Файл: dementev_v_v_teoriya_rechevyh_zhanrov.pdf

невысокой степени владения подсистемами языка, а также о невысо- кой коммуникативной и общей культуре человека. Часто стремление продемонстрировать владение официально-деловым стилем обора- чивается против автора, и в текст на фоне разговорных и простореч- ных элементов вклиниваются образцы так называемого канцелярита, появляются ошибки.

В советских газетах просматривается связь между социальным статусом автора письма и его содержанием: чем в большей степени содержание письма касается личной сферы автора, тем вероятнее, что автор — известное лицо. Письма простых людей публиковались в том случае, если они касались какого-то общественного вопроса, содержали предложение по улучшению той или иной ситуации и пр.

Вэмиграции такой тенденции нет.

Вэтойсвязиследуетотметить,чтоотчетливолингвокультурологи- ческий характер имеет широко известный цикл работ М. В. Китайго- родской и Н. Н. Розановой, посвященный речевым жанрам «городской жизни»: московские исследовательницы исходят из того, что «устный текст представляет собой своего рода синхронный срез культурной жизни города» [Китайгородская, Розанова 1999: 16; 2001 и др.], — традиция, идущая еще от М. М. Бахтина, который писал о жанрах на- родной смеховой площадной культуры Средневековья и Ренессанса, таких, как ругательства, божба, клятвы (jurons) [Бахтин 1990: 34–35], «крики Парижа» (cris de Paris) [Там же: 199–204]. Статья М. В. Ки- тайгородской и Н. Н. Розановой, вошедшая в пятый выпуск сборника «Жанры речи», продолжает данный цикл, хотя посвящена явлению, несколько необычному в качестве объекта лингвистического анали-

за, — жанру современной эпитафии (исследуется «культурная функ- ция» кладбища на материале надмогильных надписей).

Сопоставительноеизучение речевых жанров в двух и более куль- турах — явление, к сожалению, более редкое, и «похвалиться» оно может более скромными результатами. Тем не менее такие исследова- ния осуществляются в рамках как прагмалингвистики, так и лингво- культурологии (ср. относительное увеличение в последнее время чис- ла диссертаций, защищенных по данной проблеме: [Леонтьев 1999; Дубровская 2001; Тупикова 2003; Коморова 2005; Стрельникова 2005; Фенина 2005; Горбачева 2006; Казачкова 2006; Колоян 2006; Руссино-

ва 2006; Царикевич 2007]).

В пятом выпуске «Жанров речи» данной проблеме посвящены статьи Е. Н. Горбачевой, Н. Н. Панченко и Е. Л. Рабинович (соответ-

ственно, спор, сплетни и выражение интеллектуального превосход-

ства в русской и английской лингвокультурах), Е. В. Акуловой (объ- явления о знакомстве в русской и немецкой лингвокультурах).

Так, Е. Л. Рабинович показывает, что выражение интеллектуаль- ного превосходства (далее — ВИП), которому посвящена ее статья, относится к числу тех распространенных, узнаваемых в общении коммуникативных явлений, которые, с одной стороны, естествен- ным образом присущи человеческому поведению независимо от конкретного языка и культуры, а с другой — в корне противоречат фундаментальным нормам любой культуры (за исключением не- многих откровенно маргинальных микрогрупп и микрокультур), по- скольку являются, по сути, агрессивными, связаны с эмоциональным ущербом для партнера по коммуникации. Несмотря на то что ВИП является вариантом конфликтного, некооперативного коммуника- тивного поведения, оно часто является востребованным в общении (особенно игровом, но далеко не только), более того — уже само по себе относится к числу важнейших коммуникативных ценностей, бу- дучи связано с одним из важных аспектов общего представления о состоятельности, респектабельности члена социума / общественной иерархии.

В то же время ВИП есть культурно обусловленное явление (наи- более очевидным образом это проявляется в форме речи, но и со- держательные аспекты ВИП далеко не универсальны, поскольку в каждом конкретном случае вступают в сложное взаимодействие с другими — позитивными и негативными — культурными ценностя- ми и категориями).

То, что сама идея интеллектуального превосходства у русских и англичан отличается, кажется интуитивно ясным. Стереотипы рису- ют следующую картину: чопорный, высокомерный англичанин, бе- режно относящийся к своим правам и личному пространству и при этом владеющий тонким, несколько саркастичным «убийственным» юмором — и эмоционально несдержанный русский, не знающий удержу в хорошем и плохом, направо и налево сыплющий обвине- ниями с некоторым нравственно-этическим оттенком...

Исследование Е. Л. Рабинович показывает, что стереотипы ри- суют хотя в чем-то верное, но в целом весьма далекое от истинного положение дел, прежде всего потому, что ВИП, с одной стороны, яв- ление чрезвычайно многообразное, с другой — содержательно слож- ное. На основе анализа интернет-сообщений с русских и британских форумов автор пытается обнаружить различия между ВИП в двух лингвокультурах, связанные с различными стилями коммуникации и представлениями о вежливости, относительно большей непрямотой английской лингвокультуры в целом по сравнению с русской.

264ГЛАВА IV. Жанроведение в XXI в.

Ксожалению, исследования отдельных жанров (отдельных групп жанров) внутри одной национальной культуры (см., напри- мер: [Хорешко 2005]) достаточно часто осуществляются без учета национально-культурной специфики, что, конечно, снижает их позна- вательную ценность для проблемы «жанр и культура». Исследовате- лей, изучающих дискурсивные явления в связи с культурными, но в рамках одной отдельно взятой национальной культуры, без привлече- ния внешних (инокультурных и диахронических) данных, всегда под- стерегает опасность приписывать явлениям исследуемой культуры универсальность.

По-видимому, невозможно по-настоящему универсальное прояв- ление в конкретных жанровых формах даже таких, казалось бы, уни- версальных (или почти универсальных) культурных феноменов, как общение, информация, власть, и исследование речевых жанров в свя- зи с такими явлениями, присущими как бы «культуре вообще», имеет дедуктивный и принципиально начальный характер; подразумевает- ся, что поиск национально-культурных и национально-языковых раз- личий — дело будущего. Сказанное относится к статье Е. И. Шейгал и И. С. Черватюк в пятом выпуске сборника «Жанры речи», посвя- щенной проявлениям категории коммуникативной власти в мягко и жестко формализованных речевых жанрах [Шейгал, Черватюк 2007]. Исследование осуществлено на материале двух языков — русского и английского, однако авторы делают акцент на универсальности дан- ного явления, безусловно важного для понимания многих аспектов жанров речи.

Вцелом же ни жанроведами, ни лингвокультурологами еще не найдена удовлетворительная и общепризнанная теоретическая мо- дель, которая позволила бы, по выражению А. Вежбицкой, проскольз- нуть между Сциллой стереотипизации и Харибдой этноцентрической универсализации.

Весьма показательны в этом отношении переводы четырех статей зарубежных исследователей, вошедшие в этот же выпуск сборника «Жанры речи».

Из них две — В. Хэнкса и К. Годдарда — очень четко представляют проблему «жанр (дискурс) и культура»: Хэнкс исследует жанры мис- сионерского дискурса в Северной Америке (dialogos) в отношении к европейским римско-католическим традициям и (отчасти) к культуре и языку майя; Годдард рассматривает один из безэквивалентных типов иронии в австралийском английском (deadpan jocular irony — приблиз.

‘ирония с каменным лицом’) в связи с особенностями менталитета бе- лых австралийцев, культуры и истории заселения Австралии.

Исследователь показывает, что «шутливая ирония с каменным лицом» находится в абсолютном соответствии с множеством других высказываний в традициях общенияAussie (англоговорящих австра- лийцев). Во-первых, ирония дает возможность показать солидар- ность и чувство товарищества при помощи недосказанности и без излишнейэмоциональности.Во-вторых,предложениеадресату«раз- гадать» послание «с каменным лицом» и высказать свое собственное мнение созвучно с более серьезным экзистенциальным императивом в традиционной этнофилософииAussie: уметь раскусить bullshit (see through bullshit) и «думать самостоятельно» (to think for oneself).

Исследователь формулирует культурный сценарий, лежащий, по его мнению, в основе данного явления:

a.иногда человек говорит некоторые вещи другим людям не потому, что хочет, чтобы другие люди что-то узнали, не потому что хочет сказать что-то правдивое;

b.этот человек говорит эти вещи, потому что этот человек думает что-то вроде:

«я хочу, чтобы эти люди думали о чем-то что-то, я хочу, чтобы они из-за этого что-то чувствовали»;

c.это плохо;

d.иногда человек говорит подобные вещи многими словами, люди не могут ничего узнать из-за этих слов, люди не могут сделать ничего хорошего из-за этих слов;

e.если кто-то слышит такие вещи, хорошо, если он может это по- нять [Годдард 2007]

Встатье А. Вежбицкой в широком культурно-историческом кон- тексте рассматривается содержательная категория «Anglo scripts against ‘putting pressure’on other people», значительно повлиявшая на современную англосаксонскую речевую культуру в целом; названная категория изучается в сравнении с другими национально-речевыми культурами.

По мнению А. Вежбицкой, многие косвенные формы современ- ного английского языка являются следствием из данной содержа- тельной категории.

Исследовательница выделяет этапы постепенного развития кос- венных форм в английском (в английской исторической прагматике) на разных периодах его существования: