Файл: makarov-osnovu_teorii_diskursa-8l.pdf

Ballmer 1980].

Контекст не пассивен, он обладает активным творческим потенциалом [см.: Mey 1979: 12]. Произнося высказывание и интерпретируя его, люди выбирают контексты — «the contexts are chosen, not given» [Sperber, Wilson 1995: 137], т. e. феноменологические проекции коммуникативной ситуации и «общего фонда знаний».

Субъекты понимают языковые выражения только в том случае, если они интерпретируют контексты, в которых данные выражения появляются [Par-ret 1980: 73]. Анализ прагматического контекста участниками общения — постоянный процесс [ван Дейк 1989: 30].

Контекст не есть что-то заданное перед актом общения: процессы жизнедеятельности и дискурс постоянно меняют контекст. Индивидуальное знание коммуникантов, их концептуальная система — это «непрерывно конструируемая и модифицируемая динамическая система данных (представлений, мнений, знаний)» [Каменская 1990: 19; ср.: единая информационная база — Залевская 1985: 155]. В каком-то смысле контекст — это даже больше результат, чем исходное состояние [output vs. input — Parret 1983: 99]. Когнитивно это выражается в изменении набора пропозиций в общем фонде знаний, причем не так уж важно, как это происходит: речевым или невербальным действием, приобретением нового знания посредством освоения внешнего мира с помощью органов чувств, через восприятие или интроспективно, феноменологически интуитивно.

Постоянная динамика когнитивных образований, старого и нового знания, может быть отображена в терминах изменения статуса пропозиций: релевантная пропозиция актуализуется в речи [фокус, emphasis — Werth 1984: 8], после чего она становится частью непосредственного

контекста [immediate соп-

152

text — Werth 1984: 36], находясь в оперативной рабочей памяти, откуда она может перейти на более глубокие уровни хранения информации, став частью обобщенного образа данного типа ситуации, модели данного контекста [ван Дейк 1989: 95], и частью культурного контекста [cultural context — Werth 1984: 36]. Обобщенные знания о типах ситуаций и социально-культур-

ных контекстов хранятся в памяти в виде фреймов, сценариев и ситуационных моделей.

4.3.3Фреймы, сценарии и ситуационные модели

Винженерно-кибернетической лингвистике, искусственном интеллекте и некоторых других отраслях знания получил довольно широкое и устойчивое применение термин фрейм; наряду с данным термином встречаются другие: схема — schema, schemata; сценарий — scenario, script;

план — plan; демон — demon; когнитивная модель — cognitive model; ситуационная модель — situation model [cp: Минский 1979; Шенк 1980; Чарняк 1983; Дейк 1989; Гончаренко,

Шингарева 1984; Джонсон-Лэрд 1988; Bartlett 1932; Schank, Abelson 1977; Charniak 1978; Bower e. a. 1979; Lehnert 1980; Schank 1982a; 1982b; 1994; Johnson-Laird 1983; Werth 1984; Stillings e. a. 1987; Carberry 1990; Sanders 1991; Fiske, Taylor 1991; Eyesenk 1993; Wilensky 1994; Graesser, Zwaan 1995; van Dijk 1995; Berger 1996 и др.].

Фрейм — это такая когнитивная структура в феноменологическом поле человека,

Фрейм — это такая когнитивная структура в феноменологическом поле человека, которая основана на вероятностном знании о типических ситуациях и связанных с этим знанием ожиданиях по поводу свойств и отношений реальных или гипотетических объектов. По своей структуре фрейм состоит из вершины (темы), т. e. макропропозиции, и слотов или терминалов, заполняемых пропозициями. Эта когнитивная структура организована вокруг какого-либо концепта, но в отличие от тривиального набора ассоциаций такие единицы содержат лишь самую существенную, типическую и потенциально возможную информацию, которая ассоциирована с данным концептом.

Кроме того, отнюдь не исключено, что фреймы имеют более или менее конвенциональную природу и поэтому они способны определять и описывать то, что является самым «характерным» или «типичным» в данном социуме или обществе с его этно- и социокультурными особенностями. Скажем, фрейм «семья» по-разному организован в сознании жителей южнокорейского села, немецкого города, дагестанского аула или индусской деревни: разными оказываются и слоты, и их количество, и наполнение (явно отличаются роли и статусы членов семьи, их права и обязанности, отношение к родственникам по мужской и женской линии, включенность третьего-четвер-

153

того поколений). Такие когнитивные модели — это базис для интерпретации дискурса.

В то же время фреймом порой называют набор эпистемических единиц, которые определяют наше восприятие стульев, журналов, бананов и других объектов действительности. Например, фрейм «комната» включает слоты стены, потолок, пол, окно и дверь, трехмерность замкнутого пространства комнаты, точку зрения относительно данного объекта (вне или внутри, где). «Различие между концептами как таковыми и организацией концептуального знания во фреймы является не вполне четким — теория допускает размытые границы между ними» [ван Дейк 1989: 17; ср.: Кубрякова и др. 1996: 90; 187].

Сценарий или, по-другому, сценарный фрейм содержит стандартную последовательность событий,

Сценарий или, по-другому, сценарный фрейм содержит стандартную последовательность событий, обусловленную некой рекуррентной ситуацией [Schank, Abelson 1977; Bower e. a. 1979]. Сценарии организуют поведение и его интерпретацию. Для сценариев характерны ситуативная привязанность и конвенциональность [Гончаренко, Шингарева 1984: 14; Минский

1979; Шенк 1980; Романов 1988: 30; ван Дейк 1989; Кубрякова и др. 1996: 181—182].

Сценарии не всегда обусловлены непосредственной целесообразностью: нередко они описывают последовательности сцен, событий или действий, имеющие полностью или частично ритуализованную природу, например, светские, религиозные и военные церемонии

[см.: Schank, Abelson 1977: 63].

Как фрейм, так и сценарий необходимо трактовать в терминах памяти [Schank 1982a: 173; Bower e. a. 1979]. Это не только информационные структуры, они сообщают о результатах, конечных состояниях, по которым и запоминаются нам, поскольку это механизмы, объясняющие достижение понимания с использованием накопленного ранее знания [Lehnert 1980: 94], а предварительное знание и есть тот тип информации, который хранится в памяти. В соответствии с этим Р. Шенк [Schank 1982а: 175—176] выделяет четыре уровня памяти: на первом хранятся образы вполне конкретных событий (Event Memory): конкретное посещение зубного врача; на втором — обобщенные образы, вобравшие в себя все конкретные события одного типа (Generalized Event Memory): все посещения зубного врача; на третьем уровне хранится информация о ситуации в целом (Situational Memory), факты типа «В кабинете зубного врача есть специальное кресло» или «Врач носит белый халат»; наконец, высший, четвертый уровень интенциональной памяти (Intentional Memory) содержит более абстрактную информацию о том, как надо решать свои проблемы с помощью социального института помощи. Но где, «на какой полке» копятся сценарии?

Самое замечательное в этом нашем рассуждении заключается в том, что в «готовом виде» сценарии в памяти вообще-то не хранятся. Применение

154

сценария к анализу дискурса — это реконструкция, что максимально близко подходам вышеописанной теории PDP. Мы сами строим сценарии по мере того, как в этом возникает необходимость, в процессе восприятия речи, чтобы осуществить интерпретацию дискурса, используя накопленный ранее опыт и информацию, размещенную на разных уровнях памяти

[Schank 1982a: 179; ср.: Кубрякова 1991; Панкрац 1992].

На первом уровне памяти у нас хранятся сложные эпизоды и длительные неинтерпретированные последовательности событий. Более важная для реконструкции сценариев энциклопедическая информация находится на втором уровне в виде норм, правил и фреймов. Социально-культурная информация, которую мы все приобретаем в течение довольно длительного времени жизни в обществе, в виде макросценариев хранится на третьем уровне памяти и помогает ответить на вопрос, как? мы делаем то, что нам надо. Еще более абстрактные сведения о том, почему? мы вообще делаем это, принадлежит четвертому уровню

(INTENTIONS, THEMATIC SEQUENCES, GRAND DESIGNS — Schank 1982a: 184—187]. Лишь в отношении первого уровня можно говорить, употребляя слово помнить в его «собственном» смысле, — остальные уровни содержат основанные на предшествующем опыте антиципации и экспектации разной степени обобщенности.

Модель памяти, разработанная Шенком для искусственного интеллекта (страдающая неким машинным механицизмом), отличается от конкурирующей когнитивно-психологической архитектуры знаний, в соответствии с коей вводится ряд дихотомий для разных типов знаний в долгосрочной памяти:

эпизодическая vs. семантическая память — данное важное противопоставление в начале

70-х годов ввел американский психолог эстонского происхождения Э. Тулвинг [Tulving 1983; Eysenck 1993: 72—73]: эпизодическая память автобиографична, так как она основана на личном опыте человека и содержит информацию о событиях, участником или свидетелем которых был он сам; семантическая память скорее универсальна — ведь это языковые и энциклопедические знания, лишенные уникальных пространственно-временных координат своих «истоков», в отличие от эпизодической памяти, где у каждого воспоминания есть свое время и место происхождения;

декларативная vs. процедуральная память — этой оппозицией эпизодическая и семантическая память под рубрикой «декларативная» (знаю, что) противопоставляется «процедуральной» (знаю, как), что важно и для реального речепроизводства, и для его моделирования [см.: Anderson 1983; Stillings e. a. 1987: 18—21; Fiske, Taylor 1991: 306—308; Eysenck 1993: 73—75];

155

эксплицитная vs. имплицитная память — эта оппозиция по характеру проявления памяти встречается не так часто, а своим происхождением она обязана психологическим экспериментам по изучению амнезии: имплицитная память функционирует тогда, когда успешное выполнение какой-то задачи не сопровождается осознанным воспоминанием части предшествующего опыта (conscious recollection of previous experience), а эксплицитная память требует этого [Graf, Schachter 1985: 501; Eysenck 1993: 75—77].

Очевидно, что эти дихотомии и оппозиции (как обычно) не должны восприниматься абсолютно. Одни и те же когнитивные схемы могут иметь одновременно декларативный и процедуральный характер, семантическая память очень часто взаимодействует с эпизодической и т. п.

Не совсем так, как это принято в искусственном интеллекте, например, в Йельской группе Шенка и Абельсона, Т. А. ван Дейк и В. Кинч [1988: 173] говорят о ситуационных или когнитивных моделях памяти и моделях в эпизодической памяти. Эпизодические модели они рассматривают как частичные, субъективные и узко релевантные когнитивные представления о положении дел в реальном мире и тем самым — о социальных ситуациях в мире. «По этой причине мы называем такого рода модели ситуационными» [Дейк 1989: 163—164]. Их локализация в эпизодической памяти говорит о том, что они представляют собой интегрированные структуры предшествующего опыта. В них отражены знания и мнения людей о конкретных событиях или ситуациях. Ситуационные модели служат сформированной на основе личного опыта базой для более абстрактных сценариев и планов в семантической (социальной) памяти. Здесь проявляется одно из самых замечательных качеств модели В. Кинча

[construction-integration model — Weaver e. a. 1995], а именно — принцип интеграции и взаимодействия эпизодической и семантической памяти. Различаются частные (particular) и общие (general) модели: от частной модели к общей, а от последней — к сценарию.

Не случайна эволюция взглядов ван Дейка и Кинча, до 1978 г. более ориентировавшихся на структурные подходы к анализу пропозиционально-ассоциативных сетей при восприятии и порождении текста. Осознав статичность лингвистической модели текста, они сформулировали основания стратегического подхода к динамическим процессам интерпретации и порождения текста: «We thus introduced the crucial notion of strategic processing: an online, context-dependent, goal-driven, multilevel, hypothetical, parallel, and hence fast and effective way of understanding» [van Dijk 1995: 392]. Данная прогрессивная программа стала шагом вперед по направлению к интерпретативному анализу.

156

Сценарий может быть использован либо поведенчески, либо когнитивно: в первом случае человек реально проигрывает его, строя свое поведение в соответствии с конкретным сценарием; во втором — мысленно [Lehnert 1980: 87], например, интерпретируя текст. Многие упускают из виду иное наполнение модели в случае ее поведенческой реализации, когда доминирующим типом знаний оказывается процедуральный. Темой сценария является тип деятельности, соотносящий цель и способ ее достижения, а слотами — модели отдельных действий, их последовательность и порядок.

4.3.4 Взаимодействие когнитивных структур в дискурсе

Как это ни странно, вопрос о взаимодействии разных типов знаний и когнитивных структур в коммуникативном процессе не был достаточно эксплицитно разработан ни в исследованиях по искусственному интеллекту, ни в когнитивно-психологических исследованиях по

восприятию текста (редкое исключение, да и то относительное — модель Дейка-Кинча). Многие работы узко сосредоточиваются на процессах и особенностях распознавания в дискурсах разной природы когнитивных моделей, сценариев или планов [Carberry 1990; Sanders 1991; van Dijk 1995; Berger 1996]. Практически все они заняты поиском одной модели в дискурсе, устном или письменном, монологическом или диалогическом. Их интересует лишь структура того, о чем идет речь, или, иначе говоря, модель декларативного знания.

Предмет деятельности «назначен» потребностью одного или нескольких участников коммуникации или же всей группы как совокупного субъекта общения. Сама потребность формируется внешней или внутренней, субъективной ситуацией, как правило, предшествующей акту общения. Потребность, переходя в мотив речевой деятельности на основании когнитивной интерпретации предметной ситуации, в акте референции делает эту ситуацию объектом дискурсивного действия. В любом диалоге прямо или непрямо дается репрезентация структуры референтной ситуации, происходит дискретизация объектов и отношений внутри нее, приписывание определенных признаков тем или иным объектам и отношениям, происходит тематизация референтной ситуации, состоящей из объектов (или одного объекта), отношений между ними, их признаками. В дискурсе предмет общения, его объект обычно задает тему, по развитию которой можно судить об особенностях моделирования референтной ситуации.

Когнитивный образ предметно-референтной ситуации, как правило, опирается на знания о предмете общения, связанном с ним предшествующем опыте и вероятностном прогнозировании. Этот образ может быть представ-

157

лен в виде схемы или модели, — некоторой базовой структуры репрезентации знаний о предметно-референтной ситуации, причем, как уже отмечалось, основной единицей декларативного знания в лингвистически и когнитивно релевантных процессах чаще всего является пропозиция.

Все бы хорошо, но никак нельзя упускать из виду тот факт, что не одна только предметнореферентная ситуация влияет на процесс диалогического взаимодействия и реализуется в дискурсе. В соответствии со значением самого этого слова — взаимодействие — предполагается наличие некоторой коммуникативной общности, диады, малой группы или большого социума, т. e. совокупного субъекта деятельности и общения. Отношения в этом социуме могут быть самыми разными: от совпадения мотивов и целей участников (полная кооперация), до их полного конфликта, даже антагонизма, когда получение положительного результата одним сопряжено с нанесением ущерба другому, что наиболее ярко видно на примере взаимодействия людей с противоположными, взаимоисключающими целями. Возможны варианты, когда субъективно полезное, т. e. выгодное для «себя» действие одного участника взаимодействия становится необходимым звеном в стратегии другого, — в этом случае можно говорить об отношениях дополнительности, связывающих их цели и поведение. Как бы то ни было, дискурс не может не испытывать влияния межсубъектных отношений, как и социальных и психологических характеристик самих субъектов на процесс обмена речевыми действиями.

Когнитивный образ ситуации взаимодействия в ее динамике (аспект коммуникативного контекста), являясь общим знанием, функционирует в качестве одного из главных условий успешного акта общения, производства и интерпретации диалогического дискурса, шире — совместной деятельности. Этот когнитивный образ содержит знания о конвенциях, нормах, ритуалах, ролях коммуникативной деятельности, о том, что Витгенштейн [1985] назвал «языковыми играми», и о том, что в этнографии коммуникации именуется «коммуникативными практиками» (communicative practicies), играющими в акте общения роль интерсубъективных, социокультурных факторов. Участвующая в речи информация социокультурного характера, как правило, организована в виде сценариев и моделей.

Образ ситуации взаимодействия предстает в качестве ситуативной модели или, иначе, сценария. Однако поведенческая реализация не сводима к одному декларативному знанию, наоборот, она часто опирается на комплексы процедурального знания (что происходит в реальном общении), и не во всяком микроконтексте, действуя «автоматически», участники коммуникации в состоянии вербализовать данные элементы процедурального знания подобно декларативным структурам.

158