Файл: Зудин А. Введение в политический анализ.Учебное пособие.2007(1).doc

По У.Томасу, индивидуальные восприятия и когниции об окружающей социальной реальности более важны, чем объективно изменяемые социальные факты, описывающие эту реальность. “Мы должны поставить себя в позицию субъекта, который пытается найти свой путь в этом мире, и мы должны помнить прежде всего, что среда, которая влияет на него и к которой он пытается адаптироваться, это не объективный мир науки, это его мир, природа и общество, как он видит их, а не как их рассматривает ученый”. По Томасу, «определение ситуации» - это определение субъективного значения ситуации для участника. Широкую известность получила «теорема Томаса»: «если люди определяют ситуации как реальные, они реальны в своих последствиях», т. е. ситуация воспринимается так, как она была определена, и люди поступают в соответствии с тем, как они определили ситуацию. В современной политологии концепт «определения ситуации» используется для корректировки подхода, предлагаемого теорией рационального выбора (См.: Anzer C. How Rational is Rational Choice. - 2004 European Consortium for Political Research)

Исключительную важность концепта «определения ситуации» для политического действия можно проиллюстрировать «от обратного», на двух примерах неадекватного определения политической ситуации.

ПРИМЕР №1: неверное определение ситуации в выступлении Молотова 22 июня 1941 года как «классовой войны». Причина - влияние неадекватных идеологических стереотипов (=«классовых»). В начале войны «классовые» стереотипы продолжали определять тональность официальных заявлений. В заявлении народного комиссара иностранных дел В.М. Молотова 22 июня 1941 г., врагом была объявлена не Германия, а «клика кровожадных фашистских правителей». В заявлении специально оговаривалось, что «эта война навязана нам не немецким народом, не немецкими рабочими, крестьянами и интеллигенцией, страдания которых мы хорошо понимаем …».

С учетом того обстоятельства, что армия противника состоит по большей части из тех, кто отнесет к категории «классовых друзей», получается, что воевать «всерьез» нельзя. Доминирование «классового» подхода сделало невозможным эффективную мобилизацию для борьбы с врагом в начальный период войны. Старый образ врага «формировал представление о германских солдатах как о слабых, безвольных, глупых и самовлюбленных людях, которые в массе своей не хотят и боятся воевать, и мечтают лишь о том, как бы поскорее сдаться в плен Красной Армии». Для начального этапа войны, утверждает автор специального исследования А. Назаров, было «характерно представление немецких солдат и их союзников в качестве трусоватых, глупых, но достаточно миролюбивых и безобидных представителей дружественного народа, которых силой и обманом гонит на войну «клика кровожадных фашистских правителей Германии». [Все цитаты взяты из: Назаров А. Трансформация образа врага в советских хроникальных кинофотодокументах июня-декабря 1941 года. - Документ: http://www.polit.ru/docs/622104.html]

ПРИМЕР№2: попытка Кремля определить возникшую ситуацию как «ситуацию войны» осенью 2004 г. после Беслана: «нам объявлена война международным терроризмом». Официальное определение ситуации, возникшей в связи с террористическим актом, было «авторизовано» фигурой, которая пользуется наибольшим общественным доверием – В. Путиным. Но официальная версия не была поддержана общественным мнением и это неприятие было достаточно масштабным. По данным ФОМ, в начале октября 2004 г. несогласие с утверждением, что «России объявлена война», выразили 44%, поддержали это утверждение 37%. Пятая часть (19%) не смогла определить своей позиции.

Согласие или несогласие с тезисом об объявлении войны в значительной степени определялось информированностью: чем больше была осведомленность об «объявлении войны», тем выше была склонность соглашаться с этим утверждением. Первое время расширение информированности влекло за собой и увеличение доли согласных с официальным определением политической ситуации в стране. По данным ФОМ, в течение октября 2004 г. удельный вес сторонников официальной версии повышался. Однако затем связь между осведомленностью об «объявлении войны» и склонностью с этим соглашаться нарушилась. Информированность продолжала увеличиваться, а уровень поддержки официальной версии оставался неизменным. К концу ноября 2004 г. в отношении квалификации политической ситуации в стране через призму «объявленной войны» общественное мнение осталось расколотым (44%:44%).

Судя по всему, главная причина отторжения официального определения «постбеслановской» ситуации в стране как объявления войны состояла в том, что большая часть общественного мнения не ощутила перелома ни в жизни страны, ни тем более, в собственной жизни. Состояние общественного мнения свидетельствовало, что отторжение официального определения «глобальной» политической ситуации как «объявления войны» носит глубокий и последовательный характер. Общество упорно демонстрировало нежелание принимать атрибуты «чрезвычайщины» как новую норму коллективного существования. Неприятие общественного мнения вызывала перспектива вмешательства спецслужб в личную жизнь граждан.

Общество не восприняло реакцию власти на события как адекватную. Значительная часть из тех, кто принял официальный тезис о «войне», отказался понимать его буквально. По данным ФОМ, в начале октября 2004 г. половина согласившихся с квалификацией ситуации в стране после событий в Беслане как «объявление войны», вместе с тем утверждали, что жизнь в стране не изменилась. Тезис о «войне» был воспринят ими в переносном смысле, как метафорическое обозначение обострения террористической угрозы. Опыт, здравый смысл и система ценностей не позволяли отнестись «всерьез» к официальному определению политической ситуации.

Часть из тех, кто понял слово «война» все-таки буквально, это не столько мобилизовало, сколько просто испугало. Целая серия террористических актов, кульминацией которых стал Беслан, привела к психологической дестабилизации общества. Официальное заявление об «объявлении войны» оказалось чрезмерно сильным сигналом. Общественное мнение подошло к состоянию, близкому к панике. По оценке специалистов Института психологии РАН, основной причиной этого стали авторитетные слова о «войне». Для политической мобилизации вокруг Кремля общественному мнению пришлось «перекодировать» неадекватный и чрезмерно сильный сигнал, поступивший оттуда.

ВОПРОС: неадекватное определение ситуации после событий в Беслане было: 1. ошибкой; 2. сделано сознательно и рассчитано на краткосрочный эффект, т.е. на шок ответить еще большим шоком и таким образом, его «снять»; 3. продиктовано не стремлением дать массовой аудитории какую-то конкретную ориентацию для поведения в возникшей ситуации, а предложить нечто иное, лишенное конкретных и определенных поведенческих коррелятов, а именно - дать обоснование собственным действиям, не имевшим непосредственного отношения к ситуации.

ИНТЕРПРЕТАЦИЯ. Фактически, события в Беслане были использованы для легализации необъявленной реформы власти, которая началась с момента избрания В.Путина на первый срок в 2000 г. Обращают на себя внимание три обстоятельства. Реформа политической системы была официально объявлена тогда, когда она уже стала необратимой. Она была «авторизована» лично В. Путиным. Надо полагать, это произошло не только по причинам ее масштабности. Для обнародования заранее подготовленных планов политической реформы была избрана обстановка психологического шока, порожденного трагедией в Беслане. Ситуация всеобщего смятения была усугублена способом обоснования политической реформы, которую избрал Кремль: «объявление войны». Элиты и общество были просто поставлены перед фактом выбора, сделанного высшим политическим руководством страны.

«По горячим следам» событий Кремль попытался создать в стране новую психологическую атмосферу, подчиненную императивам «национальной безопасности». Обществу было предложено новое определение глобальной политической ситуации – и в стране, и в мире, - кардинальным образом меняющее рамки ее восприятия: «война». Дальнейшее развитие и усиление темы «войны» в политической риторике власти было предпринято в серии интервью, которые дал заместитель главы Администрации Президента В. Сурков. Скорее всего, власти понимали, что проект политической реформы рискует не встретить адекватного понимания со стороны элит и общественного мнения. Апелляция к «особым обстоятельствам» (т. е. «чрезвычайщина») была призвана придать планам реформы власти дополнительную легитимность.

Важная особенность нового раунда расширения моноцентрической системы состояла в том, что он не обеспечен в необходимой степени общественным мандатом. Предыдущая экспансия моноцентризма, связанная с выборами 2003 – 2004 гг., опиралась на широкую общественную легитимацию. Новый раунд распространения моноцентризма расколол общественное мнение. По крайней мере, первоначально, власть действовала неубедительно. Обществу не было предъявлено никаких аргументов, подтверждающих серьезность заявления Президента о том, что Россия находится в состоянии войны. Попытка Кремля «с ходу» создать в стране новую психологическую атмосферу не удалась. Без убедительных объяснений остался и проект новой политической реформы. [А. Зудин. Последний рубеж: российская политика после Беслана (сентябрь – декабрь 2004 г.) Анализ и прогноз политической ситуации]

В то же время ситуация сама по себе обладает определенной внутренней логикой; нельзя трактовать определение ситуации как абсолютную власть интепретатора над ситуацией по принципу: «как определим, так и будет». Это позволило российскому социологу Г.С. Батыгину противопоставить "теореме Томаса" "теорему Гофмана": "Если Вы определите ситуацию неверно — ситуация переопределит Вас". [Батыгин Г.С. Континуум фреймов: драматургический реализм Ирвинга Гофмана // Вестник РУДН. 2002. N 1. С. 1 35.] В этом Батыгину помогает гофмановское понятие "оснащения" (equipment); люди, играющие в шахматы, могут определить свое взаимодействие как угодно, но сами шахматные фигуры им не переопределить — они указывают на существование объективного смысла ситуации (В.С. Вахштайн. Интеракционистские и структуралистские интерпретации наследия Ирвинга Гофмана)

ИНТРИГА. От понятий «ситуации» и «определение ситуации» переходим к понятию «интриги». Интрига – это ключевой конфликт и действия ключевых актеров в связи с этим конфликтом; это «нерв» того, что происходит. Интрига структурирует ситуацию, т.е. определенным образом организует и придает конкретной ситуации конкретный смысл. Интригу необходимо реконструировать, т.е. установить, в чем она состоит. Ситуация может включать не одну, а несколько различных интриг, поэтому нужно выделить главную интригу.

После идентификации интриги можно перейти на второй уровень значений «ситуации» - как относительно устойчивой конфигурации участников (акторов) и фоновых факторов, которая складывается вокруг главной интриги. На этом уровне предметом рассмотрения становятся другие компоненты ситуации, а именно устанавливаются акторы или действующие лица (игроки) и анализируются их цели и мотивы, ресурсы и стратегии.

ЧТО ТАКОЕ «АКТОР»? Составляющие актора – интересы, идентичность, мотивы и цели, самооценка, воля и ее аналоги, готовность к действию, активность. Интеграция этих элементов превращает кого-то или что-то в актора. Акторы могут быть индивидуальными или коллективными (организации и коалиции). Разрушаясь, актор трансформируется в конгломерат ресурсов.

Литература

• Бурдье П. Социология политики. М. 1994.

• Ширшова И. Основные понятия концепции Пьера Бурдье

• Борзов Е. Методология постсовременного обществознания

NB: Реконструкция и анализ политической ситуации осуществляются одновременно. Типичная исследовательская ситуация: происходит нечто или нечто происходит, надлежит выяснить – что же это такое, и именно в процессе этого выяснения и становятся известными свойства объекта или явления. Аналогично: анализ и прогноз производятся практически одновременно, их лишь потом отделяют друг от друга, обосновывают, увязывают и т. д.

NB: В ходе реконструкции и анализа политической ситуации осуществляется постоянный и последовательный перевод информации с дескриптивного «языка», позволяющего описывать события, на «язык иерархии» (или места), «язык весов» и «язык отношений».

РАССТАНОВКА СИЛ – это ситуация, описанная на «языке иерархии».

1.Выявление лидера. Расстановка сил описывается через позиционирование или расположение игроков относительно лидера и друг друга. Таким образом, точкой отсчета при реконструкции расстановки сил служит фигура лидера. Анализ расстановки сил начинается с выявления лидирующего игрока (или нескольких лидирующих игроков)

2.Идентификация остальных участников и установление первичной иерархии. После выявления лидера осуществляется идентификация остальных акторов. Когда игроки известны, можно установить их первичную иерархию: если первый известен, то кто – второй, кто третий и т.д.

3.Тип отношений между игроками. После того, как определена первичная иерархия игроков, необходимо установить характер отношений (или тип связей) между игроками в рамках сложившейся расстановки сил. С точки зрения расстановки сил выделяются два типа отношений между участниками – конкурентные и кооперативные

4.Определение прямых соперников. После этого необходимо выявить прямых соперников: кто с кем борется. На выборах это предполагает определение различий между электоральными (но идеологически близкими) и политические (идеологически далекими) соперниками

5.Выявление объективных союзников

6.Установление типа конфликта. Необходимо определить, из-за чего ведется борьба (соперничество). Установление типа конфликта (или конфликтов), которые определяют ситуацию, осуществляется при помощи нескольких осей: власть – оппозиция, правые – левые, традиционалисты – модернизаторы, центр – периферия. Основой для этого выступает теория «политических кливаджей» («расколов»), разработанная Рокканом и Липсетом. Следует помнить, что указанные оси носят не взаимоисключающий, а взаимодополняющий характер.

7.Реконструкция политического спектра. Упорядочивание игроков, включенных в конкретную ситуацию, при помощи осей, позволяет определить политический спектр этой ситуации