ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 21.09.2024
Просмотров: 490
Скачиваний: 1
180 |
ГЛАВА III. Классификация речевых жанров |
|
|
Er kam mir gerade recht. «Menschen wohl, — sagte ich, — aber noch kei- ne Bierfässer, die spazieren gehen». Der Dicke besann sich keine Sekunde. Er stoppte und schwoll. «Wissen Sie was? — fauchte er. — Gehen Sie in den Zoo! Träumerische Känguruhs haben auf der Straße nichts zu suchen». Ich merkte, daß ich einen Schimpfer hoher Klasse vor mir hatte. Es gallt, trotzt aller Depression, die Ehre zu wahren. «Wandere weiter, geisteskrankes Sie- benmonatskind», — sagte ich und hob segnend die Hand. Er beachtete mei- ne Aufforderung nicht. «Laß dir Beton ins Gehirn spritzen, runzliger Hunds- affe!» — bellte er. Ich gab ihm einen dekadenten Plattfuß zurück. Er mir einen Kakadu in der Mauser; ich ihm einen arbeitslosen Leichenwäscher. Darauf bezeichnete er mich, schon mit Respekt, als Krebskranken Kuhkopf; ich ihn, um ein Ende zu machen, als wandelnden Beefsteakfriedhof. Sein Gesicht verklärte sich plötzlich. «Beef- steakfriedhof ist gut! — sagte er. — Kannte ich noch nicht. Kommt in mein Repertoire! Alsdann» — Er lüftete den Hut, und wir trennten uns voll Achtung voneinander.
более кстати. «Людей я встречал, — ответил я, — но не видал, чтобы по улице ходили пивные бочки». Толстяк ни минуты не помедлил с ответом. Он застыл, раздулся и прошипел: «Зна- ешь что? Иди-ка ты в зоопарк! Нече- го сонным кенгуру на улице делать!» Я сообразил, что имею дело с руга- телем высокого класса. Ну что ж, несмотря на мое угнетенное состоя- ние, нельзя было ронять свое досто- инство. «Ступай своей дорогой, ты, душевнобольной семимесячный недо- носок!» — сказал я и поднял руку в бла- гословляющем жесте. Он пропустил мой совет мимо ушей. «Пусть тебе в башку хоть бетон жидкий зальют, собачья ты обезьяна круглая!» — про- лаял он. Я запустил в него плоскосто- пым декадентом. Он в меня — линю- чим какаду. Я его двинул безработным мойщиком трупов. На это он уже с некоторым уважением обозначил меня как коровью голову, пораженную раковой опухолью. Тогда я, чтобы уж на том и закончить, назвал его бродя- чим кладбищем бифштексов. И тут лицо его вдруг просияло. «Бродячее кладбище бифштексов — это здоро- во, — сказал он. — Я такого еще не слыхал. Включу в свой репертуар. Ну, а пока...» — Он приподнял шляпу, и мы расстались, преисполненные взаимно-
го уважения (Пер. В. Жельвиса).
Как видим, многочисленные инвективы вообще перестают вос- приниматься в первоначальном — оскорбительном — значении. Для говорящих гораздо важнее эстетические качества речи.
Показателен в этом отношении и пример, который приводит В. Е. Гольдин, говоря об этикете древнерусских писцов: «У древне- русских писцов была традиционная форма записи, в которой они со- общали читателям название переписываемой книги, имя заказчика, если он был, указывали, когда и где проходила работа, сколько она заняла времени, какие были помехи. Как правило, переписчик просил прощения за возможные ошибки. Называя себя, он часто избирал в
Противопоставление «первичных» и «вторичных» жанров |
181 |
|
|
соответствии с этикетом уменьшительную форму имени и прилагал к нему уничижительные определения. Но вот Парфений Злобин, пере- писавший “Пролог” в 1550 г., явно переусердствовал:
...Все с(вя)тыя угодники х(ри)с(то)вы... сподобили есте написати сию книгу гл(аголе)мую Пролог многогрhшною рукою малоумнаго неч(е)ст(ив)аго безумнаго неразумнаго неистовнаго sлонравнаго sлокознаго sлоwбразнаго sлопоминаго sлодhваго любодhваго злоключимаго wсuжденаго падшаго слабаго унылаго лhниваго нетерпhливаго сонливаго ропотливаго гнhвливаго напраснаго помраченаго отемненаго wканнаго ожесточелнаго нечювьственаго непотребнаго вредоумнаго суемнаго суетнаго суроваго сверепаго рuгател# досадител# постылаго мерьскаго скареднаго груснаго грqбаго глупаго худаго глухаго беднаго немощнаго см(е)ртнаго тленнаг(о) блуднаго раба Б(о)жия Парфения Маркова с(ы)на Злобина.
Этикетное самоименование выступает здесь в такой гипертрофи- рованной форме самоуничижения, что, пожалуй, переходит в свою противоположность, производя впечатление иронии на современно- го читателя. — В. Д. » [Гольдин 1978: 105].
Диады с антонимичными членами, впрочем, лишь частный (и да- леко не самый типичный) случай непрямой коммуникации.
Идея диадной структуры непрямой коммуникации не означает, что содержание диады складывается из отношения противоположно- стей: диада непрямой коммуникации — взаимодействие, наложение и взаимопроникновение разных содержательных сущностей. Отно- шение же противоположностей есть содержательно бедная сущность, что несовместимо с самым главным свойством непрямой коммуника- ции — содержательной осложненностью.
Итак, члены диады представляют интенциональное состояние го- ворящего (план означаемого), а не языковые особенности высказыва- ния. Поэтому даже левые члены диад (интерпретируемое) неправиль- но было бы понимать как план означающего.
Означаемое включает основную и дополнительные интенции го- ворящего, обусловливающие выбор данной формы, а также програм- му ее интерпретации в данных обстоятельствах.
В случае непрямой коммуникации, допускающей множественную интерпретацию,весьмавероятна неправильная интерпретация.
182 |
ГЛАВА III. Классификация речевых жанров |
|
|
Естественно, что она возможна в любой коммуникации, но только в непрямой коммуникации неправильная интерпретация может быть следствием того, что «правильного», однозначного толкования выска- зывания... может не быть вообще!
Подобные явления нередко изображаются Ф. Достоевским: его ге- рой с подозрительностью, какой-то болезненной жадностью вслуши- вается в высказывания собеседника, выискивая там скрытые смыслы, которых нет, например, в «Идиоте»:
—Господа, это... это вы увидите сейчас что такое, — прибавил для чего-то Ипполит и вдруг начал чтение: — «Необходимое объ-
яснение»! Эпиграф «Après moi le déluge» (‘После меня хоть потоп’)...
Фу, черт возьми! — вскрикнул он, точно обжегшись, — неужели я мог серьезно поставить такой глупый эпиграф?.. Послушайте, го- спода!.. уверяю вас, что все это в конце концов, может быть, ужас- нейшие пустяки! Тут только некоторые мои мысли... Если вы ду- маете, что тут... что-нибудь таинственное или... запрещенное...
одним словом...
—Читали бы без предисловий, — перебил Ганя.
—Завилял! — прибавил кто-то.
—Разговору много, — ввернул молчавший все время Рогожин. Ипполит вдруг посмотрел на него, и когда глаза их встретились,
Рогожин горько и желчно осклабился и медленно произнес странные слова:
— Не так этот предмет надо обделывать, парень, не так...
Что хотел сказать Рогожин, конечно, никто не понял, но сло- ва его произвели довольно странное впечатление на всех; всякого тронула краешком какая-то одна общая мысль. На Ипполита же слова эти произвели впечатление ужасное: он так задрожал, что князь протянул было руку, чтобы поддержать его, и он наверно бы вскрикнул, если бы видимо не оборвался вдруг его голос. Целую мину- ту он не мог выговорить слова и, тяжело дыша, все смотрел на Ро- гожина. Наконец, задыхаясь и с чрезвычайным усилием, выговорил:
—Так это вы... вы были... вы?
—Что был? Что я? — ответил, недоумевая, Рогожин, но Иппо- лит, вспыхнув и почти с бешенством, вдруг его охватившим, резко
исильно вскричал:
—Вы были у меня на прошлой неделе, ночью, во втором часу, в тот день, когда я к вам приходил утром, вы!! Признавайтесь, вы?
—На прошлой неделе, ночью? Да не спятил ли ты и впрямь с ума, парень?
«Парень» опять с минуту помолчал, приставив указательный палец ко лбу и как бы соображая; но в бледной, все так же кри-
Противопоставление «первичных» и «вторичных» жанров |
183 |
|
|
вившейся от страха улыбке его мелькнуло вдруг что-то как будто хитрое, даже торжествующее.
— Это были вы! — повторил он, наконец, чуть не шепотом, но с чрезвычайным убеждением, — вы приходили ко мне и сидели молча у меня на стуле, у окна, целый час; больше; в первом и во втором часу пополуночи; вы потом встали и ушли в третьем часу... Это были вы, вы! Зачем вы пугали меня, зачем вы приходили мучить меня, — не понимаю, но это были вы!
И во взгляде его мелькнула вдруг бесконечная ненависть, несмо- тря на все еще не унимавшуюся в нем дрожь от испуга.
В реальной коммуникации слушающий должен не просто выбрать одно значение из нескольких представленных, а понять, во многом — домыслитьсмысл,которыйнесодержитсявготовомвидеввысказыва- нии.Добавим,чтопоэтойпричине никако е решениеслушающего не может быть признано абсолютно верным. НК не позволяет слу- шающему приписать говорящему выведенное им содержание. Всегда можно оспорить вывод. Это, естественно, особенно удобно для таких «деликатных» ситуаций общения, как ирония, флирт, розыгрыш.
Интерпретация НК отличается от стандартной лингвистической интерпретации языкового материала прежде всего меньшей жестко- стью, а также тем, что наличный материал может быть охарактери- зован в таких категориях, как целеполагание, стратегии и тактики, воздейственность, только приблизительно и по косвенным данным.
Идея первичных и вторичных РЖ Бахтина в более или менее яв- ном виде лежит в основе некоторых новых и оригинальных концеп- ций.
Очень существенным опытом в этом отношении можно считать исследование вторичных текстов / жанров в докторской диссертации и монографии С. В. Ионовой [2006], посвященной лингвистической аппроксимации, которая осмысляется как глобальная языковая ка- тегория, как общее свойство, присущее передаче и переработке информации, как познавательная модель и способ самого мышле- ния, а также как базовое свойство порождения вторичных текстов. Аппроксимация вторичных текстов связывается С. В. Ионовой с такими их базовыми свойствами, как интертекстуальность и спо- собность к компрессии. Аппроксимация осмысляется прежде всего через механизмы развертывания/свертывания (компрессии/деком- прессии) текста, противоречие между связностью и цельностью
184 |
ГЛАВА III. Классификация речевых жанров |
|
|
текста, когнитивные особенности личности, создающей текст, а также инвариантно-вариантную природу коммуникативных систем
иоснованных на них объяснительных и описательных моделей. По- казано участие инварианта, а также прототипа в формировании ап- проксимации (обобщение и редукция). В этом смысле общее поле аппроксимации делится на явления, связанные с редукцией и при- ращением смысла.
На основе аппроксимативной модели С. В. Ионовой строится ти- пология вторичных текстов в соответствии с такими их характери- стиками, как структура (степень развернутости) вторичного текста, семантические особенности (нацеленность на уподобление / рас- подобление тексту-основе), функциональные признаки. В результате выделяются следующие типы: развернутые тексты с эксплицирован- ными средствами связности, расчлененной структурой и конкрети- зированным содержанием; полуразвернутые тексты с эксплициро- ванными средствами связности, но с акцентом на цельности текста
иего обобщенной семантике; свернутые формы с превращенными или невыраженными эксплицитно средствами связности и исполь- зованием новых средств репрезентации концептуализированного со- держания текста. Заслуживает внимания функциональная типология вторичных текстов: тексты репродуктивного, интерпретирующего, адаптирующего типа и тексты-имитации.
Таким образом, в исследовании С. В. Ионовой разработаны осно- вы нового направления лингвистических исследований — лингвоап- проксиматологии (нельзя не отметить, что данный термин, как учи- тывающий базовые свойств языка, выгодно отличается от подобных терминов с «не»: неопределенный, неточный, непрямой).
Вто же время в ряде исследований объясняющие потенции бах- тинской модели учитываются недостаточно.
Так, в докторской диссертации и монографии Е. В. Бобыревой [2007а], посвященной религиознму дискурсу (на материале текстов молитв, проповедей, акафистов, притч, псалмов, пасторских обра- щений, хвалебных молитвословий на русском и английском языках), трудно принять некоторые принципы деления РЖ на первичные и вторичные; в частности, согласиться с тем, что притча — это пер- вичный РЖ, а молитва — вторичный. Понятно, что исследова- тельница имела в виду жанры, прямо и опосредованно связанные с текстом Библии (автором выделяются по признаку прямой либо ассоциативной связи с исходным библейским текстом первичные жанры религиозного дискурса — псалмы, притчи, молитвы — и вто- ричные жанры — проповеди, исповеди), однако при таком делении