ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 05.12.2023
Просмотров: 926
Скачиваний: 3
ВНИМАНИЕ! Если данный файл нарушает Ваши авторские права, то обязательно сообщите нам.
)
Простую мысль о чистом бытии как об абсолютном и как единственную истину высказали впервые элеаты, преимущественно Парменид, (Парменид (540 – 470 до Р.Х.) «Основным для него, как и для всей элейской школы, является наука о бытии, о сущем.
Теперь уже остался лишь об одном пути рассказ; что есть на этом пути многочисленные знамения и что это сущее, которое не возникло, непреходяще, что оно единое, целое, устойчивое и незаконченное.
Не было и никогда не будет — а сразу есть целое и единое, Или какой же ты хочешь найти ему повод? Как и откуда оно вырастало? Чтобы из несущего возникло, не позволю; ты бы сказал и подумал, ведь изречь и мыслить нельзя то, чего нет, чего не существует. И какая бы принудила необходимость сущее, чтобы оно из ничего ранее или позже возникло? Также должно оно или быть всюду, или попросту не быть.
Аристотель эти взгляды комментирует так: «Парменид… утверждает, что наряду с сущим не-сущее является ничем, с необходимостью полагая, что сущее есть одно и что нет ничего иного». Тяготение к материалистическому объяснению у Парменида (как и у Ксенофана) проявляется в отрицании «сотворения» сущего, в утверждении его вечности. Сущее не только вечно в своем существовании, оно также и неизменно». См. «История философии» (в кратком изложении) Москва «Мысль» 1991 С. 88 То мы видим, что Парменид понимает сущность бытия сущего только в форме Нечто, т. е. Природы, которая есть бесконечно существующая реальность, т.е. материалистически. Многие древнегреческие философы начиная с Анаксимандра, который понял сущность бытия мира в целом, Пифагор, Гераклид, Сократ, Демокрит, Платон разделяли распространенное в древней греческой философии VІ в. до н. э. представление о вечном возвращении мира к уже пройденному состоянию или о вечной повторяемости всех ситуаций и событий, происходящих в мире. т.е. греки знали о вечном бытии людей и один Парменид отрицал эту абсолютную истину! – Ф.) и последний в сохранившихся после него фрагментах высказал ее с чистым воодушевлением мышления, в первый раз постигшего себя в своей абсолютной абстрактности: лишь бытие есть, а небытия вовсе нет. – В восточных системах, главным образом в буддизме, ничто, пустота, является, как известно, абсолютные принципом. – Глубокомысленный Гераклит (говорил: «Этот мир, который для всех не сотворил никто из богов или людей, но всегда был, есть и будет вечно живым огнем, разгорающимся согласно мере и угасающим согласно мере». Мир по Гераклиту не сотворил ни богами или людьми, но вечно был, есть и вечно будет живым. Но у Гегеля потенциально сущий чистый разум Философа становится творцом мира не из Ничто, а из себя, а в религии, как сказал, то так и стало. – Ф.
) выдвинул в противоположность вышеуказанной простой и односторонней абстракции более высокое, целостное понятие становления и сказал: бытие столь же мало есть, как и небытие, или, выражая эту мысль также и иначе, говорил: «все течет», т. е. все есть становление. – Популярные, в особенности восточные, изречения, гласящие, что все, что есть, носит зародыш своего уничтожения в самом своем рождении, а смерть есть, наоборот, вступление в новую жизнь, (Понимал-ли Гегель как древние греки, что человек есть вечно сущее существо? Он знал сущность вечного бытия сущего в целом, то должен был бы догадываться о вечном бытии человека или только догадывался о вечном бытии сущего в целом. Гегель показал абстрактно становление Ничто в Нечто, но не показал становления Нечто в Ничто. – Ф.) выражают в сущности то же самое единение бытия и ничто. Но эти выражения предполагают субстрат, (Субстрат в форме второй материи, которая по Аристотелю имеет начало, основу бытия или субстанцию в первой материи, т. е. реальности Ничто, которая принципиально неопределимая. – Ф.) в котором совершается переход: бытие и ничто удерживаются вне друг друга во времени, представляются как бы чередующимися в нем, а не мыслятся в их абстрактности, и поэтому также и не мыслятся так, чтобы они сами по себе были одним и тем же. (Гегель самой логикой вынуждается признать реальность бытия Абсолюта Шеллинга, где отношения субъекта и объекта погашены, т.к. произошло распадения целого, т.е. единство человека души и тела, то последнее умирает и человек из реального телесного бытия переходит в чисто потенциальное существование и не где-то в мире идей Платона, а в существующем мире и прежде всего в сознании людей, т. к. знания Философа становятся сущностью души каждого человека, то я продолжаю жить в людях, а тело мое распадается на атомы и остается в существующем мире, но тогда, когда Нечто будут превращено в Ничто, то каждый будучи чисто потенциально сущий становится реально потенциально сущим и каждый родится в свое время и будет жить и творить зло или добро, то добро всегда будет побеждать зло и в конечном счете победит и мы снова после смерти будем жить, любить и бороться за вечное телесное бытие с его врагами в лице не только господствующего класса рабов вещей, но и рабов вещей из народа, то только от народа зависит быть или не быть? А народ есть с одной стороны бессознательный, то не знает, что он хочет, а с другой стороны то, что он знает есть заблуждение, то является абсолютно неразумным, дурным и спасти его от утраты вечного телесного бытия дано только Философу, то читайте и изучайте его научную «Философию чистого разума» и вы станете абсолютно свободные в духовном, политическом и экономическом отношении! – Ф.)
«Ex nihilo nihil fit» (ничто не происходит из ничего) – есть одно из тех положений, которым неко-гда приписывалось в метафизике большое значение. (Это был аргумент против метафизики, что она есть фикция! Т.к. из ничто не может происходить нечто! Но не только ученым с их творческим воображением, но и философам по призванию не дано понять, что философское понятие «Ничто» есть противоположность Нечто, т. е. материи, сущность которой есть пространство во времени, то её противоположность есть Ничто, которое лишено как пространства, так и времени, т.е. нечто, а именно бесконечность вне времени! Так и хочется мне назвать последних невежественными олухами и болванами в философии, т. е. профанами и дилетантвми! Но они виноватые без вины. – Ф.) В этом положении можно либо усматривать лишь бессодержательную тавтологию: ничто есть ничто; либо, если действительным смыслом этого положения является высказывание о становлении, приходится сказать, что так как из ничего становится ничто же, то на самом деле здесь нет речи о становлении, ибо ничто здесь так и остается ничем. «Становление» означает, что ничто не остается ничем, а переходит в свое другое, в бытие.
– Если позднейшая метафизика, главным образом христианская, отвергла положение, гласящее, что из ничего ничего не происходит, то она этим утверждала переход ничто в бытие; как бы синтетически) или, иначе сказать, в форме просто представления она ни брала последнее положение, все же даже в самом несовершенном соединении имеется точка, в которой бытие и ничто встречаются и их различие исчезает. – Подлинную свою важность положение: из ничего ничего не происходит, ничто есть именно ничто, получает благодаря его антагонизму к становлению вообще и, следовательно, также к сотворению мира из ничего. Те, которые утверждают положение: ничто есть именно ничто, и даже горячо отстаивают его, не сознают того, что они тем самым соглашаются с абстрактным пантеизмом элеатов и по сути дела также и со спинозовским пантеизмом. (Пантеизм (от древнегре- ческих слов παν (пан) — «всё, всякий» и θεός (теос) — «Бог, божество». ) – философское учение, отождествляющее
Бога и мир. (Пантеистами были Анаксимандр (611- 546 до Р.Х.), Гераклит (540 – 480 до Р.Х.) и Ксенофан (570 – 478 до Р.Х.). Стоики от Зенона Китийского (334 – 262 до Р.Х) до Марка Аврелия (161 -- 180). На Западе между IV и XV веками пантеизм был в упадке, рассматривался как ересь. Джордано Бруно (1548 - 1600) и Спиноза (1632 - 1677) были главными представителями пантеистического монизма с середины XVI до начала XVIII веков.
(Пантеистов я считаю объективными материалистами, а марксистов-ленинцев субъективными материалистами, т. к. они БОГа отрицают, как в материальной, так и идеальной форме, т.к. есть политические животные по Аристотелю, то для них есть только то, что можно видеть и пощупать руками, а все остальное от лукавого, т.е. есть бред идеалистов, теологов и богословов. – Ф.)) Философское воззрение, которое считает принципом положение: «бытие есть только бытие, ничто есть только ничто», заслуживает названия системы тождества; это абстрактное тождество представляет собою сущность пантеизма. (Тождество между мышлением и бытием открыл Шеллинг. – Ф.)
Если вывод, что бытие и ничто суть одно и то же, взятый сам по себе, кажется удивительным или парадоксальным, то мы в дальнейшем не должны обращать на это внимания; скорее приходится удивляться этому удивлению, которое показывает себя таким новичком в философии и забывает, что в этой науке встречаются совсем иные определения, чем те, которые имеют место в обыденном сознании и в так называемом здравом человеческом рассудке, который как раз не всегда есть здравый, а есть также рассудок, специально культивированный для абстракций и для веры в них или, вернее, для суеверного отношения к абстракциям. Было бы нетрудно показать наличие этого единства бытия и ничто на всяком примере во всякой действительной вещи или мысли. (Выше слава Гегеля я не комментирую, т. к. они ясны и понятны сами по себе. – Ф.) Относительно бытия и ничто следует сказать то же самое, что мы сказали выше относительно непосредственности и опосредствования (каковое последнее заключает в себе некое соотношение друг с другом и, значит, отрицание), а именно, что нет ничего ни на небе, ни на земле, что не содержало бы в себе и того и другого, и бытия и ничто. Так как при этом начинают говорить о каком-нибудь определен-ном нечто и действительном, то, разумеется, в этом нечто указанные определения уже больше не наличествуют в той совершенной неистинности, в каковой они выступают как бытие и ничто, а в некотором дальнейшем определении и понимаются, например, как положительное и отрицательное; первое есть положенное, рефлектированное бытие, а последнее есть положенное, рефлектированное ничто; но положительное и отрицательное содержат в себе как свою абстрактную основу первое – бытие, а второе – ничто. –
Так, например, в самом боге качество, деятельность, творение, могущество и т. д. содержат в себе по существу определение отрицательного, – они суть продуцирование некоторого другого. Но эмпирическое пояснение указанного положения примерами было бы здесь совершенно излишне. Так как «мы теперь знаем раз навсегда, что это единство бытия и ничто лежит в основании в качестве первой истины и составляет стихию всего последующего, то помимо самого становления все дальнейшие логические определения: наличное бытие, качество, да и вообще все понятия философии служат примерами этого единства. А так называющий себя обыкновенный или здравый человеческий рассудок, поскольку он отвергает нераздельность бытия и ничто, мы можем пригласить сделать попытку отыскать пример, в котором мы могли бы найти одно отделенным от другого (нечто от границы, предела, или бесконечное, бог, как мы только что упомянули, от деятельности). Только пустые, сочиненные мыслью вещи (Gedankendinge) – бытие и ничто – только сами они и суть такого рода раздельные, и их-то вышеуказанный рассудок предпочитает истине, нераздельности, которую мы повсюду имеем перед собой.
Нашим намерением не может быть всесторонне предупредить сбивчивые возражения, путаные соображения, выдвигаемые обыденным сознанием, когда оно имеет дело с таким логическим положением, ибо они неисчислимы. Мы можем упомянуть лишь о некоторых из них. Одной из причин такой путаницы служит, между прочим, то обстоятельство, что сознание привносит в такие абстрактные логические положения представления о некотором конкретном нечто и забывает, что речь идет вовсе не о таковом, а лишь о чистых абстракциях бытия и» ничто и что следует твердо держаться исключительно лишь этих последних.
Бытие и небытие суть одно и то же; следовательно, все равно, существую ли я или не существую, существует ли или не существует этот дом, обладаю ли я или не обладаю ста талерами. Это умозаключение или применение указанного положения совершенно меняет его смысл. В указанном положении говорится о чистых абстракциях бытия и ничто; применение же делает из них определенное бытие и определенное ничто. Но об определенном бытии, как уже сказано, здесь нет речи. Определенное, конечное бытие есть такое бытие, которое соотносится с чем-либо другим; оно есть содержание, находящееся в отношении необходимости с другим содержанием, со всем миром. Имея в виду взаимоопределяющую связь целого, метафизика могла выставить – в сущности говоря, тавтологическое – утверждение, что если бы была разрушена одна пылинка, то обрушилась бы вся вселенная. В примерах, приводимых против рассматриваемого нами положения, представляется небезразличным, есть ли нечто или его нет, не из-за бытия или небытия, а из-за его содержания, связывающего его с другими содержаниями. Когда предполагается некое определенное содержание, какое-либо определенное существование, то это существование, именно потому, что оно – определенное, находится в многообразном соотношении с другим содержанием. Для него небезразлично, есть ли известное другое содержание, с которым оно находится в соотношении, или его нет, ибо только благодаря такому соотношению оно существенно есть то, что оно есть. То же самое имеет место и в представлении (поскольку мы берем небытие в более определенном смысле, в котором оно означает то, что мы представляем себе, в противоположность тому, что действительно существует), в связи которого небезразлично, имеется ли бытие или отсутствие некоторого содержания, которое как определенное представляется нами в его соотношении с другим содержанием.
Простую мысль о чистом бытии как об абсолютном и как единственную истину высказали впервые элеаты, преимущественно Парменид, (Парменид (540 – 470 до Р.Х.) «Основным для него, как и для всей элейской школы, является наука о бытии, о сущем.
Теперь уже остался лишь об одном пути рассказ; что есть на этом пути многочисленные знамения и что это сущее, которое не возникло, непреходяще, что оно единое, целое, устойчивое и незаконченное.
Не было и никогда не будет — а сразу есть целое и единое, Или какой же ты хочешь найти ему повод? Как и откуда оно вырастало? Чтобы из несущего возникло, не позволю; ты бы сказал и подумал, ведь изречь и мыслить нельзя то, чего нет, чего не существует. И какая бы принудила необходимость сущее, чтобы оно из ничего ранее или позже возникло? Также должно оно или быть всюду, или попросту не быть.
Аристотель эти взгляды комментирует так: «Парменид… утверждает, что наряду с сущим не-сущее является ничем, с необходимостью полагая, что сущее есть одно и что нет ничего иного». Тяготение к материалистическому объяснению у Парменида (как и у Ксенофана) проявляется в отрицании «сотворения» сущего, в утверждении его вечности. Сущее не только вечно в своем существовании, оно также и неизменно». См. «История философии» (в кратком изложении) Москва «Мысль» 1991 С. 88 То мы видим, что Парменид понимает сущность бытия сущего только в форме Нечто, т. е. Природы, которая есть бесконечно существующая реальность, т.е. материалистически. Многие древнегреческие философы начиная с Анаксимандра, который понял сущность бытия мира в целом, Пифагор, Гераклид, Сократ, Демокрит, Платон разделяли распространенное в древней греческой философии VІ в. до н. э. представление о вечном возвращении мира к уже пройденному состоянию или о вечной повторяемости всех ситуаций и событий, происходящих в мире. т.е. греки знали о вечном бытии людей и один Парменид отрицал эту абсолютную истину! – Ф.) и последний в сохранившихся после него фрагментах высказал ее с чистым воодушевлением мышления, в первый раз постигшего себя в своей абсолютной абстрактности: лишь бытие есть, а небытия вовсе нет. – В восточных системах, главным образом в буддизме, ничто, пустота, является, как известно, абсолютные принципом. – Глубокомысленный Гераклит (говорил: «Этот мир, который для всех не сотворил никто из богов или людей, но всегда был, есть и будет вечно живым огнем, разгорающимся согласно мере и угасающим согласно мере». Мир по Гераклиту не сотворил ни богами или людьми, но вечно был, есть и вечно будет живым. Но у Гегеля потенциально сущий чистый разум Философа становится творцом мира не из Ничто, а из себя, а в религии, как сказал, то так и стало. – Ф.
) выдвинул в противоположность вышеуказанной простой и односторонней абстракции более высокое, целостное понятие становления и сказал: бытие столь же мало есть, как и небытие, или, выражая эту мысль также и иначе, говорил: «все течет», т. е. все есть становление. – Популярные, в особенности восточные, изречения, гласящие, что все, что есть, носит зародыш своего уничтожения в самом своем рождении, а смерть есть, наоборот, вступление в новую жизнь, (Понимал-ли Гегель как древние греки, что человек есть вечно сущее существо? Он знал сущность вечного бытия сущего в целом, то должен был бы догадываться о вечном бытии человека или только догадывался о вечном бытии сущего в целом. Гегель показал абстрактно становление Ничто в Нечто, но не показал становления Нечто в Ничто. – Ф.) выражают в сущности то же самое единение бытия и ничто. Но эти выражения предполагают субстрат, (Субстрат в форме второй материи, которая по Аристотелю имеет начало, основу бытия или субстанцию в первой материи, т. е. реальности Ничто, которая принципиально неопределимая. – Ф.) в котором совершается переход: бытие и ничто удерживаются вне друг друга во времени, представляются как бы чередующимися в нем, а не мыслятся в их абстрактности, и поэтому также и не мыслятся так, чтобы они сами по себе были одним и тем же. (Гегель самой логикой вынуждается признать реальность бытия Абсолюта Шеллинга, где отношения субъекта и объекта погашены, т.к. произошло распадения целого, т.е. единство человека души и тела, то последнее умирает и человек из реального телесного бытия переходит в чисто потенциальное существование и не где-то в мире идей Платона, а в существующем мире и прежде всего в сознании людей, т. к. знания Философа становятся сущностью души каждого человека, то я продолжаю жить в людях, а тело мое распадается на атомы и остается в существующем мире, но тогда, когда Нечто будут превращено в Ничто, то каждый будучи чисто потенциально сущий становится реально потенциально сущим и каждый родится в свое время и будет жить и творить зло или добро, то добро всегда будет побеждать зло и в конечном счете победит и мы снова после смерти будем жить, любить и бороться за вечное телесное бытие с его врагами в лице не только господствующего класса рабов вещей, но и рабов вещей из народа, то только от народа зависит быть или не быть? А народ есть с одной стороны бессознательный, то не знает, что он хочет, а с другой стороны то, что он знает есть заблуждение, то является абсолютно неразумным, дурным и спасти его от утраты вечного телесного бытия дано только Философу, то читайте и изучайте его научную «Философию чистого разума» и вы станете абсолютно свободные в духовном, политическом и экономическом отношении! – Ф.)
«Ex nihilo nihil fit» (ничто не происходит из ничего) – есть одно из тех положений, которым неко-гда приписывалось в метафизике большое значение. (Это был аргумент против метафизики, что она есть фикция! Т.к. из ничто не может происходить нечто! Но не только ученым с их творческим воображением, но и философам по призванию не дано понять, что философское понятие «Ничто» есть противоположность Нечто, т. е. материи, сущность которой есть пространство во времени, то её противоположность есть Ничто, которое лишено как пространства, так и времени, т.е. нечто, а именно бесконечность вне времени! Так и хочется мне назвать последних невежественными олухами и болванами в философии, т. е. профанами и дилетантвми! Но они виноватые без вины. – Ф.) В этом положении можно либо усматривать лишь бессодержательную тавтологию: ничто есть ничто; либо, если действительным смыслом этого положения является высказывание о становлении, приходится сказать, что так как из ничего становится ничто же, то на самом деле здесь нет речи о становлении, ибо ничто здесь так и остается ничем. «Становление» означает, что ничто не остается ничем, а переходит в свое другое, в бытие.
– Если позднейшая метафизика, главным образом христианская, отвергла положение, гласящее, что из ничего ничего не происходит, то она этим утверждала переход ничто в бытие; как бы синтетически) или, иначе сказать, в форме просто представления она ни брала последнее положение, все же даже в самом несовершенном соединении имеется точка, в которой бытие и ничто встречаются и их различие исчезает. – Подлинную свою важность положение: из ничего ничего не происходит, ничто есть именно ничто, получает благодаря его антагонизму к становлению вообще и, следовательно, также к сотворению мира из ничего. Те, которые утверждают положение: ничто есть именно ничто, и даже горячо отстаивают его, не сознают того, что они тем самым соглашаются с абстрактным пантеизмом элеатов и по сути дела также и со спинозовским пантеизмом. (Пантеизм (от древнегре- ческих слов παν (пан) — «всё, всякий» и θεός (теос) — «Бог, божество». ) – философское учение, отождествляющее
Бога и мир. (Пантеистами были Анаксимандр (611- 546 до Р.Х.), Гераклит (540 – 480 до Р.Х.) и Ксенофан (570 – 478 до Р.Х.). Стоики от Зенона Китийского (334 – 262 до Р.Х) до Марка Аврелия (161 -- 180). На Западе между IV и XV веками пантеизм был в упадке, рассматривался как ересь. Джордано Бруно (1548 - 1600) и Спиноза (1632 - 1677) были главными представителями пантеистического монизма с середины XVI до начала XVIII веков.
(Пантеистов я считаю объективными материалистами, а марксистов-ленинцев субъективными материалистами, т. к. они БОГа отрицают, как в материальной, так и идеальной форме, т.к. есть политические животные по Аристотелю, то для них есть только то, что можно видеть и пощупать руками, а все остальное от лукавого, т.е. есть бред идеалистов, теологов и богословов. – Ф.)) Философское воззрение, которое считает принципом положение: «бытие есть только бытие, ничто есть только ничто», заслуживает названия системы тождества; это абстрактное тождество представляет собою сущность пантеизма. (Тождество между мышлением и бытием открыл Шеллинг. – Ф.)
Если вывод, что бытие и ничто суть одно и то же, взятый сам по себе, кажется удивительным или парадоксальным, то мы в дальнейшем не должны обращать на это внимания; скорее приходится удивляться этому удивлению, которое показывает себя таким новичком в философии и забывает, что в этой науке встречаются совсем иные определения, чем те, которые имеют место в обыденном сознании и в так называемом здравом человеческом рассудке, который как раз не всегда есть здравый, а есть также рассудок, специально культивированный для абстракций и для веры в них или, вернее, для суеверного отношения к абстракциям. Было бы нетрудно показать наличие этого единства бытия и ничто на всяком примере во всякой действительной вещи или мысли. (Выше слава Гегеля я не комментирую, т. к. они ясны и понятны сами по себе. – Ф.) Относительно бытия и ничто следует сказать то же самое, что мы сказали выше относительно непосредственности и опосредствования (каковое последнее заключает в себе некое соотношение друг с другом и, значит, отрицание), а именно, что нет ничего ни на небе, ни на земле, что не содержало бы в себе и того и другого, и бытия и ничто. Так как при этом начинают говорить о каком-нибудь определен-ном нечто и действительном, то, разумеется, в этом нечто указанные определения уже больше не наличествуют в той совершенной неистинности, в каковой они выступают как бытие и ничто, а в некотором дальнейшем определении и понимаются, например, как положительное и отрицательное; первое есть положенное, рефлектированное бытие, а последнее есть положенное, рефлектированное ничто; но положительное и отрицательное содержат в себе как свою абстрактную основу первое – бытие, а второе – ничто. –
Так, например, в самом боге качество, деятельность, творение, могущество и т. д. содержат в себе по существу определение отрицательного, – они суть продуцирование некоторого другого. Но эмпирическое пояснение указанного положения примерами было бы здесь совершенно излишне. Так как «мы теперь знаем раз навсегда, что это единство бытия и ничто лежит в основании в качестве первой истины и составляет стихию всего последующего, то помимо самого становления все дальнейшие логические определения: наличное бытие, качество, да и вообще все понятия философии служат примерами этого единства. А так называющий себя обыкновенный или здравый человеческий рассудок, поскольку он отвергает нераздельность бытия и ничто, мы можем пригласить сделать попытку отыскать пример, в котором мы могли бы найти одно отделенным от другого (нечто от границы, предела, или бесконечное, бог, как мы только что упомянули, от деятельности). Только пустые, сочиненные мыслью вещи (Gedankendinge) – бытие и ничто – только сами они и суть такого рода раздельные, и их-то вышеуказанный рассудок предпочитает истине, нераздельности, которую мы повсюду имеем перед собой.
Нашим намерением не может быть всесторонне предупредить сбивчивые возражения, путаные соображения, выдвигаемые обыденным сознанием, когда оно имеет дело с таким логическим положением, ибо они неисчислимы. Мы можем упомянуть лишь о некоторых из них. Одной из причин такой путаницы служит, между прочим, то обстоятельство, что сознание привносит в такие абстрактные логические положения представления о некотором конкретном нечто и забывает, что речь идет вовсе не о таковом, а лишь о чистых абстракциях бытия и» ничто и что следует твердо держаться исключительно лишь этих последних.
Бытие и небытие суть одно и то же; следовательно, все равно, существую ли я или не существую, существует ли или не существует этот дом, обладаю ли я или не обладаю ста талерами. Это умозаключение или применение указанного положения совершенно меняет его смысл. В указанном положении говорится о чистых абстракциях бытия и ничто; применение же делает из них определенное бытие и определенное ничто. Но об определенном бытии, как уже сказано, здесь нет речи. Определенное, конечное бытие есть такое бытие, которое соотносится с чем-либо другим; оно есть содержание, находящееся в отношении необходимости с другим содержанием, со всем миром. Имея в виду взаимоопределяющую связь целого, метафизика могла выставить – в сущности говоря, тавтологическое – утверждение, что если бы была разрушена одна пылинка, то обрушилась бы вся вселенная. В примерах, приводимых против рассматриваемого нами положения, представляется небезразличным, есть ли нечто или его нет, не из-за бытия или небытия, а из-за его содержания, связывающего его с другими содержаниями. Когда предполагается некое определенное содержание, какое-либо определенное существование, то это существование, именно потому, что оно – определенное, находится в многообразном соотношении с другим содержанием. Для него небезразлично, есть ли известное другое содержание, с которым оно находится в соотношении, или его нет, ибо только благодаря такому соотношению оно существенно есть то, что оно есть. То же самое имеет место и в представлении (поскольку мы берем небытие в более определенном смысле, в котором оно означает то, что мы представляем себе, в противоположность тому, что действительно существует), в связи которого небезразлично, имеется ли бытие или отсутствие некоторого содержания, которое как определенное представляется нами в его соотношении с другим содержанием.