Файл: Джоанн Кэтлин Роулинг Гарри Поттер и Принцполукровка.doc

– Я уверен, Гарри, – продолжал Дамблдор, – ты понимаешь значение того, что мы с тобой услышали. Уже в твоём возрасте, плюс-минус несколько месяцев, Том Реддл изо всех сил искал дорогу к бессмертию.

– Так вы думаете, что это ему удалось, сэр? – спросил Гарри. – Что он создал крестраж? Что потому и не погиб, когда напал на меня? Потому, что у него где-то надёжно спрятан крестраж, кусочек его души?

– Кусочек, и, может быть, не один, – ответил Дамблдор. – Ты же слышал Волан-де-Морта: его особенно интересовало мнение Горация о том, что происходит с волшебником, который создаёт больше одного крестража, с волшебником, которому так хочется избежать смерти, что он готов убивать множество раз, рвать и рвать свою душу, лишь бы сохранить её во многих спрятанных по отдельности крестражах. Этих сведений он ни из каких книг почерпнуть не смог бы. Насколько мне известно – насколько, я в этом уверен, известно и Волан-де-Морту – ни один волшебник ни разу ещё не разрывал свою душу более чем на два куска.

Дамблдор немного помолчал, собираясь с мыслями, затем сказал:

– Четыре года назад я получил верное, как мне представлялось, доказательство того, что Волан-де-Морт свою душу расколол.

– Где же? – спросил Гарри. – Как?

– Меня снабдил им ты, Гарри, – ответил Дамблдор. – Я говорю о дневнике Реддла, дававшем наставления о том, как открыть Тайную комнату.

– Не понимаю, сэр, – сказал Гарри.

– Видишь ли, хоть я и не присутствовал при возникновении Реддла из дневника, то, что ты описал мне, было явлением, наблюдать которое мне никогда ещё не приходилось. Простое воспоминание начинает думать и действовать самостоятельно? Воспоминание высасывает жизнь из девочки, в руки которой оно попало? Нет, в той книжице обитало нечто куда более зловещее – часть души, я почти сразу уверовал в это. Дневник и был крестражем. Но отсюда следовало больше вопросов, чем ответов. И сильнее всего меня заинтриговало и встревожило то, что дневник был в такой же мере оружием, в какой и средством защиты.

– Я всё равно не понимаю, – сказал Гарри.

– Он исполнял то, что крестражу и положено исполнять. Спрятанная в нём часть души сохранялась в безопасности и, несомненно, играла некую роль, уберегая её обладателя от смерти. Но нельзя было сомневаться и в другом – Реддл действительно желал, чтобы его дневник прочитали и часть его души вселилась в другого человека и овладела им. Это позволило бы снова выпустить на свободу чудище Слизерина.

– Он просто не хотел, чтобы его труды пропали даром, – сказал Гарри. – Хотел внушить всем, что он – наследник Слизерина, а по-другому он этого в то время доказать не мог.

---

– Совершенно справедливо, – кивнул Дамблдор. – Но неужели ты не понимаешь, Гарри, – если он хотел, чтобы дневник попал к будущему воспитаннику Хогвартса или вселился в этого воспитанника, значит, Волан-де-Морт был до странного равнодушен к участи драгоценного осколка своей души, скрытого в этом дневнике. Как объяснил профессор Слизнорт, весь смысл крестража в том, чтобы прятать и сохранять часть человеческого «я», а вовсе не в том, чтобы бросать её кому-то под ноги, рискуя тем, что её уничтожат. А так оно и случилось: тот фрагмент души погиб, ты сам позаботился об этом.

Беспечность, с которой Волан-де-Морт относился к своему крестражу, представлялась мне крайне зловещей. Она наводила на мысль, что он должен был или намеревался изготовить гораздо больше крестражей, чтобы утрата первого из них не стала пагубной. Верить в это мне не хотелось, но других осмысленных объяснений я не видел.

Затем, два года спустя, ты рассказал мне, что в ночь, когда Волан-де-Морт возродился, он обратился к Пожирателям смерти со словами, которые не только внушали ужас, но и многое объясняли: «Я, который дальше всех других прошёл по стезе бессмертия». Именно так он и сказал. «Дальше всех других…» И я подумал, что знаю, в чём смысл этих слов, хоть Пожиратели смерти их и не поняли. Он говорил о своих крестражах, о многих крестражах, Гарри, которыми никакой другой волшебник никогда не обладал. И ведь всё сходилось: с годами лорд Волан-де-Морт всё больше утрачивал человеческий облик, и происходившие с ним превращения имели, как мне представлялось, только одно объяснение: увечность его души вышла далеко за пределы того, на что способно обычное зло.

– Выходит, убивая людей, он достиг того, что самого его убить невозможно? – спросил Гарри. – Но если ему так необходимо было бессмертие, почему он не изготовил философский камень или попросту его не украл?

– Мы ведь знаем, что пять лет назад именно это он и попытался сделать, – ответил Дамблдор. – Однако существует, я думаю, несколько причин, по которым философский камень привлекает лорда Волан-де-Морта меньше, чем крестражи.

Животворящий эликсир действительно продлевает жизнь, но если тот, кто его принимает, стремится к бессмертию, он должен принимать эликсир постоянно, на протяжении вечности. А это означает, что Волан-де-Морт попал бы в полную зависимость от эликсира, и, если бы тот иссяк, или испортился, или если бы кто-то похитил камень, Волан-де-Морт просто умер бы, как любой другой человек. И при этом, вспомни, он предпочитает действовать в одиночку. Думаю, даже мысль о какой бы то ни было зависимости, пусть и от эликсира, представлялась ему нестерпимой. Конечно, если бы это позволило избавиться от жуткой полужизни, на которую он был обречён после нападения на тебя, Волан-де-Морт готов был пить эликсир, но лишь для того, чтобы вновь обрести тело. В дальнейшем же он, я в этом не сомневаюсь, по-прежнему полагался бы на свои крестражи. Ничего другого ему, вернувшему себе человеческий облик, и не потребовалось бы. Пойми, он и без того уж бессмертен… или близок к бессмертию настолько, насколько это возможно для человека.

---

Но теперь, Гарри, когда ты раздобыл важнейшее воспоминание, мы подошли к тайне, которая позволит уничтожить лорда Волан-де-Морта, так близко, как никто к ней ещё не подходил. Ведь ты слышал его, Гарри: «Не лучше ли, чтобы обрести побольше силы, разделить душу на несколько частей? Разве семь – это не самое могучее магическое число?..» Разве семь это не самое могучее магическое число. Думаю, идея разделить душу на семь частей обладает для лорда Волан-де-Морта огромной притягательной силой.

– Так он создал семь крестражей? – в ужасе спросил Гарри, и несколько портретов на стенах также издали восклицания, полные гнева и страха. – Но он же мог разбросать их по всему свету – спрятать, зарыть, сделать невидимыми.

– Я рад, что ты понимаешь размеры стоящей перед нами задачи, – спокойно сказал Дамблдор. – Но только не семь, а шесть. Седьмая часть его души, какой бы изуродованной она ни была, обитает в воссозданном теле Волан-де-Морта. Та часть, что вела призрачное существование долгие годы его изгнания – без неё Волан-де-Морта и вовсе бы не было. Тому, кто пожелает его убить, этим седьмым обломком души придётся заняться в последнюю очередь – обломком, который живёт в его теле.

– Ладно, пусть шесть, – сказал Гарри с несколько меньшим, но всё же отчаянием. – Как же мы сможем их найти?

– Ты забываешь – один из них ты уже уничтожил. А я уничтожил другой.

– Уничтожили? – воскликнул Гарри.

– Да, уничтожил, – ответил Дамблдор, поднимая почерневшую, словно обугленную руку. – Кольцо, Гарри. Кольцо Марволо. Оно было ограждено ужасным заклятием. Если бы не моё, прости за нескромность, профессиональное мастерство и не своевременные меры, принятые профессором Снеггом, когда я возвратился сюда, жутко израненный, я, может быть, и не рассказывал бы тебе сейчас всё это. Но обугленная рука не кажется мне слишком высокой ценой за одну седьмую души Волан-де-Морта. Кольцо больше не крестраж.

– Но где вы его отыскали?

– Как тебе известно, я уже долгие годы трачу немало сил на то, чтобы по возможности больше узнать о прежней жизни Волан-де-Морта. Я много странствовал, посещал места, в которых он когда-то бывал. В развалинах дома Мраксов я и наткнулся на это кольцо. По-видимому, Волан-де-Морт, сумев запечатать в него часть своей души, носить его больше не пожелал. Он защитил его множеством могучих заклятий и спрятал в лачуге, где некогда жили его предки (хоть Морфин и переселился под конец жизни в Азкабан), не подумав, однако, о том, что рано или поздно я могу навестить её руины, или о том, что я буду держать ухо востро, отыскивая признаки магического тайника. Впрочем, особенно радоваться нам пока не стоит. Ты уничтожил дневник, я – кольцо, но, если наша теория о семичастной душе справедлива, остаётся ещё четыре крестража.

---

– И обличие они могут иметь какое угодно, так? – сказал Гарри. – Старые консервные банки, пустые пузырьки из-под зелий…

– Ты вспомнил о порталах, Гарри, которые должны быть неприметными, чтобы не привлечь внимания. Но чтобы лорд Волан-де-Морт использовал для хранения своей драгоценной души консервные банки и пустые бутылки? Ты забываешь о том, что я тебе показал. Лорд Волан-де-Морт неравнодушен к трофеям и предпочитает вещи, обладающие яркой магической историей. Его гордыня, вера в собственное превосходство, его решимость добиться невиданного места в истории магии – всё это наводит меня на мысль, что Волан-де-Морт должен выбирать свои крестражи с особой тщательностью, отдавая предпочтение предметам, достойным всяческого уважения.

– Дневник таким уж особенным не был.

– Дневник, как сам ты сказал, служил доказательством того, что он – наследник Слизерина; уверен, Волан-де-Морт придавал ему огромное значение.

– Хорошо, так что же насчёт других крестражей? – спросил Гарри. – Вам известно, сэр, что они из себя представляют?

– Я могу лишь догадываться, – ответил Дамблдор. – По причинам, которые я уже назвал, лорд Волан-де-Морт наверняка избирает вещи, не лишённые некоторого величия. Потому я и рылся в его прошлом, пытался найти свидетельства того, что вблизи от него исчезали произведения магического искусства.

– Медальон! – вскричал Гарри. – Чаша Пуффендуев!

– Да, – улыбнулся Дамблдор. – Готов поспорить – может быть, и не на вторую мою руку, но уж на пару пальцев точно, – что они-то и стали третьим и четвёртым крестражами. С двумя оставшимися, если, конечно, он действительно создал их шесть, дело обстоит посложнее, но рискну высказать предположение, что, завладев вещами, связанными с Пуффендуем и Слизерином, он занялся поисками ценностей, которые имеют отношение к Гриффиндору и Когтеврану. Четыре сокровища, принадлежавшие четырём основателям Хогвартса, должны (я в этом уверен) с великой силой притягивать к себе воображение Волан-де-Морта. Удалось ли ему похитить что-нибудь в Когтевране, я сказать не могу. А вот в совершенной сохранности единственной из известных реликвий Гриффиндора я уверен.

И Дамблдор указал почерневшим пальцем на стену за собой – туда, где покоился в стеклянном ящике осыпанный рубинами меч.

– Вы думаете, сэр, он потому и хотел вернуться в Хогвартс? – спросил Гарри. – Надеялся, что ему удастся найти здесь какую-то вещь ещё одного основателя?

– Именно так я и думаю, – ответил Дамблдор. – Но, к сожалению, нам это ничего не даёт, поскольку он вынужден был отступить, не получив (во всяком случае, я на это надеюсь) ни единого шанса обшарить школу.

---

Приходится заключить, что выполнить свой план – завладеть ценностями четырёх основателей – ему не удалось. Две у него имеются точно, третью он также мог отыскать – вот то, из чего мы будем пока исходить.

– Даже если он похитил что-нибудь в Когтевране или в Гриффиндоре, шестой крестраж всё равно остаётся нам неизвестным, – произведя подсчёты на пальцах, сказал Гарри. – Или он всё-таки отыскал и то и другое?

– Не думаю, – сказал Дамблдор. – Мне кажется, я знаю, что представляет собой шестой крестраж. Интересно, что ты скажешь, если я признаюсь тебе, что мне давно уже не даёт покоя появление той змеи, Нагайны?

– Змеи? – ошеломлённо переспросил Гарри. – Разве животных можно использовать как крестражи?

– Ну, это не очень разумно, – сказал Дамблдор. – Доверить часть своей души существу, которое способно думать и самостоятельно передвигаться, – поступок, понятное дело, рискованный. Но если мои расчёты верны, Волан-де-Морту недоставало по крайней мере одного крестража из желанных шести, когда он явился в дом твоих родителей, собираясь убить тебя.

Похоже на то, что процесс создания крестражей он приберегал для смертей, имевших для него особое значение. А твоя, безусловно, такой и была. Он верил, что, убив тебя, сможет избавиться от опасности, которой грозило ему пророчество. Верил, что станет неуязвимым. И я не сомневаюсь в том, что последний крестраж он намеревался создать сразу после твоей смерти.

Как мы знаем, он потерпел неудачу. По прошествии многих лет он воспользовался Нагайной для убийства старого магла, и при этом ему вполне могла прийти в голову мысль обратить её в последний из своих крестражей. Змея – символ его родства со Слизерином, а это соответствует мистическим настроениям лорда Волан-де-Морта. Не стоит исключать возможность, что он привязан к ней настолько, насколько вообще может привязаться к чему бы то ни было, он старается держать её под рукой и обладает над ней властью, необычной даже для змееуста.

– Хорошо, – сказал Гарри, – дневника больше нет, кольца тоже. Чаша, медальон и змея пока ещё целы, и, кроме того, вы считаете, что может существовать крестраж, принадлежавший когда-то Когтеврану либо Гриффиндору.

– Замечательно краткое и точное изложение фактов, – склонив голову, сказал Дамблдор.

– Значит, вы по-прежнему ищете их, сэр? На эти поиски вы и отправляетесь, покидая школу?

---