Добавлен: 04.04.2023
Просмотров: 152
Скачиваний: 2
СОДЕРЖАНИЕ
1. Теоретические вопросы оснований основных современных концепций правопонимания в России
2. Диалектика различных концепций правопонимания
2.1. Естественно-правовая концепция правопонимания
2.2. Социологическая концепция правопонимания
2.3. Нормативистская концепция правопонимания
3. Проблемы и пути дальнейшего развития современных концепций правопонимания
Как известно, мораль – сложное, многогранное явление. Слово «мораль» (от лат. moralis – нравственный), исходя из толкования его современными словарями, имеет три основных значения: 1) совокупность принципов и норм поведения людей по отношению друг к другу и к обществу; 2) нравственный вывод из чего-либо; 3) нравоучение, наставление, правило для воли, совести человека[35].
Общее толкование данного термина можно наполнить философским компонентом. С этой позиции мораль будет представлять собой специфическую форму самосознания, регулирующую поведение человека.
Право и мораль как ключевые регуляторы общественных отношений имеют важное значение с точки зрения их ценностной составляющей, так как любое социальное явление всегда обладает ценностным ориентиром. Применительно к правовым преимуществам сказанное проявляется в том, что данный институт представляет собой не только правовую, но и нравственную, этическую ценность. Заключается она в совокупности элементов, определяющих необходимость, правомерность наделения преимуществами конкретных субъектов права с позиции соответствия их нравственным категориям справедливости, добра, представлениям о совести, чести и долге[36].
Прослеживая генезис влияния нравственной основы на деятельность государственных органов, к примеру правосудия, выявляем, что они берут свое начало из канонов Библии: «…не решай тяжбы, отступая по большинству от правды. И бедному не потворствуй в тяжбе его… Не суди превратно тяжбы бедного твоего. Удаляйся от неправды, и не умерщвляй невинного и правого; ибо Я не оправдаю беззаконника. Даров не принимай; ибо дары слепыми делают зрячих и превращают дело правых»[37].
Необходимо отметить, что на наличие нравственных начал при рассмотрении отдельных аспектов предоставления привилегий, льгот и иммунитетов ранее уже указывали М. И. Байтин, В. Г. Даев, В. А. Задорожная, Н. Н. Ковтун, Н. Радутная, В. И. Руднев, О. И. Цыбулевская и другие.
Вместе с тем современные реалии несколько иные. Элита общества, наделенная правовыми преимуществами, зачастую видит в них только предоставленные послабления и блага, но никак не этические ограничения. Специальный правовой статус депутата или мэра служит средством защиты от законных действий органов правопорядка. О том, что «слуги» народа олицетворяют государственную власть, они забывают. В этом проявляется слабая моральная основа власти и низкий уровень ее уважения населением[38].
Вышесказанное свидетельствует о безусловной необходимости, справедливости и объективности существования правовых преимуществ в современных условиях. Теоретико-правовая основа преимуществ и их моральные критерии есть не надуманные, не искусственно сконструированные составляющие данного права, а сущностный и устойчивый признак самой категории «преимущество». Он характерен для всех этапов исторического развития общества и государства – от их зарождения до наших дней. Указанные основы являются неким связующим звеном между социальной целесообразностью, обоснованностью существования правового преимущества и его легитимным законодательным закреплением.
Кроме того, как мы убедились, правовая категория «преимущество» имеет диалектическую природу, допускает установление отдельным категориям лиц дополнительных гарантий, льгот, привилегий, при этом не является нарушением, элементом дискриминации, если указанные преимущества обоснованы, сбалансированы с существующими ограничениями, запретами и обязанностями, соответствуют государственным и общественным целям.
Преимущества, выраженные в форме иммунитетов, привилегий, льгот – это и есть тот элемент юридической доктрины и техники, который и потребовал включения в процесс социального и правового регулирования данных многообразных правовых средств для достижения справедливой дифференциации. Как итог, отвечая критериям естественно-правового, нравственного правопонимания, преимущества были «узаконены» при помощи государства в нормативное образование – позитивное право.
2.2. Социологическая концепция правопонимания
Социологическая теория права сформировалась в рамках зарождающейся в конце XIX века социологической юриспруденции как оппозиция господствовавшему в то время правовому позитивизму. В полемике с позитивистами, представители социологической юриспруденции, в числе которых, в частности, выделяются Л. Дюги, Е. Эрлих, Р. Паунд, С. Муромцев, А. Пионтковский, Д. Керимов, вышли за рамки понимания права как закона[39]. Вместе с тем, в отличии теории естественного права основной вектор социологической концепции направлен не в сторону незыблемых универсальных прав личности, а в сферу фактических правоотношений, правоприменения и правореализации.
Право признается объектом социальной реальности, в основу которого положены существующие общественные отношения. По выражению представителей концепции искать сущность права вне социума, как и пытаться отгородить его от других социальных явлений – занятие бессмысленное[40]. Сфера действия права – это практика жизни, а не принятая государством норма или человеческая психика. Закон и правосознание признаются не сутью права, но его составляющими. Вместе с тем, социологическая теория не является в подлинном смысле интегративной концепцией, поскольку подчеркивает определенную оппозицию позитивному праву.
Критике подверглась прежде всего формально-юридическая догматика правового позитивизма.
Рассматривая общество как сложную интегративную структуру, представители социальной юриспруденции подчеркивали ограниченность нормативного подхода к рассмотрению права как продукта государственного правотворчества, поскольку право, являясь частью сложной социальной системы, находится в постоянном взаимодействии с другими ее элементами. Статике закона была противопоставлена динамика «живого» права.
Уже в рамках первых конкретно-социологических исследований права Е. Эрлих отметил явные расхождения между нормативными предписаниями позитивного права и реально существующими правоотношениями. Нормы закона не способны в полной мере отразить динамику общественных отношений, по этому, для преодоления подобных расхождений необходимо обратиться к «живому» праву, существующему в обществе и складывающемуся там, где закон не отвечает социальной необходимости. «Живое» право в данном случае, безусловно, имело бы приоритет перед позитивным законом, поскольку оно включает в себя реальную деятельность субъектов правоотношений. Таким образом, в рамках социологической теории правопонимания фиксируется приоритет общественных отношений как содержания права.
Для социологической юриспруденции в целом характерен дух прагматизма американской философии, что явно прослеживается в работах ведущего представителя данной концепции Р. Паунда.
Исходя из прагматической логики, право обязано существовать в действии, непосредственно влиять на правоотношения. Закон находится в сфере должного – объективных формализованных норм, реально не воплощенных на практике, а право в сфере сущего – реализации норм, где они приобретают практическую значимость.
Право в своем прагматическом функциональном смысле рассматривается Паундом в контексте социальных отношений как форма социального контроля (социальный регулятор) наравне с моралью, религией, обычаями и рядом других и во взаимодействии с ними. При этом, все виды социального контроля действуют под надзором и в соответствии с требованиями права[41].
В понятии права Паунд соединяет три аспекта: нормативный – право как режим правил, подкрепленный принудительной силой государства, формальный – право как официальный источник, закон и практический – судебный и административный процесс. Соединение таких разных аспектов в понятии права логически объясняется с помощь концепции цели права, в качестве которой выступает снятие социальных конфликтов и гармонизация общественных отношений, что, безусловно, обусловлено назначением права как высшего социального регулятора.
Право, таким образом, выступает как высокоспециализированная форма социального контроля, осуществляемого на основе властных предписаний в рамках судебного и административного процесса[42].
Данное понятие очевидно свидетельствует о той высокой роли, которую отдавали представители социологической теории деятельности суда.
Поскольку «живое» право составляют фактические правоотношения, выявить и сформулировать его призваны суды в процессе правоприменительной деятельности. Именно судьи наполняют законы правовым смыслом и содержанием, заимствуя его из сферы практики социальной жизни, выступая при этом истинными правотворцами.
В результате формирования таких конструкций можно прийти к крайне неподходящему выводу, что прогнозы о том, что сделают суды в действительности, а не что-либо более претенциозное, вот что является правом[43].
Сведение правотворчества к деятельности судов является, пожалуй, самым существенным недостатком данной теории, перекрывающим ее безусловные достижения, как отражающей динамику социальных процессов, их влияние на право, оценивающую эффективность права в его способности регулировать фактические отношения. При том, что это даже не вопрос ограниченной компетенции судов и произвола должностных лиц, а очевидная проблема размывания рамок законности и правопорядка. Суд фактически приобретает возможность принятия решений, противоречащих закону, если тот не отвечает существу регулируемых отношений.
Возникает проблема нуллификации в праве, когда любой закон может быть отменен судом, обосновывая это общественным отвержением нежелательных норм, противоречием закона справедливости. Создание таких индивидуальных решений-статутов, исключающих непосредственное действие какой либо нормы законодательства, не представляется возможным не только в системе континентального права, но в англо-саксонской системе судопроизводства, поскольку судебное усмотрение не может стоять выше законности хотя бы потому, что оно субъективно, особенно в том контексте, который предлагается социологической теорией[44].
2.3. Нормативистская концепция правопонимания
Изучение сущности нормативистской теории права, является краеугольным камнем понимания других теорий права, поскольку эволюционный путь развития данной концепции знаменуется индивидуальным вкладом каждого из ее создателей, послужившим оплотом для создания дополнительных концептуальных подходов.
Несмотря на то, что юридический позитивизм в XX в. был существенно задавлен социологическими и природноправовимы теориями, формализм еще занимал значительное место в буржуазном правоведении. Наиболее влиятельным направлением юридического неопозитивизма является нормативизм Ганса Кельзена (1881-1973)[45].
Из абсолютно противоположных методологических предпосылок исходит нормативистская теория правопонимания. Являясь логическим завершением общего вектора развития правового позитивизма, в своих основных положениях была сформулирована в работах Г. Кельзена.
Ключевым моментом данной теории является отрицание внешних связей права с проявлениями действительности – социальными, психологическими, политическими и иными факторами. Те отношения права с обществом, государством и личностью, специфику которых пыталась отразить та или иная теория правопонимания при выработке понятия права и его сущностных элементов, решительно отвергались в рамках концепции нормативизма.
Действительно, узкая трактовка права, базирующаяся на том или ином аспекте его проявления, будь то в сфере правоотношений (социологическая теория), правосознания (психологическая теория), государственной нормативности (позитивистская теория) или нравственной императивности (теория естественного права), не только не способна дать всеобъемлющее определение права, но и изобилует большим количеством пробелов, допущений и логических противоречий.
Кельзен пытался выработать чистое понятие права, свободное от его критики и оправдания в контексте государственной и общественной жизни. Интерес юриста к рассмотрению права как открытой системы, факторов влияющих на содержание и действие права, правообразованию и правоприменению выходит за рамки правоведения как науки, поскольку данные вопросы являются околоправовыми или метаюридическими, никак не способствуют пониманию права, а только запутывают его[46].