Файл: Лекция 5 Литература эпохи Зрелого Средневековья. План Французский героический эпос. Испанский героический эпос.docx
ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 12.01.2024
Просмотров: 205
Скачиваний: 1
ВНИМАНИЕ! Если данный файл нарушает Ваши авторские права, то обязательно сообщите нам.
сравнений, метафор. Совершенно отсутствует христианская фантастика, если не считать явления Сиду во сне, накануне его отъезда, архангела Михаила. Совсем нет также гиперболизма в изображении боевых моментов. Изображения единоборств очень редки и носят менее жестокий характер, чем во французском эпосе; преобладают массовые схватки, причем знатные лица иногда погибают от руки безыменных воинов.
В поэме отсутствует исключительность рыцарских чувств. Певец откровенно подчёркивает важность для бойца добычи, наживы, денежной базы всякого военного предприятия. Примером может служить тот способ, каким в начале поэмы Сид раздобыл деньги, необходимые для похода. Певец никогда не забывает упомянуть о размере военной добычи, о доле, доставшейся каждому бойцу, о части, отосланной Сидом королю. В сцене тяжбы с инфантами де Каррион Сид прежде всего требует возвращения мечей и приданого, а затем уже поднимает вопрос об оскорблении чести. Он всё время ведёт себя как расчётливый, разумный хозяин.
В соответствии с бытовыми мотивами подобного рода видную роль играет семейная тематика. Дело не только в том, какое место занимают в поэме история первого замужества дочерей Сида и яркая концовка картины второго, счастливого их брака, но и в том, что семейные, родственные чувства со всей их задушевной интимностью постепенно выступают в поэме на первый план.
Замечательна по своей сердечности картина прощания перед выездом Сида с детьми и женой, доньей Хименой, которой отпустить его «горше, чем сдёрнуть ноготь с перста». Первая забота Сида, после того как он стал самостоятельным властителем, это соединиться со своей семьёй. Когда под стенами Валенсии появляются полчища мавров, Сид просит жену и дочерей смотреть с городских стен, как он будет сражаться, закрепляя для них завоеванные владения.
Сид представлен, вопреки истории, только «инфансоном», т.е. рыцарем, имеющим вассалов, но не принадлежащим к высшей знати. Он изображён исполненным самосознания и достоинства, но вместе с тем добродушия и простоты в обращении со всеми, чужд всякой аристократической спеси.
Нормы рыцарской практики неизбежным образом определяют основные линии деятельности Сида, но не его личный характер: сам он, максимально свободный от рыцарских замашек, выступает в поэме как подлинно народный герой.
Эта демократизация образа Сида и глубоко демократический народный тон поэмы о нём имеют своим основанием отмеченный выше народный характер реконкисты. Несмотря на отход поэмы от исторической действительности и господство в сюжете вымысла, в ней отражены глубокие чувства, одушевлявшие испанский народ в пору реконкисты. Это горячий патриотизм, поднимавший народ на борьбу не только с маврами, но и с французами, укреплявшими феодальное начало, вообще с всякими иноземными захватчиками;
В конце XIV в. широкое эпическое творчество (в форме героических поэм) в Испании ослабевает, а в начале XV в. совершенно прекращается. Исчезают условия, приводившие к созданию больших эпических образов. С одной стороны, историография, с другой – роман и повесть оттесняют эпические поэмы, быстро теряющие свой авторитет. Рост грамотности, развитие городов, первые ренессансные веяния, идущие из Италии, ориентируют литературные интересы и идеалы в других направлениях.
Однако старый эпос не умирает. Изменив форму, он продолжает жизнь. В конце XIV или в начале XV в. появляются первые романсы. Самыми ранними из них были, по-видимому, так называемые «пограничные романсы», которые люди из народа, нередко солдаты, во время войн с королевством Гранада сочиняли, импровизируя под аккомпанемент гитары.
В этих романсах воспевались как стычки с маврами, так и случаи мирного общения с ними; иногда сюда проникали даже мотивы новеллистического творчества мавров, меланхолические любовные истории. Это была своего рода хроника пограничной жизни, дневник виденного и пережитого, а вместе с тем средство развлечения.
Вскоре певцы-любители, стремясь расширить свой репертуар, стали по образцу этих пограничных романсов слагать романсы на старые эпические темы, выбирая из героических поэм отдельные, особенно яркие и волнующие эпизоды или ситуации (иногда несколько вырванных из контекста стихов). Таким путём возникли так называемые «старые романсы», никогда, по-видимому, не записывавшиеся и дошедшие до нас лишь в печатных изданиях XVI века.
В этих романсах слушатель сразу, без каких-либо пояснений, вводится в готовую ситуацию, иногда – в самый разгар действия. Один из романсов начинается так: «Устав сражаться, прилегли семь братьев, которых зовут инфантами Лары»; другой: «Трогается в путь мавр Аликанте в вечер святого Киприана; он везёт с собой семь голов»; ещё один: «Взят в плен Фернан Гонсалес, великий граф Кастилии».
Чтобы понять содержание такого романса, слушатель должен был знать сюжет всей поэмы. Несомненно, что сюжеты эти долгое время держались в народной памяти. Существует несколько групп «старых романсов», посвящённых сказаниям о Сиде (в которых образ его развивается главным образом по линии «Родриго», а не «Песни о Сиде»), об инфантах Лары, о Фернане Гонсалесе и других.
В эпоху Возрождения жанр эпических романсов начинают разрабатывать крупные индивидуальные поэты, включая таких мастеров, как Лопе де Вега и Гонгора. Развитие романсов продолжалось до XVIII в., и ещё недавно можно было встретить эпические романсы, хотя порой в сильно изменённом виде, в странах Южной Америки, на Канарских островах, в Марокко и даже на Балканах, где их распевали потомки выселенных из Испании в конце XV в. евреев.
Героический эпос в Германии.
В XII веке в Германии впервые возникает светская художественная литература на немецком языке, зафиксированная в письменных памятниках. Она служит выражением идеологии уже сложившегося к этому времени феодального общества и в то же время существенным орудием её формирования и развития.
Эта новая светская литература немецкого рыцарства имеет разные источники. С одной стороны, она импортирует новые сюжеты и жанры из Франции, классической страны западноевропейского феодализма, откуда в Германию проникла новая рыцарская культура и идеология. Именно во Франции впервые сложились в подлинном смысле классические образцы рыцарской литературы, которые в остальных странах Западной Европы служили предметом переводов и подражаний.
С другой стороны, творчество феодальных кругов опирается на старую национальную традицию героического эпоса и народной обрядовой лирики, переработанную в той или иной степени в духе рыцарской идеологии.
Германский героический эпос, засвидетельствованный в древненемецкой письменности лишь небольшим отрывком «Песни о Хильдебранте», продолжал существовать в народной эпической традиции всего раннего средневековья, несмотря на преследование церковью «языческих песен».
Вместе с упадком дружинного быта и формированием феодального общества исчезает дружинный певец, но его эпический репертуар переходит к шпильману, новому типу бродячего профессионального певца; по-прежнему он встречает интерес и в верхах феодального общества, и в широких народных массах, где, по свидетельству латинских хроникеров, не только слушали, но и «пели» о королях и героях старого времени.
Шпильманы вносят в старинные эпические сказания значительные сюжетные изменения. Сказания эти подвергаются христианизации и феодализации, переносятся в рамки новых общественных отношений.
Архаическое искусство аллитерации заменяется рифмой, заимствованной из латинской и немецкой клерикальной поэзии, что приводит к полной стилистической перестройке традиционных формул эпического языка.
Развитие рыцарской культуры в XII в. ставит перед искусством шпильмана новые задачи. Героический эпос с его воинскими идеалами должен был занять почётное место в новой светской литературе феодального общества. Под влиянием образцов, заимствованных из Франции (перевод «Песни о Роланде» попа Конрада Регенсбургского, около 1130 г., и др.), старинные эпические песни о Зигфриде и гибели Нибелунгов, о Дитрихе Бернском, Вальтере Аквитанском и многие другие перерабатываются в обширные эпические поэмы, которые предназначаются уже не для песенного исполнения, а для рецитации по рукописи шпильманом или учёным клириком.
В этом существенное различие между средневековым немецким эпосом и русскими былинами или южнославянскими эпическими песнями. Былины и «юнацкие песни» дошли до нас в живой традиции народного творчества и устного исполнения народными певцами, тогда как немецкие средневековые эпические песни в своей первоначальной народной форме остались не записанными и сохранились только в литературной обработке конца XII-XIII вв.
При этой обработке народные эпические сказания подверглись более или менее значительному влиянию рыцарской идеологии и новых литературных форм. «Песнь о Нибелунгах» написана около 1200 г., после переводных рыцарских романов Гартмана фон Ауэ и одновременно с рыцарской лирикой Вальтера фон дер Фогельвейде.
Но сквозь внешний налёт куртуазных отношений нового рыцарского быта и идеологии отчётливо проступает старое народное содержание сказания, свободное от узкой сословной ограниченности, специфической для рыцарских романов куртуазного стиля. Простота и грубость, суровость и жестокость сохраняются и в позднейших обработках сказания о Нибелунгах как неизжитое наследие эпохи варварства.
Сюжеты немецкого эпоса XII-XIII вв. восходят по своему происхождению к племенным эпическим песням эпохи «великого переселения народов». Старые племенные противоположности эпических сюжетов выступают достаточно отчётливо и в эту, более позднюю эпоху. Отдельные сюжеты или циклы ещё сохраняют свою самостоятельность.
Франкский эпос о Зигфриде, бургундский – о Гунтере, готский – о Дитрихе и Эрманарике сближаются, но они ещё не объединились в эпос немецкий. Процесс объединения остался незавершённым ввиду отсутствия для этого исторических предпосылок в феодально-раздробленной средневековой Германии.
Поэтому средневековый немецкий эпос не является в такой степени национальным, как эпос французский или испанский. Его герои не выступают защитниками родины или народа от иноплеменных захватчиков (как Роланд или Сид), их богатырские подвиги ограничены интересами личными и семейно-родовыми, племенными и феодальными.
Характерно, что центром циклического объединения племенных эпических сказаний в процессе развития немецкого эпоса постепенно становится король гуннов Этцель (Аттила). Этот иноплеменный властитель играет в позднейших немецких героических сказаниях ту же роль идеального эпического монарха, которая принадлежит Карлу Великому в старофранцузском эпосе и князю Владимиру в русском.
Литературная обработка старых эпических песен в героические поэмы происходит почти исключительно на юго-востоке Германии, в придунайских землях, на территории Баварии и Австрии, где ещё не сложилась в полной мере новая рыцарская культура. На западе, в передовых прирейнских землях, немецкое рыцарство увлекается в это время куртуазными романами, импортированными из Франции уже с 1170-х годов. Старая героическая песня осталась здесь народным искусством, которое не нашло отражения в письменной литературе феодального общества.
«Песнь о Нибелунгах» (ок. 1200 г.) представляет собой обширную поэму, состоящую из 39 песен («авантюр») и насчитывающую около 10000 стихов, объединённых в строфы по четыре стиха (с парными рифмами). Немецкая «Песнь о Нибелунгах» является результатом трансформации старинного эпического сказания под влиянием рыцарской литературы конца XII века.
На последней ступени этой трансформации «Нибелунги» приближаются к типу рыцарского романа, рассказывающего о любви и мести Кримхильды, с типичными мотивами рыцарского служения даме, супружеской любви, феодальной чести и верности.
Зигфрид изображается как королевич знатного рода и рыцарского воспитания, полюбивший Кримхильду по слухам о её красоте. Кримхильда в течение многих лет хранит верность любимому мужу, с которым живёт в идиллических семейных отношениях. Пышные праздники, пиршества и турниры чередуются с битвами, в которых проявляются воинская доблесть и сила витязей.
Поэма развёртывает идеальную картину военной и мирной жизни феодального общества в эпоху расцвета рыцарской культуры. Широкое и развёрнутое эпическое повествование далеко ушло от стиля краткой героической песни, засвидетельствованного в «Эдде» или в «Песне о Хильдебранте». Оно богато эпизодами и описательными подробностями, разговорными сценами и картинами душевных переживаний героев.
В поэме отсутствует исключительность рыцарских чувств. Певец откровенно подчёркивает важность для бойца добычи, наживы, денежной базы всякого военного предприятия. Примером может служить тот способ, каким в начале поэмы Сид раздобыл деньги, необходимые для похода. Певец никогда не забывает упомянуть о размере военной добычи, о доле, доставшейся каждому бойцу, о части, отосланной Сидом королю. В сцене тяжбы с инфантами де Каррион Сид прежде всего требует возвращения мечей и приданого, а затем уже поднимает вопрос об оскорблении чести. Он всё время ведёт себя как расчётливый, разумный хозяин.
В соответствии с бытовыми мотивами подобного рода видную роль играет семейная тематика. Дело не только в том, какое место занимают в поэме история первого замужества дочерей Сида и яркая концовка картины второго, счастливого их брака, но и в том, что семейные, родственные чувства со всей их задушевной интимностью постепенно выступают в поэме на первый план.
Замечательна по своей сердечности картина прощания перед выездом Сида с детьми и женой, доньей Хименой, которой отпустить его «горше, чем сдёрнуть ноготь с перста». Первая забота Сида, после того как он стал самостоятельным властителем, это соединиться со своей семьёй. Когда под стенами Валенсии появляются полчища мавров, Сид просит жену и дочерей смотреть с городских стен, как он будет сражаться, закрепляя для них завоеванные владения.
Сид представлен, вопреки истории, только «инфансоном», т.е. рыцарем, имеющим вассалов, но не принадлежащим к высшей знати. Он изображён исполненным самосознания и достоинства, но вместе с тем добродушия и простоты в обращении со всеми, чужд всякой аристократической спеси.
Нормы рыцарской практики неизбежным образом определяют основные линии деятельности Сида, но не его личный характер: сам он, максимально свободный от рыцарских замашек, выступает в поэме как подлинно народный герой.
Эта демократизация образа Сида и глубоко демократический народный тон поэмы о нём имеют своим основанием отмеченный выше народный характер реконкисты. Несмотря на отход поэмы от исторической действительности и господство в сюжете вымысла, в ней отражены глубокие чувства, одушевлявшие испанский народ в пору реконкисты. Это горячий патриотизм, поднимавший народ на борьбу не только с маврами, но и с французами, укреплявшими феодальное начало, вообще с всякими иноземными захватчиками;
В конце XIV в. широкое эпическое творчество (в форме героических поэм) в Испании ослабевает, а в начале XV в. совершенно прекращается. Исчезают условия, приводившие к созданию больших эпических образов. С одной стороны, историография, с другой – роман и повесть оттесняют эпические поэмы, быстро теряющие свой авторитет. Рост грамотности, развитие городов, первые ренессансные веяния, идущие из Италии, ориентируют литературные интересы и идеалы в других направлениях.
Однако старый эпос не умирает. Изменив форму, он продолжает жизнь. В конце XIV или в начале XV в. появляются первые романсы. Самыми ранними из них были, по-видимому, так называемые «пограничные романсы», которые люди из народа, нередко солдаты, во время войн с королевством Гранада сочиняли, импровизируя под аккомпанемент гитары.
В этих романсах воспевались как стычки с маврами, так и случаи мирного общения с ними; иногда сюда проникали даже мотивы новеллистического творчества мавров, меланхолические любовные истории. Это была своего рода хроника пограничной жизни, дневник виденного и пережитого, а вместе с тем средство развлечения.
Вскоре певцы-любители, стремясь расширить свой репертуар, стали по образцу этих пограничных романсов слагать романсы на старые эпические темы, выбирая из героических поэм отдельные, особенно яркие и волнующие эпизоды или ситуации (иногда несколько вырванных из контекста стихов). Таким путём возникли так называемые «старые романсы», никогда, по-видимому, не записывавшиеся и дошедшие до нас лишь в печатных изданиях XVI века.
В этих романсах слушатель сразу, без каких-либо пояснений, вводится в готовую ситуацию, иногда – в самый разгар действия. Один из романсов начинается так: «Устав сражаться, прилегли семь братьев, которых зовут инфантами Лары»; другой: «Трогается в путь мавр Аликанте в вечер святого Киприана; он везёт с собой семь голов»; ещё один: «Взят в плен Фернан Гонсалес, великий граф Кастилии».
Чтобы понять содержание такого романса, слушатель должен был знать сюжет всей поэмы. Несомненно, что сюжеты эти долгое время держались в народной памяти. Существует несколько групп «старых романсов», посвящённых сказаниям о Сиде (в которых образ его развивается главным образом по линии «Родриго», а не «Песни о Сиде»), об инфантах Лары, о Фернане Гонсалесе и других.
В эпоху Возрождения жанр эпических романсов начинают разрабатывать крупные индивидуальные поэты, включая таких мастеров, как Лопе де Вега и Гонгора. Развитие романсов продолжалось до XVIII в., и ещё недавно можно было встретить эпические романсы, хотя порой в сильно изменённом виде, в странах Южной Америки, на Канарских островах, в Марокко и даже на Балканах, где их распевали потомки выселенных из Испании в конце XV в. евреев.
Героический эпос в Германии.
В XII веке в Германии впервые возникает светская художественная литература на немецком языке, зафиксированная в письменных памятниках. Она служит выражением идеологии уже сложившегося к этому времени феодального общества и в то же время существенным орудием её формирования и развития.
Эта новая светская литература немецкого рыцарства имеет разные источники. С одной стороны, она импортирует новые сюжеты и жанры из Франции, классической страны западноевропейского феодализма, откуда в Германию проникла новая рыцарская культура и идеология. Именно во Франции впервые сложились в подлинном смысле классические образцы рыцарской литературы, которые в остальных странах Западной Европы служили предметом переводов и подражаний.
С другой стороны, творчество феодальных кругов опирается на старую национальную традицию героического эпоса и народной обрядовой лирики, переработанную в той или иной степени в духе рыцарской идеологии.
Германский героический эпос, засвидетельствованный в древненемецкой письменности лишь небольшим отрывком «Песни о Хильдебранте», продолжал существовать в народной эпической традиции всего раннего средневековья, несмотря на преследование церковью «языческих песен».
Вместе с упадком дружинного быта и формированием феодального общества исчезает дружинный певец, но его эпический репертуар переходит к шпильману, новому типу бродячего профессионального певца; по-прежнему он встречает интерес и в верхах феодального общества, и в широких народных массах, где, по свидетельству латинских хроникеров, не только слушали, но и «пели» о королях и героях старого времени.
Шпильманы вносят в старинные эпические сказания значительные сюжетные изменения. Сказания эти подвергаются христианизации и феодализации, переносятся в рамки новых общественных отношений.
Архаическое искусство аллитерации заменяется рифмой, заимствованной из латинской и немецкой клерикальной поэзии, что приводит к полной стилистической перестройке традиционных формул эпического языка.
Развитие рыцарской культуры в XII в. ставит перед искусством шпильмана новые задачи. Героический эпос с его воинскими идеалами должен был занять почётное место в новой светской литературе феодального общества. Под влиянием образцов, заимствованных из Франции (перевод «Песни о Роланде» попа Конрада Регенсбургского, около 1130 г., и др.), старинные эпические песни о Зигфриде и гибели Нибелунгов, о Дитрихе Бернском, Вальтере Аквитанском и многие другие перерабатываются в обширные эпические поэмы, которые предназначаются уже не для песенного исполнения, а для рецитации по рукописи шпильманом или учёным клириком.
В этом существенное различие между средневековым немецким эпосом и русскими былинами или южнославянскими эпическими песнями. Былины и «юнацкие песни» дошли до нас в живой традиции народного творчества и устного исполнения народными певцами, тогда как немецкие средневековые эпические песни в своей первоначальной народной форме остались не записанными и сохранились только в литературной обработке конца XII-XIII вв.
При этой обработке народные эпические сказания подверглись более или менее значительному влиянию рыцарской идеологии и новых литературных форм. «Песнь о Нибелунгах» написана около 1200 г., после переводных рыцарских романов Гартмана фон Ауэ и одновременно с рыцарской лирикой Вальтера фон дер Фогельвейде.
Но сквозь внешний налёт куртуазных отношений нового рыцарского быта и идеологии отчётливо проступает старое народное содержание сказания, свободное от узкой сословной ограниченности, специфической для рыцарских романов куртуазного стиля. Простота и грубость, суровость и жестокость сохраняются и в позднейших обработках сказания о Нибелунгах как неизжитое наследие эпохи варварства.
Сюжеты немецкого эпоса XII-XIII вв. восходят по своему происхождению к племенным эпическим песням эпохи «великого переселения народов». Старые племенные противоположности эпических сюжетов выступают достаточно отчётливо и в эту, более позднюю эпоху. Отдельные сюжеты или циклы ещё сохраняют свою самостоятельность.
Франкский эпос о Зигфриде, бургундский – о Гунтере, готский – о Дитрихе и Эрманарике сближаются, но они ещё не объединились в эпос немецкий. Процесс объединения остался незавершённым ввиду отсутствия для этого исторических предпосылок в феодально-раздробленной средневековой Германии.
Поэтому средневековый немецкий эпос не является в такой степени национальным, как эпос французский или испанский. Его герои не выступают защитниками родины или народа от иноплеменных захватчиков (как Роланд или Сид), их богатырские подвиги ограничены интересами личными и семейно-родовыми, племенными и феодальными.
Характерно, что центром циклического объединения племенных эпических сказаний в процессе развития немецкого эпоса постепенно становится король гуннов Этцель (Аттила). Этот иноплеменный властитель играет в позднейших немецких героических сказаниях ту же роль идеального эпического монарха, которая принадлежит Карлу Великому в старофранцузском эпосе и князю Владимиру в русском.
Литературная обработка старых эпических песен в героические поэмы происходит почти исключительно на юго-востоке Германии, в придунайских землях, на территории Баварии и Австрии, где ещё не сложилась в полной мере новая рыцарская культура. На западе, в передовых прирейнских землях, немецкое рыцарство увлекается в это время куртуазными романами, импортированными из Франции уже с 1170-х годов. Старая героическая песня осталась здесь народным искусством, которое не нашло отражения в письменной литературе феодального общества.
«Песнь о Нибелунгах» (ок. 1200 г.) представляет собой обширную поэму, состоящую из 39 песен («авантюр») и насчитывающую около 10000 стихов, объединённых в строфы по четыре стиха (с парными рифмами). Немецкая «Песнь о Нибелунгах» является результатом трансформации старинного эпического сказания под влиянием рыцарской литературы конца XII века.
На последней ступени этой трансформации «Нибелунги» приближаются к типу рыцарского романа, рассказывающего о любви и мести Кримхильды, с типичными мотивами рыцарского служения даме, супружеской любви, феодальной чести и верности.
Зигфрид изображается как королевич знатного рода и рыцарского воспитания, полюбивший Кримхильду по слухам о её красоте. Кримхильда в течение многих лет хранит верность любимому мужу, с которым живёт в идиллических семейных отношениях. Пышные праздники, пиршества и турниры чередуются с битвами, в которых проявляются воинская доблесть и сила витязей.
Поэма развёртывает идеальную картину военной и мирной жизни феодального общества в эпоху расцвета рыцарской культуры. Широкое и развёрнутое эпическое повествование далеко ушло от стиля краткой героической песни, засвидетельствованного в «Эдде» или в «Песне о Хильдебранте». Оно богато эпизодами и описательными подробностями, разговорными сценами и картинами душевных переживаний героев.