Файл: dementev_v_v_teoriya_rechevyh_zhanrov.pdf

Таким образом, в результате анализа современного речевого ма- териала обнаружилась значительная противоречивость коммуника- тивного концепта «по душам», в том числе нравственно-этическая оценочная амбивалентность, во многом соответствующая противоре- чивости, присущей данному концепту в предшествующие историче- ские эпохи, прежде всего двойственное отношение к РпД в качестве коммуникативного идеала.

Специфика, безэквивалентность русского РпД особенно наглядно проявляются при сравнении с другими речевыми культурами. Отли- чия заметны даже у генетически и типологически сходных русской и польской культур.

Большинство параметров концепта дружба совпадают в русском

ипольском языках (хотя не все). В результате исследований (напри- мер, [Вежбицкая 2001]) было установлено, что русский концепт друг

ипольский концепт przyjaciel также лишь частично совпадают. Дружба, как и все концепты социальных отношений, имеет важ-

ное коммуникативное измерение и определенным образом формиру- ет коммуникативный идеал. В русской и польской речевых культурах собеседник тем лучше проявляет себя в межличностном общении (больше ориентирован на партнера, открыт), чем в большей степени выступает как друг, а общение в целом тем лучше, чем оно в большей степени дружеское.

Кроме того, на отношения русского и польского концептов друж- бы, по-видимому, влияет оппозиция «православие ~ католичество». М. С. Уваров [1992] высказывает предположение, что исповедь лежит в основе текстов православной культуры, а проповедь — католиче- ской. Для православной культуры исповедальность, граничащая с покаянием, является абсолютной ценностью. Исповедальность в рус- ской культуре (в том числе в литературе) имеет прямое отношение к смыслу жизни, тогда как проповедь, предполагающая значительно бóльшую формализованность и контроль над своим поведением, хотя и пересекается с исповедью (в католической культуре она неотличима от нее), но воспринимается как слишком узкая и вторичная: «Тради- ция, воплощенная в образах Зосимовой и Оптиной пустыни, или же легендарное молчальничество Андрея Рублева во многом чужды пря- молинейной проповедальности, а сам символ проповеди — при всем его значении для русской культуры — все же оказывается несколько сглаженным, вторичным» [Там же: 7].

Тип дружеского общения имеет подчеркнутую важность для обеих культур; в обеих культурах жанры дружеского общения со- ставляют несомненную культурную ценность; однако наиболее ха- рактерный жанр открытого общения в польской культуре serdeczna rozmowa (SR) лишь приблизительно соответствует русскому разго-

вору по душам.

Отличия русских и польских жанров гармонического дружеско- го общения проявляются уже в именах данных жанров: к участию в данных именах тяготеют разные слова — душа и сердце, причем эти слова можно понимать как важные и даже ключевые для русской и польской культур.

Выше уже говорилось об огромном, неуниверсальном богатстве в русском языке идиом с лексемой душа (душа в душу, по душам, войти

вдушу, открывать душу и т. д.).

Впольском языке представлены лишь некоторые эквивалентные идиомы, при этом во многих из них место души занимает сердце. При переводе соответствующих идиом с одного языка на другой их чаще всего просто не разграничивают5. Безусловно, названные концепты очень близки (оба восходят к библейской концептосфере), однако между ними есть различия, имеющие и культурные, и коммуникатив- ные основания.

По-видимому, несимметричное закрепление души и сердца в рус- ском и польском языках, прежде всего за важнейшим фатическим жанром русского общения разговор по душам и важным (хотя, воз- можно, не важнейшим) жанром польской речевой культуры serdeczna rozmowa не случайно: душа более отвечает основным коммуникатив- ным ценностям русской культуры, serce — польской.

Так, и душа, и сердце имеют количественное измерение (душа —

врусском языке, сердце — в польском: великодушный, малодушный; człowiek wielkiego serca, człowiek małego serca), и только сердце —

«температурное» (и в русском, и в польском языках выражение горя- чее сердце абсолютно нормально и близко к идиоматизации, хотя они не вполне идентичны: в польском gorące serce вместе с gorąca głowa означают ‘очень эмоциональный человек’; ??горячая душа практиче- ски аномально в обоих языках).

5 Ср. некоторые соответствия, предлагаемые в Польско-русском фра- зеологическом словаре К. М. Гюлумянц [2004]: okazać komuś serce ‘проявить душевное участие (отзывчивость, доброту)’; wygarnąć komuś od serca ‘пого- ворить с кем-л. начистоту, поговорить по душам’.

Это отличие, по-видимому, имеет коммуникативное значение: если главное в дружеском общении — душа, это значит, что главное в нем — в стремлении к открытию и единению душ. Душа (так сказать, газообразнаяэтимологически—ср.:дух,дыхание,воз-дух)скореевсе- го не способна активно воздействовать на другую душу (поддержать, согреть), зато душа способна понять другую душу, «впустить» ее в себя либо «войти» в нее, довериться ей и способствовать ее откры- тию, поэтому главный участник дружеского общения, определяемого душой, скорее не тот, кто говорит, а тот, кто слушает.

Для разговора, определяемого сердцем, главное — воспламенить- ся и передать свой огонь, энтузиазм, зажечь или согреть собеседника; главный участник дружеского общения — инициатор, генерирующий горячие идеи.

Сказанное подтверждается отображением жанров разговор по душам и serdeczna rozmowa в русских и польских художественной литературе и фильмах. В частности, рассматриваются произведения, в которых важнейшие идеи (ради которых, собственно, и снимался фильм) выражаются персонажами посредством такого типа общения; при отборе материала для нас главным было не то, чтобы в разгово- ре участвовали друзья, а то, чтобы присутствовал «экзистенциальный разговор о главном» (по выражению А. Д. Шмелева).

В фильме М. Хуциева «Застава Ильича» герой просит совета у своего погибшего на войне отца и не получает его. Здесь налицо все признаки русского РпД: разговор предельно искренний, о самом глав- ном, есть и преобладание исповеди:

—Хорошо, что ты пришел.

—Что с тобой, ты можешь мне сказать?

—Да. Мне надо, чтоб ты мне многое объяснил.

—Что я тебе могу объяснить?

—Все. Я никому так не верю, как тебе. Понимаешь, мне надо с тобой посоветоваться. Мне сейчас очень... (пауза).

—Ты что-то хотел сказать?

—Да, понимаешь, бывают моменты... Прямо голова раскалыва-

ется!..

—Ну, говори, я тебя слушаю.

—Вот у вас все было по-другому, понимаешь, все было подругому.

—У всех бывает по-другому, это совершенно естественно, стран- ный ты человек!

—Данет,тызнал...чтотебенужноделать,знал.Тызнал,чтонадо

стрелять, допустим, бежать вперед с криком «ура!», не трусить...

—Ты думаешь... что бежать вперед и стрелять, ты думаешь, это- го мало?

—Нет, ну, просто я сам все это могу, понимаешь, сам. Ну, есть жизнь, понимаешь, нормальная жизнь, как... ну, чего там, в общем, я не хочу говорить про нее все эти высокие слова, но бывает момент, когда... Один на один с собой, своей... совестью. Тогда...

—Покурим?

—Да. Ну, я не знаю, как тебе объяснить. Понимаешь, не все...

Интересно, что непосредственно перед этим диалогом героем был произнесен гневный монолог, в котором тоже речь шла о важных ве- щах (о том, к чему следует относиться серьезно), герой проявил себя как хороший оратор: он четко высказывал свои сложившиеся убежде- ния. Однако именно второй диалог становится эмоциональной куль- минацией фильма, и из него становится видно, что герой на самом деле еще только ищет правильный ответ на эти вопросы, и его речь в данном случае сбивчива, негладка, совсем не «ораторская».

В фильме Алексея Балабанова «Брат-2» эмоциональной кульми- нацией становится РпД между троими русскими (двое мужчин и жен- щина) у костра, разведенного в центре Чикаго — «сердце каменных джунглей». Героиня делится главными — самыми темными и самы- ми светлыми — впечатлениями из своей жизни, что свидетельствует о важности разговора. Несмотря на попытку снизить тему разгово-

ра, самоиронию (Ладно, банально все это, скучно) и на то, что тема всплывает отчасти ассоциативно (ночь у костра — воспоминание о другом костре: Знаешь, я последний раз так в восемьдесят четвер-

том году сидела), темы, настроение, откровенность и открытость со- беседников определяются общей тональностью разговора — о самом главном. Интересно, что на протяжении фильма русские культурные ценности постоянно противопоставляются американским (Здесь во-

обще все просто так, кроме денег), при этом одной из ценностей русской речевой культуры, отличающих ее от американской, является именно русский РпД, или искренний разговор о самом главном.

Д а ш а. Восемь лет — это много. Мне тогда еще двадцати не было. Университет, перестройка, Америка, со-со-со. Замуж вы- шла, потом сразу развелась. Сначала в Нью-Йорке в эскорт-сервисе работала, это по вызову. Потом — кокаин, крэк. Уехала с одним толстым в Чикаго, бросил меня. С козлом этим черным связалась. Хотя о покойниках плохо нельзя. Ладно, банально все это, скучно...

328 Глава V. Изучение отдельных речевых жанров

Знаешь, я последний раз так в восемьдесят четвертом году сидела. Мы в поход ходили на Глухое озеро.

Д а н и л а. Поехали с нами домой. Там хорошо. Д а ш а. А что я там делать буду?

Д а н и л а. А здесь ты что делаешь?

В и к т о р. А мне здесь нравится! В Америке вся сила мира. Д а н и л а. А в чем сила, брат?

В и к т о р. А вот в чем! В деньгах вся сила, брат! Деньги правят миром. И тот сильнее, у кого их больше.

Д а н и л а. Ну хорошо. Вот много у тебя денег. И что ты сде- лаешь?

В и к т о р. Куплю всех!

Д а н и л а. И меня?

(СМЕЮТСЯ.)

Тема В чем сила, брат? получает продолжение и в каком-то смысле становится лейтмотивом фильма: в конце фильма герой Сер- гея Бодрова Данила говорит, что сила в правде, тем самым связывая РпД с другим ключевым концептом русской культуры. Точка зрения Виктора (кстати, профессионального киллера), утверждающего «аме-

риканские» ценности (В Америке вся сила мира; Деньги правят ми-

ром), опровергается всей логикой фильма, хотя, естественно, призыв

кправде от не менее кровавого убийцы превращает идею патриотизма в горькую насмешку.

Впольских примерах интимное дружеское общение оказывает- ся более монологичным. Это проявляется в большем контроле речи со стороны говорящего, приводящем к большей четкости и риторич- ности речи, которая содержит меньше ошибок, проистекающих из диалогичности (непредсказуемость течения разговора и перебивы, обрывы и недосказанность); конечно, при этом отдельные ошибки и оговорки, в целом присущие спонтанной речи, есть. Все это приводит

ктому, что в речи выражается скорее предыдущая точка зрения говорящего, чем рожденная в процессе самого разговора.

Герои фильма «Poniedziałek» (reż. Witold Adamek) Maniek и Da- wid вместе занимались рэкетом и пережили крушение всех надежд.

В их разговоре — он также становится эмоциональной кульми- нацией фильма — есть элемент исповеди, хотя главное также скорее сообщается, чем открывается, узнается или рождается в результате самого разговора. Есть элемент поучения со стороны главного героя,