Файл: makarov-osnovu_teorii_diskursa-8l.pdf

117

***

Главным итогом главы стало широкое определение дискурса, учитывающее взаимообусловленность его формы и функций, его принадлежность к социокультурной ситуации, его риторическую и идеологическую (в широком смысле) наполненность.

Соответственно, дискурс-анализ понимается как широкое междисциплинарное направление, возникшее на почве синтеза достижений и методов многих лингвистических и социальных дисциплин, постоянно обменивающееся своими идеями. Дискурс-анализ не сводим ни к узко структурному анализу речи в духе Бирмингемской школы, ни к конверсационному анализу в традициях этнометодологии, ни к лингвистике текста и т. д. Главной тенденцией развития современного дискурс-анализа в эпоху постструктурализма и постмодернизма является его общая интерпретативная направленность.

Признавая главенство функционального подхода к изучению дискурса, необходимо тщательное исследование его формальной стороны в отношении к данным функциям и наоборот. Сочетание различных подходов к рассмотрению одного феномена, или метод

триангуляции, позволяет глубже исследовать дискурс, соотнося этнографические, социологические и психологические данные с языковыми, дополняя качественный анализ количественным.

В соответствии с теоретическими принципами транскрипции разработана нотационная система ТРУД, которая, вобрав критически переработанный опыт теории и практики транскрипции устного дискурса, остается цельной, адаптивной, достаточно простой системой, не требующей особой подготовки пользователя и годной к компьютерной обработке.

Глава 4. АСПЕКТЫ СОДЕРЖАНИЯ ДИСКУРСА: ЛИЧНОСТНЫЙ СМЫСЛ В СОЦИАЛЬНОМ КОНТЕКСТЕ

4.1. СМЫСЛ В ДИСКУРСЕ: КОМПОНЕНТЫ И КАТЕГОРИИ

«The question is», said Alice, «whether you can make words mean so many different things.» «The question is», said Humpty Dumpty, «which is to be master — that's all.»

LEWIS CAROLL «Through the Looking Glass»

Вслед за сказочным персонажем мы принимаем «коммуникатороцентрический» подход [о коммуникаторо- и текстоцентрических подходах см.: Сусов 1979], и вследствие этого ставим в центр определения базовых категорий, описывающих смысловую ткань дискурса, homo loquens, а не языковые единицы per se.

4.1.1 Пропозиция

Пропозиция — это термин с долгой историей, обозначавший в логике суждение, а в лингвистике — предложение. Ныне специфика его употребления определяется традицией, во многом обязанной идеям Готлоба Фреге [1977; Frege 1892; 1918], отделившего мысль от акта ее утверждения говорящим.

{I} a. John gave me the book.

Джон дал мне (эту) книгу.

b.Will John give me the book?

Даст ли Джон мне (эту) книгу?

с. John, give me the book.

Джон, дай мне (эту) книгу.

d.I believe that John gave me the book.

Полагаю, что Джон дал мне (эту) книгу.

e.John must have given me the book.

Джон должно быть дал мне (эту) книгу.

Все эти высказывания содержат одну пропозицию, иначе — семантический инвариант, способный получать истинностное значение: [(BUY) John, book, '1st person'] или [(ДАТЬ) Джон, книга, 'первое лицо']. В состав пропо-

119

зиции входят термы или актанты, способные к референции: книга, Джон и местоимение, указывающее на первое лицо, а также предикат дать, способный приобретать модальные и видо-временные характеристики. В общих чертах, все то, чем различаются дискурсивные реализации одной пропозиции {I-a}, {I-b}, {I-c}, {I-d} и {I-е}, называется коммуникативными

или пропозициональными установками [communicative or propositional attitudes — Richard 1990]. Семантико-синтаксическая структура пропозиции, как правило, считается изоморфной структуре факта [ЛЭС 1990: 401].

Пропозиция актуализуется в высказывании, приобретая при этом логико-семантические значения истинности/ложности. Так в семантику дискурса включаются условия истинности (truth conditions) данного высказывания. Этот подход к значению опирается на отношение «язык — действительность», что восходит к логикам Тарского и Монтегю [ср.: Дэвидсон 1986; Tarski 1944; Montague 1974; Davidson 1984; Carston 1988; Gazdar 1979; Jackendoff 1983 и др.]. В

наиболее общем смысле семантика естественных языков покоится на двух «китах»: истинность/ложность и интенция/конвенция; для последней пары определяющим является отношение «язык — сознание».

Ранние генеративные грамматики способствовали разработке третьего — трансляционного

— подхода к семантике естественного языка. Его многообещающий синтез с требованиями принципа истинности/ложности привел к модели, широко используемой в логикоинференционных представлениях языкового общения, в частности, в теории релевантности

[ср.: Джонсон-Лэрд 1988; Шпербер, Уилсон 1988; Johnson-Laird 1983; Jackendoff 1983; 1992; Blakemore 1992; 1995; Carston 1988; Sperber, Wilson 1995 и др.]. Нацеленная на анализ процесса интерпретации высказываний, эта модель включает психологический уровень логикосемантических репрезентаций в «языке мысли» и соответствующие им структуры естественного языка, причем данные репрезентации соотносятся с реальностью через условия истинности/ложности. Такая программа наиболее развернуто представлена работами Джерри

Фодора по философии языка и сознания [Fodor 1983; 1987].

В рамках названных и некоторых других, преимущественно когнитивистских, подходов пропозиция признается особой формой репрезентации знаний, базовой когнитивной единицей хранения информации, играющей главную роль в порождении и интерпретации дискурса, в том числе в составе когнитивных схем, фреймов, сценариев и ситуационных моделей [Кубрякова

1991; Кубрякова и др. 1996: 137—140; Панкрац 1992: 15; Anderson, Bower 1973; Fodor 1983; Schank 1982a; van Dijk, Kintsch 1983; van Dijk 1995]. Еще Рене Декарт [1950: 352] указывал, что содержание души необходимо пропозиционально.

120

Отметим, что большинство этих подходов теоретически построено или на информационнокодовой модели коммуникации, или, в лучшем случае, на ее поздней инференционной модификации, т. e. в паре информация vs. коммуникация отдают приоритет первой, в связи с чем в ряде случаев ощущается их методологическая ограниченность.

4.1.2 Референция Референция традиционно описывается в лингвистической литературе как «отнесенность

актуализованных (включенных в речь) имен, именных выражений (именных групп) или их эквивалентов к объектам действительности (референтам или денотатам)» [ЛЭС 1990: 411]. Проблеме референции посвящено много работ, поскольку это без преувеличения важнейшее понятие для теории значения в лингвистике, логике, философии, семиотике [см.: Арутюнова

1976; Петров 1979; Падучева 1985; Сусов 1990; Кубрякова и др. 1996: 160; Hofmann 1993: 180—200; Kleiber 1981; 1990; Widdowson 1996: 61ff; Yule 1996: 17ff и др.].

Традиционный взгляд на природу референции как на отношение между словами и объектами до сих пор используется в языкознании, например в лексической семантике. Но на смену ему уже относительно давно пришел интенциональный подход к референции: не слово, а говорящий намеренно указывает на объект, употребляя нужное языковое выражение, таким образом «он вкладывает референцию в это выражение, совершая акт референции» [Lyons 1977: 177]. Референтность не есть качество, присущее языковому выражению как таковому — это человек использует выражение, соотнося его с референтной ситуацией, реальным или возможным миром в соответствии со своей интенцией. Распознание этого намерения адресатом замыкает отношение интерсубъективности: адресат соотносит языковое выражение с теми же образами и объектами, что и говорящий. Просто прочитав {I-а}, мы еще не знаем, кто кому и какую именно книгу дал, — мы лишь знаем, что:

1)одного человека, о ком идет речь, зовут Джон;

2)ему предицируется действие дать (в прошедшем времени изъявительного наклонения, констатируя свершившийся факт);

3)объектом названного действия является один предмет, относящийся к классу книг;

4)предицируемое действие направлено на другого человека, который и сообщает об этом. Только исполнитель данного контекстуально обусловленного акта речи/ письма, опираясь на

«общее знание» коммуникантов, может соотнести дескрипции Джон и мне с двумя конкретными людьми, равно как и книга при-

121

обретает реальность единственной книги только в акте референции, совершаемом говорящим или пишущим. В том случае, если слушающему объекты референции остаются неизвестны, а интерсубъективность не достигается, то все это действие оказывается неудачным. Заметим, что даже самая несложная идентифицирующая референция трех объектов в {I} осуществляется по-разному: книга выполняет денотативную функцию, Джон —

номинативную, а местоимение первого лица мне — дейктическую.

Современное состояние теории референции характеризуется ее растущей прагматизацией: помимо категории общего фонда знаний сюда вошли коммуникативные установки говорящего, его интенции, отношение высказывания к контексту и т. д. Так, в случае идентифицирующей референции и говорящий, и адресат предварительно знают обо всех объектах референции. По отношению к фонду знаний коммуникантов также выделяются интродуктивная (вводит известный говорящему, но новый для адресата объект, например: Есть у меня книга) и неопределенная референция (когда объект неизвестен ни говорящему, ни слушающему:

Возьми какую-нибудь книгу).

Чтобы как-то совместить прагматическую, т. e. интенциональную концепцию референции с традиционной, логик Сол Аарон Крипке предложил различать референцию говорящего и

семантическую референцию [Kripke 1979; см.: Levinson 1983: 60 и др.]. Первая определяется факторами, имеющими прагматическую природу: интенцией и контекстом, вторая — языковой конвенцией. Но и этот подход не решил проблем, так и не выйдя за рамки отношения «субъект

—языковой знак — объект», игнорируя межсубъектность языкового общения.

Теория дискурс-анализа, принятая в данной работе, рассматривает референцию не как всего

лишь однонаправленное действие говорящего или пишущего [ср.: Brown, Yule 1983: 28], игнорирующее интерпретативный шаг со стороны слушающего, а именно как коллективное действие всех участников общения, использующее конвенциональные языковые знаки для указания на актуализуемый реальный или гипотетический «мир» с целью установления и/или поддержания интерсубъективности, которая сама является незыблемым основанием референции — важнейшего элемента языковой коммуникации. Акт референции должен рассматриваться как совместное действие, один из аспектов проявления коммуникативного сотрудничества [referring as a collaborative process — Clark, Wilkes-Gibbs 1986; Clark, Marshall 1981], позволяющий нам распознавать личностно обусловленные смыслы в социальном контексте. Такой подход к референции позволяет глубже осмыслить ее нетривиальную роль с позиций интеракционной модели коммуникации.

122

4.1.3 Экспликатура

Для продолжения разговора о значении и смысле в дискурсе, не вдаваясь в философскометодологические дискуссии [ср.: Павилёнис 1983; Щедровицкий 1995: 545—576; Васильев 1990: 81; Никитин 1988] напомним о разграничении конвенционального буквального значения языкового выражения или, по Г. П. Грайсу [Grice 1971], meaningn (natural meaning) и

выводимого meaningnn (non-natural meaning), подразумеваемого смысла этого же выражения в дискурсе — того, что говорящий «имеет в виду». Можно сказать, что проведенная Грайсом грань между тем, что «говорится» (saying) и тем, что «подразумевается» (implicating), определяет облик современной прагматики языка. Причем если для второго аспекта содержания был придуман новый термин импликатура (см. ниже), то первый аспект как-то выпал из теоретических построений Грайса и иже с ним. Тем не менее, он (saying) играет важнейшую роль в коммуникации. Поэтому в поздних инференционных теориях прагматики языкового общения не только уточняется статус понятия импликатура, но и вводится парная категория экспликатура, а процессам вывода эксплицитно выраженного значения и смысла уделяется намного больше внимания. Важным оказывается теоретически сбалансированное отношение между тем, что эксплицировано и имплицировано в дискурсе (explicated vs. implicated; explicitly vs. implicitly communicated), а не наивное отношение между тем, что

«говорится», и тем, что «подразумевается», с привычным креном в сторону последнего [Carston 1988: 155; ср.: Федосюк 1988; Дементьев 2000].

Экспликатура как теоретическое понятие выделяется рядом исследователей [см.: Carston 1988; Blakemore 1992: 57ff; 1995: 444ff; Sperber, Wilson 1995: 176ff и др.]. Как правило,

уникальная мысль, конкретное суждение или актуализованная пропозиция (в полном соответствии с намерением говорящего) не может быть выражена только посредством значений единиц языка в составе определенного высказывания. Этим объясняется недостаточность информационно-кодовой модели коммуникации и необходимость инференционных механизмов, привлекающих дополнительные сведения из внутреннего (когниция) и внешнего (перцепция) контекста для интерпретации высказывания. Хотя «выраженная в высказывании пропозиция» (proposition expressed) не кодируется полностью лингвистически, ее извлечение прямо зависит от языковых значений произнесенных слов. Выраженное эксплицитно в высказывании суждение — это результат наполнения смыслом семантической репрезентации в соответствии с намерением автора: «fleshing out a linguistically encoded representation in the intended way» [Blakemore 1995:444; Sperber, Wilson 1995: 182], что, собственно, и называется

экспликатурой.

123

Для подобного определения важным оказывается смысл понятия «эксплицитность» и его техническая дефиниция: «содержание, сообщаемое высказыванием U, эксплицитно, если и только если оно является проявлением и развитием (development) логической формы, выраженной в U с помощью языкового кода» [Sperber, Wilson 1995: 182]. Логическая форма языкового выражения — это и есть та обусловленная грамматикой семантическая репрезен-