Файл: dementev_v_v_teoriya_rechevyh_zhanrov.pdf

Статья Лакофф, впрочем, не вызывает у нас серьезных возра- жений: исследовательница политического дискурса на материале сильно эволюционировавшего за последние 5–7 лет жанра публич- ного извинения оптимистически рассуждает о произошедших за эти годы изменениях в отношениях между властью и народом: с одной стороны, люди, наделенные властью, избегают публичных из- винений, предпочитая им позволяющие сохранить лицо объяснения. « ... даже если нет положительной причины избегать извинений, — пишет Р. Лакофф, — человек, наделенный властью, часто избирает уклончивую тактику» [Лакофф 2007: 186].

С другой стороны, люди, наделенные властью (в том числе — привилегией НЕ извиняться перед находящимся в зависимости от них населением, даже когда есть основания), теперь все чаще при- носят публичные извинения по разным поводам, чего просто невоз- можно было представить еще лет десять назад. Явления эти имеют, по-видимому, в достаточной степени универсальный характер, по крайней мере, для стран так называемой западной демократии.

Этого, к сожалению, нельзя сказать о многих других исследова- ниях речежанровых явлений, основанных на конкретно-языковом материале, но претендующих на универсализм, например о недавно вышедшей под редакцией Дж. Купланд коллективной монографии «Small talk» [Small talk 2000], посвященной далеко не универсальному праздноречевому жанру small talk (он характерен, пожалуй, для одной только англо-американской культуры) — см. критические размышле- ния об этом издании в § 3.4.1.

В целом изменения в общественной, политической жизни, в области идеологии, экономики, быта приводят к изменениям языка — это положение стало общепризнанным в социолингви- стике с 20-х г. прошлого века [Лафарг 1930; Жирмунский 1936; По- ливанов 1968]. Блестяще связал это общее положение с идеей жанра как переходного явления между изменениями окружающего мира и изменениями языка М. М. Бахтин, назвавший речевые жанры «приво- дными ремнями от истории общества к истории языка» [Бахтин 1996: 165]. Все это, вообще говоря, резко отличает речежанровое изучение культур от традиционных типологических исследований. Так, в статье Н.К.Рябцевойомежкультурномделовомобщениикультурнообуслов- ленные различия между русским и английским языками осмысляются принципиально не в категориях лингвистики, а металингвистики, к сфере интересов которой автор вслед за Б. Уорфом и М. М. Бахтиным относит стиль мышления и коммуникативные установки.

Н. К. Рябцева исходит из того, что особенности менталитета носителей русского языка проявляются в показательных коммуни- кативных моделях поведения, которые значительно отличаются от коммуникативных моделей, характерных для английского языка, в первую очередь большей категоричностью (императивностью), им- позитивностью, эмоциональной эгоцентричностью и в то же время анонимностью (ср. распространенную в русской научной речи мо- дель «как представляется / думается / можно предположить» и т. д.), дистантностью или, напротив, полным ее отсутствием.

По мнению исследовательницы, две на первый взгляд, тожде- ственные установки, свойственные западной (правовой, демокра- тической) и русской (коммунистической / деспотической / тотали- тарной) этическим системам — «Не делай зла!» и «Делай добро!» принципиально несовместимы. Так, «делание добра» допускает применение «злых» методов (ср. «Вперед, к победе коммунизма!» — любыми методами, средствами, путями: — через запреты, гонения, ссылки, казни и т. п.) [Рябцева 2007].

Изучение речевых жанров в связи с изменениями в культуре ши- роко представлено в пятом выпуске сборника «Жанры речи»: см. ста- тьи М. А. Кулинич и Н. Ю. Бусоргиной (сравниваются американские письмовникисерединыXIXиначалаXXIв.),Н.В.Орловой(«советы» в русских журналах, относящихся к разным эпохам), М. В. Китайго- родской и Н. Н. Розановой (надмогильные надписи XIX и XX вв.).

Так, в статье М. А. Кулинич и Н. Ю. Бусоргиной исследуется от- ражение тех или иных речевых жанров (или ряда жанров) в англоя- зычном письмовнике.

Авторы исходят из того, что для англоязычной (англоамериканской) лингвокультуры характерно м о д е л и р о в а н и е речевых жанров. В частности, письмовники, в которых даются об- разцы (модели) типовых писем и советы по их сочинению и оформ- лению, являются весьма популярным жанром и в Англии, и в США.

Письмовники соотносятся с типичными коммуникативными си- туациями, следовательно, они отражают реалии определенной эпохи и определенную идеологию, способ видения мира.

Сравнивая письмовники, разделенные временным интервалом почти в полтора столетия, М. А. Кулинич и Н. Ю. Бусоргина обна- руживают, что прежде всего они различаются соотношением объема текста, посвященного деловой и личной коммуникации. В Chester- field’s Letter Writer (XIX в.) большая часть книги посвящена личной корреспонденции, а деловые письма занимают лишь краткий раздел,

в то время как в The New American Handbook of Letter Writing (XX в.)

деловой корреспонденции отводится ведущее место, личные пись- ма занимают небольшую часть, а любовные письма отсутствуют со- всем. На этом основании, кстати, М. А. Кулинич и Н.Ю. Бусоргина делают интересное предположение, что в современном мире, в век информационных технологий, люди выражают свои самые сокро- венные чувства по телефону и более не доверяют их бумаге, а может быть, такое положение дел обусловлено тем, что сфера любовных отношений перестала быть частью этикета. Людей больше не учат красиво и правильно выражать свои чувства.

Наконец, в TheNewAmericanHandbookofLetterWritingприведены виды коммуникации, не возможные в XIX в. — такие, как электронная почта или аудио-(видео-) письмо [Кулинич, Бусоргина 2007].

Все же в целом приходится констатировать, что названная зада- ча — описание жанрового своеобразия национальных культур и срав- нение их с этой точки зрения — пока далека от того, чтобы, с одной стороны, привести накопленные знания к чему-то напоминающему систему, которую можно было бы представить в одной плоскости и описать в единой терминологии; с другой стороны, претендовать на высокое звание по-настоящему приоритетного направления лингви- стических исследований.

Увы, никто пока всерьез не воспринимает идеи и перспективы создания всемирной энциклопедии жанров (об этом же, применитель- но к одним только русским жанрам, с болью пишет Т. В. Шмелева: «За такую задачу непосредственно никто не взялся до сих пор, грандиоз- ность ее очевидна» [Шмелева 2007: 66].

Это же касается и многих других аспектов проблемы «жанр и культура»; в целом эта глобальная проблема по-прежнему остается одним из самых досадных белых пятен в общей картине современной культурологии и лингвокультурологии, хотя по значимости для адек- ватного понимания соотношения коммуникативных систем она, по нашему мнению, не уступает ни лингвистике универсалий, ни линг- вистической типологии в целом.

Пожалуй, ни один из аспектов проблемы «жанр и культура» не вызывает столько споров и дискуссионных вопросов и вместе с тем столько ожиданий и надежд со стороны как лингвокультурологов, так и жанроведов, как попытка выделения и осмысления жанровой картины мира в составе общей культурно-языковой картины мира. Пионером в этой области следует считать, бесспорно, Г. Г. Слышкина, идеи которого были подробно рассмотрены в предыдущем § 4.1.