Файл: dementev_v_v_teoriya_rechevyh_zhanrov.pdf

138ГЛАВА II. Место жанра в речевой системности

Вцелом,посколькувсамомслове«событие»наличествуетидеяне- койпроцессуальности,скореедействий,чемязыковыхединиц,понятия «речевое событие» и «коммуникативное событие» оказываются зна- чительно ближе друг другу, чем, например, понятия «речевой жанр» и «коммуникативныйжанр».По-видимому,терминыречевоесобытие»и

коммуникативное событие можно использовать как синонимы. В то же время в некоторых работах (например, [Бушуева 2006; Неуда- чина 2007]) используются как синонимы понятия речевой жанр и ре- чевое событие, что представляется менее оправданным.

Следует отметить, что при сближении данных понятий на пер- вый план выходит один из важных моментов бахтинской концепции РЖ — уже неоднократно отмечаемая текстовая природа РЖ, его слож- ный структурный характер (парадигматический и синтагматический): вряд ли возможно сближение с речевым событием любых речевых жанров, особенно монологических, кратких, простых, первичных, т. е. таких, какие в работах по речевым актам обычно называются РА:

вопрос, ответ, просьба, приказ, совет.

Понятие «речевое событие» в его отношении к речевому жанру рассматривалось в работах: [Гольдин 1997a; Гольдин, Дубровская 2002; Борисова 2001; Дубровская 2007].

Разрабатывая теоретические и терминологические проблемы жанрового речевого моделирования, В. Е. Гольдин подчеркивает, что цель соотнесения понятия жанра с такими общими формами осмысления мира, как ситуация, событие, поступок, заключается не в отделении «истинного» понимания жанра от «ложных» его тол- кований, а в стремлении осознать, какие именно явления именуют сегодня речевыми жанрами, и построить на этом осознании полез- ные заключения [Гольдин 1997a: 23].

Выделяя ситуации-события, В. Е. Гольдин считает их главным от- личительным признаком темпоральность: темпоральную структури- зацию (например, можно размещать другие события по отношению к ним и говорить о том, чтo происходит во время, до, после данных событий или в их начале, середине, конце, если они темпорально структурированы) — для ситуаций; темпоральную простоту / нечле- нимость (прибытие или отправление поезда — это темпорально про- стые, нечленимые события: можно находиться на перроне в момент прибытия или отправления поезда, но не в начале, середине или кон- це этих событий) — для событий [Там же: 24–25].

Среди подобных речевых единиц, имеющих темпоральное изме- рение, В. Е. Гольдин выделяет простые события (остановка, паде-

ние, поворот) и сложные события (сенокос, обед, переправа) [Там же: 25–26].

Такие речевые единицы В. Е. Гольдин предлагает отграничивать от поступков, лишенных темпоральности: « ... слова типа победа,

поражение, успех, достижение, рекорд, провал, промах, измена,

шалость, проказа, подвиг, с помощью которых говорят о событиях, сами именами событий не являются. Показательна неправильность выражений *во время победы, *во время подвига, *в момент измены, не говоря уже о *в конце победы, *в середине промаха и т. д. Здесь не обнаруживается ни событийности, ни процессуальности» [Там же: 26]. Главное в содержании этих имен — характеристика, оценка, причем оцениваются и именуются не сами конкретные действия, а воплощенные в них поступки.

Собственно речевой / коммуникативный жанр тогда есть не что иное, как внутренняя форма данных речевых единиц; соответствен- но, типы РЖ выделяются в зависимости от того, соотносятся ли они с речевыми ситуациями-событиями или коммуникативными поступ- ками:«Именаречевыхситуаций-событий,коммуникативныхпоступ- ков, а также имена типовых разновидностей речевых произведенийтекстов выступают в роли имен соответствующих жанров» [Там же: 31–32].

Продолжая разработку соотношения понятий «речевой жанр» и «речевое событие», В. Е. Гольдин и О. Н. Дубровская подчеркивают сущностную близость данных явлений:

«Ближайшее целое по отношению к речевым жанрам — это, повидимому, речевое событие. Целое более высокого уровня — комму- никативное событие, далее идут просто события. Целенаправленные действия людей, составляющие основу коммуникативных событий, наблюдателямиосмысляютсявкачествепоступков.Внутренняяфор- ма события, т. е. подвергающееся изменению “положение вещей”, — ситуация. Ситуацией же, но уже внешней, “охватывающей” событие, является и та обстановка, на фоне которой происходит событие. Ее учет особенно важен при квалификации поступков» [Гольдин, Ду- бровская 1999: 7].

Сказанное можно, по всей видимости, понимать так, что рече- вой жанр и речевое событие тесно связаны, однако не идентичны и должны рассматриваться скорее в разных плоскостях: событие коммуникативно-процессуально и может включать в свой состав в качестве вербальной составляющей речевые жанры — при этом не-

сколько разных речевых жанров, даже разные наборы их. Данный вы- вод подтверждают следующие рассуждения исследователей:

«Речевыми событиями целесообразно, по-видимому, считать та- кие коммуникативные события, совершение которых невозможно без использования в них совершенно конкретных для каждого из таких событий речевых действий и соответствующих им речевых жанров. Например, неотъемлемой частью допроса являются вопро- сы следователя; событие “проработки кого-либо” не состоится без обвинительных выступлений; конференция предполагает доклады, сообщения и их обсуждение» [Гольдин, Дубровская 1999: 8].

Однако более четкой экспликации данная идея в цитируемой ста- тье не находит. По нашему мнению, без ответа остались вопросы: яв- ляются ли 1) речевой жанр и речевое событие «одним и тем же» либо 2) относятся друг к другу иным образом. Так, возможны следующие типы отношений: речевой жанр относится к речевому событию как форма к субстанции либо виртуальная модель — к актуальной реа- лизации; речевой жанр относится к речевому событию точно так же, как к коммуникативному жанру, т. е. вступает с ним в гипогиперони- мические отношения; наконец, событие — не любой речевой жанр, а только комплексный (по М. Ю. Федосюку) диалогический / текстовый (два последних толкования, конечно, представляют ту же идею тожде- ства, только в несколько ином смысле).

В работах последних лет О. Н. Дубровская пытается более чет- ко сформулировать отношения между понятиями речевого события и речевого жанра — как и В. Е. Гольдин, она строит свои рассуждения прежде всего на четкой темпоральной базе:

« ... место и время — событийные характеристики и связаны с жанрами именно в структуре событий. В противном случае пробле- ма классификации жанров становится нерешаемой, поскольку жанр может быть включен в бесконечное множество похожих контекстов... понятие “жанровый репертуар” по своей сути независимо от понятия “сложное речевое событие”. Можно говорить скорее о тех возможностях, которые предоставляет определенный тип дискурса для реализации речевых жанров в контексте определенных событий. Например, коммуникативная ситуация “работа над проектом” под- разумевает регулярное общение участников проекта в рамках опре- деленных сложных и простых речевых событий. Каждое из таких событий структурировано набором речевых жанров. Данные жанры известны коммуникантам, но их набор специфичен для каждого из

таких событий. Собрание для обсуждения результатов проекта — сложное речевое событие, в котором используются такие речевые жанры, как доклад, отчет, сообщение, дискуссия и др.» [Дубровская

2007: 364–365].

Отметим, что предположение, высказанное нами по прочтении первой работы В. Е. Гольдина (1997), принимается О. Н. Дубровской как верное: «В сложных речевых событиях речевая составляющая мо- жет быть представлена целым набором речевых жанров, как устных, так и письменных, поэтому ... свойства таких событий позволяют говорить о них как об особых формах коммуникативного взаимодей- ствия, в которых реализуются речевые жанры разных типов» [Дубров- ская 2007: 368–369]. Однако четкая экспликация, не оставляющая чи- тателю возможности разных толкований, к сожалению, отсутствует и здесь: «С нашей точки зрения, сложные речевые события допускают классификацию по социокоммуникативным сферам: можно выделить события политической сферы (выборы, референдум, митинг), эконо- мической (заседание совета директоров, рекламная кампания), юри- дической (судебное заседание) и др. Помимо сфер институциональ- ного общения сложные речевые события пронизывают сферу частной жизни (свадьба, похороны). Социальная, экстралингвистическая со- ставляющая важна и для определения речевого жан - ра» (выделено нами. — В. Д.) [Дубровская 2007: 362]. Увы, данное «и для речевого жанра» есть не что иное, как опять-таки идея их «при- близительного» сходства.

По нашему мнению, идея противопоставления слов, называющих события и, соответственно, включающих в свою семантику протя- женность во времени, и слов, дающих данным событиям оценку — и соответственно, исключающих такую возможность, является в вы- сокой степени информативной и релевантной для объяснения мно- гих особенностей лексической семантики, а также — отчасти — для представления оценочного отношения к речевым событиям и рече- вым жанрам в рамках данной культуры, внутри которой существует определенным образом организованная система оценок, базирующая- ся на комплексе ценностных отношений к различным социальным, в том числе коммуникативным, явлениям (см. ниже § 4.1 и 4.2).

В то же время представляется не вполне убедительным катего- ричное утверждение, что в группе существительных типа победа, по-

ражение, успех, рекорд, промах, измена, шалость, подвиг оценочный компонент, более значимый для данных лексем, чем собственно назы-