ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 01.05.2024
Просмотров: 273
Скачиваний: 1
Нам известно, какими лишениями, жертвами и каким подвижничеством завоевал наш народ победу в Великой Отечественной войне. Но если война не коснулась человека лично, если он молод и родился уже после войны, то он знает это больше, чем чувствует. Однако когда тот же молодой человек смотрит кинофильм «Баллада о солдате» либо «Дом, в котором я живу», или видит на сцене спектакль по пьесе В. Розова «Вечно живые», или читает повесть о войне, написанную Василем Быковым или Константином Воробьевым,— его знания о войне, его восприятие войны получают совсем иной характер.
«Вместе с героями романов, повестей, фильмов, спектаклей участники войны как бы снова проходят по горячему снегу фронтовых дорог, еще и еще раз преклоняясь перед силой духа живых и мертвых своих соратников. А молодое поколение чудодейством искусства становится сопричастным к подвигу его отцов или тех совсем юных девчат, для которых тихие зори стали часом их бессмертия во имя свободы Родины»,— говорил Леонид Ильич Брежнев на XXV съезде нашей партии, оценивая роль искусства в жизни советских людей.
Жизнь и подвиг героя фильма Г. Чухрая «Баллада о солдате» волнует молодого человека нашего времени как собственная судьба, потому что эта жизнь проходит перед ним воочию, достоверно — как реальная, живая. Не будет удивительным, если на фильме «Баллада о солдате» молодой человек заплачет, сочувствуя горю матери, потерявшей сына. Его слезы — не проявление сентиментальности, а знак того сопереживания чужому горю, той причастности к великим делам человеческим, без которых, по сути, не может существовать настоящий человек — человек высокого коммунистического сознания и глубокой нравственности. Художественный образ способен вызвать такое сопереживание, помочь осознанию великой правды не только разумом, но и сердцем.
В художественном образе по-особому оживают не только люди, предметы, сама жизнь, но и мысль о людях, мысль о жизни. Так, замечательная скульптура «Венера Милосская», созданная древнегреческим ваятелем в III или II веке до н. э. и известная ныне всему миру, заключает в себе образ не одного человека и даже не многих людей, а человеческую мечту об идеально прекрасном, гармонично развитом человеке.
До нас дошли памятники старинной архитектуры — греческой, римской, русской, западноевропейской и т. д. Те представления, которые они вызывают у нас, не отличаются строгой определенностью и конкретностью. Но это тоже живые представления. Представления о душе народа, их породившего, о его понимании красоты. Эти представления не заменить никакими учеными трактатами.
Еще более своеобразны художественные образы, создаваемые музыкой. Музыка — искусство, способное выразить «невыразимое» — самые глубинные, самые тонкие и в то же время самые всеобъемлющие чувства. Музыкальное произведение — будь то музыка Бетховена или Моцарта, Чайковского или Глинки, музыка Баха или мелодия народной песни — дает нам, прежде всего знание о нас самих, о сокровенных тайнах нашей души. Слушая музыку, мы способны открыть в себе неведомые прежде чувства. Иногда говорят: музыка делает человека лучше. Может быть, точнее было бы сказать, что музыка дает человеку возможность познать самого себя, то доброе начало, которое в нем заложено и порой до времени бездействует.
Прекрасная музыка вызывает к жизни, оживляет все лучшее в человеческой душе. И делает это, говоря с нами на языке живых музыкальных образов.
Основой творчества во всяком искусстве является способность к художественному воображению. Воображение необходимо писателю и живописцу, актеру и музыканту, скульптору и режиссеру... Что означает это понятие? Всмотримся внимательнее в само слово: во-ображ-ение. Ведь это и есть способность творить образы, мыслить образами, способность переводить в художественный образ свое внутреннее видение, свою мысль, мечту, впечатление от реального жизненного события.
Способность художника переводить мысль в образ должна носить активный характер — только тогда он сможет создавать произведения искусства. Умение преодолевать материал, создавать образ в материале — в словах, звуках, красках — необходимое качество всякого художника, самая суть его таланта. Из этого проистекают и радости творца, его торжество, и — в равной мере — его муки, муки творчества.
Существует род искусства, в котором процесс создания образа протекает с особенной наглядностью, на наших главах. Это театральное искусство. В театре происходит как бы вторичное оживление замысла драматурга, воплощение его мысли, уже выраженной в словесном образе, в образ сценический — ощутимо живой и потому максимально действенный. Восприятие словесного образа требует большой доли воображения и от читателя. В театре этот образ вполне «очеловечивается», наполняется новой жизнью с помощью искусства актера, приобретает реальную конкретность и индивидуальность. Актер, играя на сцене, по существу, создает «образ образа»: творит художественный мир сугубо зримый и живой, опираясь на воображаемый, словесный образ.
Приведу пример. В комедии «Ревизор» Гоголь создал гениальный образ человека «без царя в голове», поразительно легкого на слово и дело. Имя этому образу — Хлестаков. Но наше представление о Хлестакове связано не только с текстом гоголевской комедии, а и с актерами, игравшими на сцене Хлестакова, — актерами, которых мы видели в этой роли или о которых хотя бы слышали, читали. Михаил Чехов, Игорь Ильинский, Игорь Горбачёв — самые известные исполнители роли Хлестакова на сцене — стали как бы соавторами Гоголя, помогающими нам, зрителям, увидеть мир гоголевских героев.
Вот как описывает постановку «Ревизора» на сцене МХАТа с участием Михаила Чехова его биограф, присутствовавший на этой постановке: «...вошел молодой человек, именно лет двадцати трех, именно тоненький, худенький, в элегантнейшем фраке и в самых модных столичных брюках. Изящнейший и пустейший. Барственно капризный и совершенно без царя в голове. Зрители с удивлением убеждались, что перед ними нет Чехова. Ни одной черты из прежних ролей, ни одной черточки самого актера, а совершенно новый образ, живой человек, необыкновенный и в то же время, словно давно вам знакомый. Это его вы представляли себе, когда читали комедию Гоголя или вспоминали ее. Это его хотелось вам увидеть, встретить... И вот он перед вами — полнейшее и точнейшее воображение и воплощение всего, что так живо, остро и глубоко задумал Гоголь в этом образе». (В. Громов. «Михаил Чехов». М., 1970.) Замечательно, что в этом описании подчеркивается в игре актера «воображение», «воплощение» образа. Этой есть в искусстве артиста — как и во всяком другом искусстве — самое главное.
Образное отражение жизни — не только специфическая примета искусства, но и его достоинство, ничем не заменимое, невосполнимое. Образная форма позволяет воспринимать жизнь, отраженную в искусстве, с наименьшими потерями. Мы знаем, что жизнь, переданная в отвлеченных понятиях, уясняется в своих закономерностях, но вместе с тем как бы отчуждается. Жизнь, воспроизведенная искусством, переданная в художественном образе, не отчуждается, а воспринимается всем нашим существом, живо, эмоционально. Приобщаясь к искусству, человек переживает чужой опыт как свой. Можно сказать, что искусство «удваивает» жизнь (слова Гегеля).
Сын французского живописца Огюста Ренуара кинорежиссер Жан Ренуар писал в своей книге об отце, что тот «открывал и переоткрывал мир в каждую минуту своего существования». Так бывает с любым большим художником. Открытие мира — одна из главных задач искусства. А познание как открытие — это максимально живое и впечатляющее познание.
Приведу пример такого познания как открытия. Английский писатель Оскар Уайльд говорил о своем соотечественнике, замечательном художнике-пейзажисте Тёрнере что до него «в Лондоне не было туманов». Это, конечно парадокс, как и многое, сказанное Уайльдом. Но не в парадоксе заключено зерно истины. Лондонские туманы, которые изобразил Тернер на своих картинах, стали «переоткрытием мира». Подлинное искусство помогает нам замечать в окружающей жизни то, что без искусства могло бы остаться незамеченным.
Открытия, которые мы делаем с помощью искусства, только живые и впечатляющие, но и добрые открытия. Знание действительности, приходящее через искусство, есть знание, согретое человеческим чувством, сочувствием. Это свойство искусства и делает его общественным явлением неизмеримого нравственного значения. Гоголь писал о театре: «Это такая кафедра, с которой можно много сказать миру добра». Источником доброго является всякое подлинное искусство. Оно в самой основе своей нравственно именно потому, что вызывает в читателе, в зрителе — во всяком, кто его воспринимает,— сопереживание и сочувствие к людям, ко всему человечеству. Лев Толстой говорил об «объединяющем начале» искусства и придавал этому его качеству первостепенное значение. Благодаря своей образной форме искусство наилучшим способом приобщает человека к человечеству: заставляет с большим вниманием и пониманием относиться к чужой беде, к чужой боли, к чужой радости. Оно делает эту чужую боль и радость в значительной степени своими. Юный поэт, современник Пушкина, Дмитрий Веневитинов (он навсегда остался для нас юным, так как умер в 22 года) писал в стихотворении «К любителю музыки»:
...Когда б ты знал, что эти звуки,
Когда бы тайный их язык
Ты чувством пламенным проник,—
Поверь, уста твои и руки
Сковались бы, как в час святой,
Благоговейной тишиной.
Тогда душа твоя, немея,
Вполне бы радость поняла,
Тогда б она живей, вольнее
Родную душу обняла.
Тебе бы люди были братья,
Ты б тайно слезы проливал
И к ним горячие объятья,
Как друг вселенной, простирал.
………
Искусство в самом глубоком смысле этого слова человечно. Оно идет от человека и ведет к человеку — к самому живому, доброму, к самому лучшему в нем. Оно служит единению человеческих душ.
Как говорил Кристофер Колдуэлл, английский писатель и критик-марксист, героически погибший в Испании в составе интернациональной бригады, «искусство рассказывает нам о том, о чем не может рассказать наука...— что мы есть и почему мы есть; почему мы надеемся и страдаем, любим и умираем...».
Итак, не только форма произведений искусства, но и их внутренняя сущность, их содержание, занимаемое ими в нашей жизни место определяются в значительной степени тем, что искусство мыслит образами, что оно есть живое знание о действительности. Значит ли это, что между искусством и жизнью можно поставить знак равенства, что искусство есть прямое отражение жизни? Отнюдь нет. Есть много оснований, по которым мы не можем этого утверждать. Правда жизни и правда искусства — это понятия взаимосвязанные и взаимообусловленные, но не тождественные.
Один из создателей цельного эстетического учения, немецкий философ-идеалист Иммануил Кант, писал: «При виде произведения изящного искусства надо сознавать, что это искусство, а не природа; но тем не менее целесообразность в форме этого произведения должна казаться столь свободной от всякой принудительности произвольных правил, как если бы оно было продуктом одной только природы... Искусство может быть названо прекрасным только в том случае, если мы сознаём, что оно искусство, и тем не менее оно кажется нам природой...»
Известная доля несоответствия между правдой искусства и правдой жизни носит название «условности». Степень и характер условности не одинаковы в искусстве разных времен и разных художественных направлений. Романтическое искусство в этом смысле заметно отличается от искусства классицизма, реалистическое от романтического и т. д. Но при этом не бывает искусства, которое было бы вовсе свободно от условности. И это отнюдь не слабость, не недостаток искусства.
Советский художник Мартирос Сарьян писал: «Условность кажется примитивной только тем людям, которые страдают поверхностным мышлением и неразвитым вкусом… они забывают, что условность, отход от натуры выражают эстетические взгляды данной эпохи и данного народа».
Представим себе, что мы находимся в театре и смотрим реалистическую пьесу. Допустим, что реалистический характер имеет не только пьеса, но и театр, который ее ставит. Всё ли на сцене будет так, как в жизни? Вправе ли мы ожидать полного и безусловного правдоподобия в игре актеров, в декорациях и т. д.?