, возможно, еще в меньшей
мере, при помощи идеалистических ссылок на дух истории.
История всегда находится в процессе создания, в сложном и
диалектическом взаимодействии между силами, структурой,
107
сознанием и действием, которые Фернан Бродель (1981: 29),
назвал «пределами возможного»: сосуществование верхних и
нижних уровней [цивилизации] усиливает для историка разъ-
яснительную диалектику. Как можно понимать город без пони-
мания деревни, деньги без натурального обмена, бедность без
роскоши, белый хлеб богатых без черного хлеба бедных?
Тогда, что же действительно изменилось в мировом
порядке? Под этим вопросом мы подразумеваем проблемы
эпистемологии и онтологии. Различные позиции в текущих
дебатах по поводу формирующегося мироустройства отражают
различные подходы к процессу приобретения знаний, а также
взгляды на то, из чего состоит социальный мир. В частности,
тогда, теоретическая (и практическая), дискуссия (-и) по поводу
мироустройства касается трех взаимосвязанных проблем: как
мы понимаем природу социальной действительности, каковы ее
ключевые компоненты и связи, и как они изменяются с течением
времени? Кроме того, так как «порядок» — политическое
понятие, нам необходимо спросить «порядок для кого и для
каких целей?».
Как указывалось выше, формирующийся мировой порядок
можно рассматривать, как претерпевающий тройной кризис:
то есть преобразования с вовлечением трех взаимосвязанных
«уровней»: [1] «экономического», включая реструктуризацию
мирового производства, финансов и обмена, которая бросает
вызов предыдущим формам и методам экономической
организации; [2] «политического», то есть с точки зрения
институциональных изменений, включая изменения форм
государства, интернационализацию, транснационализацию или
глобализацию государства, что Роберт Кокс называет появлением
«пост-Вестфальской» межгосударственной системы, таким
образом, указывая на изменения, в которых неореалисты
видят необходимую непрерывную последовательность; и [3]
«социокультурного», что происходит (частично) благодаря
глобальной реструктуризации на политическом и экономическом
Стивен Гилл
Грамши и глобальная политика
108
Часть I. Контргегемония
уровнях, которые влекут за собой проблемы для существующих
социальных структур, идей и методов, тем самым, направляя и
сдерживая возможности их изменений.
Каждый из этих «уровней» абстрагируется от социальных
структур и социальных сил, которые существуют, по
определению, внутри и между каждым уровнем. Данный кризис
имеет общие характерные черты в различных частях мира,
хотя его воздействие неравномерно, отчасти из-за различий
между городами и странами, богатыми и бедными внутри и
между группами стран. Таким образом, категории «Первый»,
«Второй» и «Третий» мир, опять же, примитивные абстракции
или идеальные типы, предназначены для создания методов, с
помощью которых может осмысляться характер и масштаб
кризиса мирового порядка.
Что касается форм государства, передовых экономических
сил, в частности, интенсификации глобальной инновации и
конкуренции в эпоху мгновенной коммуникации, то они позво-
ляют обнаружить социальную гегемонию, политическое уре-
гулирование и форму государства, которые превалируют в ме-
трополиях капиталистических государств Северной Америки,
и Западной Европы (и, возможно, Японии), и наиболее вырази-
тельно, в социальных структурах и политических порядках «ре-
ального социализма». Аналогичные изменения происходят во
многих развивающихся странах, например, в Латинской Аме-
рике, где традиционные государственнические и меркантилист-
ские порядки постепенно уступают свое место более рыночно-
ориентированному развитию. Тем не менее, формирующийся
мировой порядок все еще конфигурируется путем разделения
мира на политические суверенитеты, которые, однако, могут
находиться в процессе преобразования. Это связано с внутрен-
ними и внешними изменениями, происходящими в государстве
и гражданском обществе, которые являются своеобразным от-
ветом и результатом на влияние социальных сил глобализации
[4]. Таким образом, подобные изменения имеют важнейшее
109
значение для понимания формирующегося мирового порядка и
требуют гораздо больших исследований.
Так, при изучении современных проблем, важно определить
понятие государства и (правового) суверенитета. Пересмотр
определения и понятия суверенитета в настоящее время явля-
ется важной политической проблемой, например, в Европей-
ском сообществе, Восточной и Центральной Европе, Канаде,
Австралии и во многих странах Третьего мира. Вопрос может
быть поставлен следующим образом: «какие типы суверените-
тов, для кого и для каких целей?»
В другой работе (Гилл, 1992) я написал о дискурсе «нового
конституционализма» — доктрины и совокупных социальных
силах, которые стремятся ограничить демократический
контроль над государственными и частными экономическими
организациями и учреждениями. Дискурс может быть связан
с попытками приспособить гегемонию «дисциплинарного»
неолиберализма, типа, объединенного с попыткой перестройки
пост-коммунистических государств в МВФ и западного
попечения. Так, на уровне элит в Европе предпринимались
попытки создать форму макро-регионализма, основанного
на либеральной экономической рациональности (например,
программа 1992 г.). Конституционное и политическое
развитие, объединенное с Экономическим и Валютным союзом
ЕС, включило в себя идею «обязательного ограничения»
свободы маневра правительства (будущего) государства-
члена на свободную фискальную и монетарную политику.
Данные меры будут дополнять порядок рыночных сил
для ограничения автономии политики правительства.
Кроме того, роль Европейского парламента как института
представительной власти недостаточно развита, то есть,
будучи голосом независимого европейского народа, он
имеет серьезные ограничения (возражения против этого
высказываются, например, оппозицией немецкой социал-
демократической партии, не согласной с некоторыми аспектами
Стивен Гилл
Грамши и глобальная политика
110
Часть I. Контргегемония
Маастрихтского соглашения в декабре 1991 г., и в результатах
Датского референдума в июне 1992 г., где ратификация
Маастрихтского договора была отклонена). Полномочия
Европейского парламента имеют в основном консультативный
характер: он практически не имеет права голоса в наиболее
важных областях европейской политики (что было названо
«дефицитом демократии» в ЕС). Более того, реконструкция
капиталистических институтов в Восточной Европе произошла
вместе с изоляцией центральных банков от массовой
отчетности. Новый конституционализм намерен гарантировать
свободу входа и выхода международного мобильного капитала,
в соответствии с различием социально-экономических
регионов (это нашло отражение в расширении сферы правил,
сформулированных в ходе переговоров Уругвайского раунда
ГАТТ, и в свободном торговом соглашении в США и Канаде).
Объемы данных ограничений в эпоху устойчивого подвижного
капитала означает, что политические лидеры должны нести
ответственность перед международными рыночными силами,
также как и перед своими избирателями.
Таким образом, суверенитет в обоих смыслах (в отношении
политики автономии избранного правительства и народа) на-
ходится под вопросом. В связи с этим центральное положение
и уникальные прерогативы США являются противоречием для
нового всемирно основанного конституционализма. Наименее
вероятно, что США будет страной, готовой подчиниться обя-
зательным ограничениям такого порядка (ее политики предпо-
читают быть связанными «со штурвалом», а не «с мачтой», как
Улисс перед соблазном сирен). Тем не менее, даже автономия
США в вопросах макроэкономической политики все чаще огра-
ничивается глобализацией финансов и производства, хотя более
крупные государства и политические объединения макро-реги-
онов (как Япония и ЕС) как правило, имеют больше возмож-
ностей для маневра по сравнению с менее крупными государ-