Файл: dementev_v_v_teoriya_rechevyh_zhanrov.pdf

большинство рассматриваемых нами косвенных РЖ относятся к фа- тическим РЖ, которые нацелены на само общение и для которых, как будет показано в следующем параграфе, прямые средства во- обще невозможны.

Главным действующим лицом в «теории косвенных жанров» вновь оказывается адресат, а аспекты их «непрямоты» связываются с теми аспектами интерпретативной деятельности адресата, которые обусловливаются правилами соответствующего жанра.

Дополнительные шаги в интерпретации НК часто продиктованы именно жанром. Например, в ситуации юбилея каждый выступающий в хвалебной торжественной речи увеличивает заслуги и достоинства виновника торжества, что считается в подобной ситуации нормаль- ным:

Как в кошмарном сне, видится мне мой юбилей ... Начинаются приветствия от фабрик и заводов, от Советской Армии и Флота, от учреждений культуры. Затем выбегают пионеры и школьники с цветами, но так как они не знают, кому их вручать, то им по- казывают на меня: «... вот этому дяде!» Ораторы бывают опас- ные. Иной, раскрыв папку с убористым текстом на две страницы, старается все прочитать сам, при этом называя меня Ростиславом Яковлевичем и безбожно путая даты. Оратор поопытнее просто сует мне в руки очередную папку, восклицая: «Дорогой наш, тут на- писано, как мы вас любим!» (Р. Плятт. «Без эпилога»).

Приведенная жанрово-этикетная рефлексия, с одной стороны, порождает НК, подобно всем ситуациям, включающим второй шаг интерпретации, с другой стороны, сама является частью этикета: после приветственной юбилейной речи ни один юбиляр не может обойти правила ответа, в котором обязательно нужно сказать что-то вроде «меня здесь столько хвалили, и я понимаю, что это неправда, что это только потому, что так принято...». Все это также отражает двойственность этикета.

Рассмотренные аспекты жанровой природы оформления прямой и непрямой коммуникации, в частности предлагаемое здесь опреде- ление косвенности, основанное, с одной стороны, на противопостав- лении сознательного и бессознательного обращения к непрямой ком- муникации, с другой — на степени интенсивности интерпретативной деятельности адресата речи, представляются важными для выделяе- мых и описываемых ниже групп, или типов, конкретных речевых жан-

Внутренняя классификация и отдельные типы речевых жанров 209

ров, прежде всего фатических. В целом роль планируемой непрямой коммуникации, или косвенности, во всех фатических речевых жанрах настолько значительна, что степень косвенности высказываний можно принять в качестве основания типологии фатических речевых жан- ров.

3.4. Внутренняя классификация и отдельные типы речевых жанров

3.4.1. Фатические речевые жанры

Как уже говорилось в § 3.1, противопоставление фатики и инфор- матики признается чрезвычайно существенным практически всеми языковедами мира. Многие исследователи опираются на него и не употребляя данных терминов.

По мнению М. Л. Макарова, противопоставление информации и коммуникации является одним из существеннейших положений современной феноменологии: «от того, по какому пути пойти, за- висит вся концептуализация природы человеческого опыта, а также его адаптивной, преобразующей направленности» [Макаров 1998: 28; Deetz 1994]. М. Л. Макаров подвергает справедливой критике научную парадигму, в которой главным в коммуникации признает- ся процесс передачи информации («коммуникация выступает как процесс оформления, своего рода “ратификации” репрезентаций в качестве информации и — более всего — как процесс, обеспечи- вающий ее трансляцию между индивидами» [1998: 27]). Основные направления этой критики следующие: во-первых, при таком пони- мании коммуникация / поведение рассматривается очень узко — как информация, содержащая указания (индексы) на мнения, верования, желания, компетенции индивида, т. е. внутренний мир личности. Вовторых, коммуникацию, место которой в мире «где-то на пересечении социального и психологического», по мнению М. Л. Макарова, следу- ет рассматривать не как механический процесс обмена сообщениями, а как «феноменологическое пространство, где опыт наполняется зна- чением и смыслом, приобретает структуру, связность и цельность»

[Макаров 1998; Schiffrin 1994; Богушевич 1985; Гришкин 1973; Harris 1991; Deetz 1994].

Уместно соотнести данную модель с некоторыми положениями современных исследователей фатической коммуникации, утверж- дающих, что фатическая коммуникация — коммуникация в наиболее

чистом виде, ее «свобода личного содержательно-стилистического изъявления» не ограничивается «информативным объемом вербали- зуемой референтной ситуации», поскольку в ней «референтная си- туация является в известном смысле производным от коммуникатив- ной ситуации» [Винокур 1993a: 136; 1993b: 6]. «Очевидно, именно фатическая речь выражает человека как языковую личность хотя и в неофициальном, но творческом ракурсе, имеющем аксиологическую ценность», — писала Т. Г. Винокур [Винокур 1993b: 11].

Точку зрения Т. Г. Винокур разделяют М. В. Китайгородская и Н. Н. Розанова, предложившие даже трансформировать оппозицию «информативная речь ~ фатическая речь» в оппозицию «фатиче- ское общение ~ нефатическое общение» [Китайгородская, Роза- нова 1999: 30]. Из этой оппозиции видно, какую важную роль в общем пространстве коммуникации исследовательницы отводят фатической коммуникации. Ср. также модель Ю. Хабермаса — телеологическое (целенаправленное) действие, соответствующее «информатике», противопоставляется нормативному, драматурги- ческому и коммуникативному действиям, соотносимым с «фати-

кой» [Habermas 1984: 85].

Характерно, что подобную точку зрения можно усмотреть в рабо- тах М. М. Бахтина, посвященных теории диалога: есть все основания утверждать,чтоБахтинпонималдиалогпреждевсегокакдиалогфати- ческий (хотя и не использовал этого термина): все интересы собеседни- ков сосредоточены друг в друге, предмет речи вторичен: «Отношение к собеседнику и его речи — определяющий момент речи в диалоге, вне которого нельзя понять реплики. ... Но в монологе ощущение слуша- теля иное, монолог более сосредоточен на предметно-логической или эмоционально-лирической стороне речи, не отклоняется от этой сосре- доточенности действительным или предполагаемым вмешательством другого (чужой точки зрения, чужого несогласия и т. п.)» [Бахтин 1996: 216]. Данное положение, конечно, нельзя сводить к тому, что для Бах- тина любой диалог — small talk, но оно оказывается очень важным при определении места бахтинского диалога в диаде «фатика — информа- тика», принципиальной для нашей работы.

По мнению Н. К. Бонецкой, философию диалога Бахтина необ- ходимо рассматривать в парадигме всей диалогической философии ХХ в., соотнося его учение прежде всего с работами Франца Ро- зенцвейга, Фердинанда Эбнера, Мартина Бубера. Однако при сопо-

Внутренняя классификация и отдельные типы речевых жанров 211

ставлении с данными мыслителями обнаруживаются очень важные отличительные черты бахтинской концепции. Так, размышляя над творческим наследием великого мыслителя, Н. К. Бонецкая прихо- дит к тому, что пресловутый «предмет речи» понимается Бахтиным как застывшая форма, это та «эстетическая чистота», которая всегда была неинтересна мыслителю: в последней своей духовной глуби- не диалог является взаимоотношением двух [Бонецкая 1995: 37–38]. Для Гадамера (в герменевтике) гораздо важнее диалог информатив- ный, т. е. предмет речи: согласно его концепции, «Я» и «ТЫ» в ре- альном диалоге вообще очень скоро сливаются в единый «субъект диалога» — сливаются именно на почве предмета разговора. В каче- стве доказательства Н.К. Бонецкая приводит тот факт, что Гадамер опирается на диалоги Платона, которые принципиально тематич- ны, и Библию — авторитетнейший смысловой центр всего сущего. Мартин Бубер (в книге «Я и Ты») противопоставляет два «основных слова» — «Я — ТЫ» и «Я — ОНО». Диалог, согласно Буберу, — это «Я + Мир», при этом «мир» может быть представлен либо «вторым» («ТЫ»), либо предметным миром («ОНО»). «ОНО» для Бубера тоже было очень важно, и в этом его отличие от Бахтина. Конечно, «соб- ственно диалог» (т. е. диалог «Я — ТЫ») важнее всего и для Бубера, но Бубер считает, что такой диалог, говоря вообще, — чудо, и это чудо реализуется прежде всего в молчании (тогда как для Бахтина молчание указывает на глубокий кризис — если не смерть — субъ- ектности) [Бонецкая 1995: 40–41]. Эта третья бытийственная пози- ция в диалоге (если предмет речи неважен) выступает у Бахтина как: а) предмет; б) слушатель / наблюдатель / сторонний; в) Бог. Предмет, как мы показали, неважен; слушатель, по мнению Бонецкой, в книге Бахтина о Достоевском вообще отсутствует... «Наш тезис состоит в том, что место Бога в бахтинской диалогической нравственной все- ленной осталось необозначенным», — пишет Н. К. Бонецкая [1995: 41]. По мнению Бонецкой, в двух (1929 и 1963) изданиях книги о Достоевском оказались представлены концепции двух разных диало- гов: 1929 г.— высокий / этический / христианский; 1963 (после книги о Рабле) — выродившийся первый, совместное беснование, сартров- ский диалог одержимых [Бонецкая 1995: 49].

Изучение отдельных ФРЖ в какой-то степени подготовлено Б. Малиновским, описавшим сейчас широко известный small talk, выделенный им в речи туземцев (их тривиальные разговоры по ве- черам у костра, болтовня и сплетни во время работы). По мнению М.-Л. А. Драздаускене, разновидность фатической речи «small talk» впервые зафиксирована еще в 1751 г. в «Письмах» лорда Честэра [Драздаускене 1969: 81]. Е. Н. Винарская и Л. В. Мерзлякова выделя-

ют такие типы фатического общения, как «монологи матери, ухажива- ющей за своим грудным ребенком, “разговоры” влюбленных, легкая болтовня за чайным столом, речевое общение участников различных ритуальных меропритяий, воинственных сборищ, спортивных сорев- нований и пр.» [Винарская, Мерзлякова 1980: 139]. А. Вежбицкая на- зывает и описывает при помощи семантических примитивов, но не выделяет в особую группу несколько ФРЖ (разговор, ссора, шутка,

похвальба, флирт) [Вежбицка 1997: 104–108].

Н. Д. Арутюнова выделяет среди ФРЖ две группы жанров: фати- ческие, или праздноречевые, жанры, не имеющие непосредственной цели (д–5), и жанры, имеющие целью установление или регулиро- вание межличностных отношений (д–4), распределенные по шкале А. Р. Балаяна (от унисона, или искренних признаний и комплиментов, до диссонанса, или ссор и выяснений отношений) [Арутюнова 1992: 52–56; Балаян 1971]. Другие исследователи обращают внимание на то, что у жанров д–4 и д–5 много общего: все истинное содержание коммуникации составляют вступление в контакт, организация ситуа- ции общения и личности коммуникантов (остальное можно понимать как косвенность). Жанры д–5, так же как д–4, направлены на межлич- ностные отношения: они сохраняют достигнутую близость. Все ФРЖ можно расположить на шкале А. Р. Балаяна, при этом жанры д–5 за- нимают одну точку посередине шкалы:

О

*

Шкала межличностных отношений является наиболее распростра- ненным основанием типологий ФРЖ. М. М. Бахтин в книге «Творче- ствоФрансуаРабле...»писал:«Новыйтипобщениявсегдапорождаети новые формы речевой жизни: новые речевые жанры, переосмысление или упразднение некоторых старых форм и т. п. ... Например, когда двое вступают в близкие приятельские отношения, дистанция между ними уменьшается (они на “короткой ноге”), и потому формы речевого общения между ними резко меняются: появляется фамильярное “ты”, меняется форма обращения и имени ... появляются бранные выра- жения, употребляемые в ласковом смысле, становится возможным взаимное осмеяние (где нет коротких отношений, объектом осмеяния может быть только кто-то “третий”)» [Бахтин 1990: 22].