Файл: Между психотерапевтом и клиентом новые взаимоотношения.docx

«Мне кажется, я понимаю, о чем вы говорите. В некоторых слу­чаях вы, похоже, приходите сюда и разговариваете со мной, но вы не уверены, что это действительно вам что-то дает».

«Господи! Да Вы по-настоящему ее любите, не так ли?»

Роджерс излагает это так:

«Ощущать смущение (клиента) или его робость, или раздражение, или чувство, что его неправильно лечат, так, как если бы это ощущение было твоим собственным, однако без твоей собственной неуверенности или страха, или раздражения, или подозрительного опасения увязнуть во всем этом, — именно подобное состояние я и пытаюсь описать. Когда мир клиента понятен консультанту и он может свободно ориентировать­ся в нем, тогда он сможет передавать и то, что клиент плохо понимает, равно как и выражать значение опыта клиента, которое сам клиент не вполне осознает»²⁷.

 

Двое из учеников Роджерса, описали эмпатичных терапевтов²⁸. Вот упрощенный вариант этого описания:

 Эмпатичные терапевты:

• 
  Своими манерами и тоном показывают, что принимают эти отношения серьезно;
  
• 
  Осознают то, что клиент чувствует в данный момент;
  
• 
  Способны передавать это понимание на языке, созвучном с текущими чувствами;
  
• 
  Делают свои замечания так, чтобы они совпадали с настрое­нием и сущностью клиента. Эти замечания показывают тонкое понимание чувств, которые выражает в данный момент клиент, а также
  служат прояснению и расширению осознания чувств и переживаний клиента, включая и те, которые клиент осознает лишь частично;
  
• 
  Могут гармонировать с изменяющимся эмоциональным состоянием клиента, так чтобы он смог корректировать себя сам, когда обнаружат, что их понимание и замечания не достигают цели. Они чувствительны к своим ошибкам, но не цепляются за них, а легко, не оправдываясь, по ходу дела исправляют их;
  
• 
  Постоянно передают клиенту сообщение: «Я с тобой».
  

 

К сожалению, такое понимание в нашей обычной жизни встреча­ется редко. Не так часто случается, что родители или преподаватель, друг или любовник действительно пытаются понять значимость для нас тех или иных переживаний, равно как и мы не очень-то пытаемся понять, что они значат для них.

В повседневной жизни понимание, которое мы стремимся дать и получить, заключается в форме: «Я пони­маю, что заставляет тебя так поступать» или «я понимаю, что с тобой творится что-то неладное». Традиционно клиническое понимание видит­ся примерно так:

---

 

«Я думаю, вы в самом деле очень рассержены на женщин».

«Возможно, вы слишком сосредоточены на моих недостатках, чтобы не проявлять ваших чувств по этому поводу».

 

Для Роджерса это вовсе не понимание, а оценка и анализ. Это — со­зерцание жизни других людей в наших терминах, а не в их собственных.

Терапевтическая ценность эмпатического понимания кажется доста­точно ясной: если есть ощущение, что терапевт действительно пытается видеть мой мир так, как вижу его я, то чувствуется поддержка и стрем­лении к прояснению, а следовательно, к расширению понимания само­го себя. Подобная эмпатия учит быть эмпатичным к себе, спокойно осоз­навать свои переживания таким же образом, каким их осознает тера­певт. Как и агапе, эмпатия другого оказывает решающее влияние на самоуважение. Если терапевт считает ценными время и усилия, затра­ченные на попытку понять мои переживания, то и я должен это ценить.

 

Безусловное положительное отношение

Третье необходимое качество эффективного терапевта — безуслов­ное положительное отношение. Позиция Роджерса такова, что если я не на вашей стороне, если действительно не воспринимаю по-насто­ящему вашу сторону, то мне нечего делать вместе с вами в терапевтичес­ком кабинете. Моделью такого определения служит любящий родитель, который «ценит» своего ребенка. Этот родитель испытывает сильные положительные чувства к ребенку, чувства, не являющиеся собственни­ческими и не требующие от ребенка быть таким, каким его хотят видеть. Родитель свидетельствует, что даже если время от времени ребенок и вызывает раздражение, гнев, недовольство или отвращение, то все рав­но, no-существу, ребенок любим и мил, неважно, за что. Клиент также может обнаруживать (что, как правило, и делает) в себе чувства и поступки, противоречащие взглядам терапевта или его эстетичес­ким принципам. Успешная терапия зависит от того, насколько в таких случаях терапевт в состоянии учитывать человеческую полноценность клиентов, отстаивающих свой собственный путь роста и развития, при­надлежащий им по праву рождения. И этот путь должен быть оценен фактом своего существования.

---

Важным в позиции Роджерса является понимание того, что в этих чувствах нет места патерналистскому или сентиментальному тону, кли­енту должна быть предоставлена возможность быть независимой само­стоятельной личностью.

Допустим, я прихожу к хирургу с жалобой на какое-то недомога­ние, хирург при этом может невзлюбить меня и даже не проявить ко мне уважения. Эта ситуация переживается мной как малоприятная, но если хирург — опытный и ответственный специалист, то, вероятнее всего, я уйду от него таким же, как и в случае, если бы он меня любил, слов­но родного брата. Роджерс считал, что если рассматривать психоте­рапию по аналогии с медициной, то можно натолкнуться на серьезные трудности в плане психотерапевтической практики и при обучении пси­хотерапевтов. Мы не проводим психотерапию так, как хирург проводит операцию, а сами являемся терапией, и без существенной составляю­щей — безусловного положительного отношения — никакого успеха не получится.

Мало кто из нас имел родителей, способных на высокую безуслов­ную оценку. Многие усвоили, что мы любимы, только когда делаем что-то удовлетворяющее наших родителей или выказываем приятные им чувства. Это может быть нечто желаемое или неугрожающее, или то, чем они могли бы гордиться. Большей частью наши чувства, желания и порывы не входят в категорию «удовлетворяющее наших родителей», Достаточно рано мы узнаем, что такие чувства и порывы нежелательны, а это приводит к пониманию того, что они — плохие. После этого нетру­дно понять, как впоследствии теряется близость с нашей глубинной природой:

• 
  Если я узнаю, что во имя любви ближнего должен испытывать только хорошие чувства и хорошие порывы,
  
• 
  И если я прихожу к убеждению, что моя подлинная самость на­полнена плохими чувствами и плохими порывами,
  
• 
  То я пытаюсь отрицать те части моей сути, к которым испытываю столь мрачные подозрения.
  

Если цель терапевта — стремление сделать исследование глубинной природы клиента безопасным для него, то можно понять, почему Род­жерс считал необходимым безусловное положительное отношение.

 

---

Три характерных качества как континуум

 

Искренность, эмпатия и безусловное положительное отношение являются, таким образом, тремя элементами, которые Роджерс считал необходимыми для успешных клинических взаимоотношений. Я уверен, вам думается, что если бы каждый из нас мог быть всегда вполне искренним, эмпатичным и радушным, то мы находились бы в штате Нирвана или на небесах и не имели бы в наличии земных клиентов. То же самое полагал и Роджерс. Он не думал, что простой смертный может быть совершенным хотя бы в одном из этих трех качеств.

Роджерс рас­сматривал каждый из этих атрибутов как континуум и считал, что искусство терапевта состоит всецело из развития собственных способ­ностей продвигаться дальше и дальше вдоль каждой из трех составля­ющих этого континуума. Чем дальше продвигаешься, тем более искус­ным терапевтом становишься.

 

Значение теории Роджерса

 

Смысл роджерсовской теории кроется в глубоком радикализме. Один из ее выводов заключается в том, что специальные интеллектуаль­ные или профессиональные знания малообязательны для терапевта; во всяком случае, эти знания приносят ни так уж много пользы. Изучение теорий и техник, какими бы интересными они ни казались, особой цен­ности для терапевта не имеет²⁹. Тренинг может быть полезным, даже очень полезным, но этот тренинг не должен сводиться к приобретению знаний. Здесь уместнее обучение, основанное на сопереживании, то есть род тренинга, который помог бы терапевтам расширить свое самосозна­ние так, чтобы стать более искренними во всех проявлениях своей жиз­ни, в том числе развить чувствительность и эмпатию в работе с клиен­тами. Этот тренинг дал бы им возможность прийти к соглашению со сво­ими скрытыми предубеждениями, обидами и освободиться от них в оценке клиентов.

Как я уже говорил, Роджерс не считал себя терапевтом для работы в группах встреч, он не видел необходимости разделять с клиентом каждое мимолетное чувство. Однако в начале 60-х годов Роджерс про­водил достаточно много времени, работая в группах встреч и группах развития сенситивных навыков. Тогда он рассматривал эти группы как некий потенциал для тренинга, развивающего качества, которые, по его мнению, были необходимы терапевту. И очень сожалел о том, что развитие сенситивности почти нигде не входило в обязательную про­грамму обучения терапевтов

---

³⁰.

Другой радикальный момент во взглядах Роджерса заключается в том, что он не видел никакой терапевтической ценности в диагнозе³¹. Существование категорий, в рамки которых можно было определить клиента, не добавляло ни капли к эффективности работы терапевта. Нет особых различий в том, считает ли кто-то своего клиента «погра­ничником», нарциссом, шизофреником или слегка подавленным. Если вы сможете быть искренними и сумеете передать клиентам, что цените их как людей и это — ваша твердая позиция, и если вам удастся проде­лать все это в достаточной мере, то ваши клиенты будут развиваться и изменяться, какой бы ярлык или клинический диагноз им ни присва­ивался.

(Роджерс пришел к пониманию, что с клиентами, которые не настроены на перемены, работать тяжело; здесь изменения маловеро­ятны. Он обнаружил, что у многих людей, диагностированных как шизофреники, подобная мотивация отсутствовала, равно как и у паци­ентов с другими диагнозами.)

Мысль Роджерса о составляющих успешной терапии подразуме­вает и определенную философскую позицию. Роджерс считал целью жизни «быть таким, какой ты есть на самом деле»³². Трудности у наших клиентов возникают потому, что они блестяще вызубрили: неприемлемо быть таким, какой ты есть. Поэтому Роджерс учил терапевтов выслуши­вать клиентов внимательнейшим образом, чтобы знать, кто же есть его клиент на самом деле. По мере того как терапевт тщательно следит за этим, клиент постепенно узнает, что с ним все в порядке, а так как Род­жерс считал, что быть самим собой — составляет смысл и цель жизни, то легко понять, почему для него самопринятие было наибольшей цен­ностью, которую терапевт только и может предоставить клиенту.

Роджерс говорил, что работа терапевта будет полезной тогда, когда, взаимодействуя с клиентом, он поддерживает философскую позицию, сходную со своей³³. В противном случае он, вероятно, направит клиента в русло бытия, которое ему, терапевту, представляется уместным для клиента. По мнению Роджерса, позиции некоторых терапевтов про­сто не соответствуют точке зрения, которую он представлял. Вот приме­ры этих несовместимых установок:

• 
  Людей невозможно представить в оценочном контексте, они по­просту могут быть либо интересными, либо — нет.
  
• 
  Люди могут быть даже и не особенно интересными, но они дают материал для книг и статей, в которых высказываются идеи, а уж идеи определенно бывают интересны.
  
• 
  Терапевты скоро узнают о клиенте все, что есть интересного. Остальная работа заключается в том, чтобы помочь узнать это само­му клиенту.
  
• 
  Терапевтическая теория управляет всеми данными. Когда соб­рано достаточно сведений, то клиента можно будет «втиснуть» в какую-нибудь теорию.
  
• 
  Нельзя доверять клиентам выбор собственного пути. Если предо­ставить их самим себе, они будут сопротивляться, защищаться и делать все, чтобы препятствовать дальнейшему развитию. Работа терапевта заключается в том, чтобы защищать клиента от таких саморазрушительных тенденций.
  
• 
  Это значит, что терапевт знает лучше, чем клиенты, что хорошо для них, и пытается выработать способ влияния на клиентов ради их же блага.
  

---