ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 10.11.2019
Просмотров: 4267
Скачиваний: 6
76
подробнее
остановиться
на
взглядах
Лоренцера
,
изложенных
в
целом
ряде
обстоятельных
работ
.
Учение
А
.
Лоренцера
,
именуемое
его
последователями
то
«
критической
теорией
субъективности
»,
то
«
материалистической
теорией
социализации
»,
то
«
глубинной
герменевтикой
»,
представляет
собой
прежде
всего
методологическое
обоснование
психоаналитической
практики
.
Социально
-
психологические
и
культурологические
труды
Лоренцера
заслу
-
живают
специального
рассмотрения
,
тем
более
что
многие
его
последователи
ориентируются
именно
на
них
,
а
не
на
работы
по
проблемам
метода
.
Вопро
-
сы
социологии
,
этнопсихиатрии
,
литературоведения
преобладают
и
в
издаваемом
учениками
Лоренцера
журнале
«Kulturanalysen».
На
первые
работы
Лоренцера
опирался
Хабермас
,
когда
писал
«
Познание
и
интерес
».
Фрейд
писал
в
свое
время
о
«
промежуточном
положении
,
занимаемом
психоанализом
между
медициной
и
философией
».
В
то
же
самое
время
он
полагал
,
что
прогресс
естествознания
даст
психоанализу
строго
научное
основание
.
Реконструируя
историю
психоанализа
,
Лоренцер
показывает
,
что
Фрейд
шел
от
физиологии
и
механистических
схем
к
пониманию
специфики
психической
реальности
,
а
не
от
«
эмансипативного
интереса
»
к
сциентизму
.
Подлинно
сциентистские
формы
психоанализ
приобрел
лишь
вместе
с
приспособлением
его
«
эгопсихологами
» (
Гартманн
,
Раппопорт
)
к
академической
психологии
и
неопозитивистским
критериям
научности
.
Лоренцер
,
подвергавший
«
эгопсихологию
»
критике
чуть
ли
не
в
каждой
работе
,
видел
и
в
такой
методологической
рефлексии
хотя
бы
одно
достоинство
:
попытку
выхода
из
научного
«
гетто
»,
из
добровольной
самоизоляции
психоанализа
,
отгородившегося
от
всего
остального
научного
сообщества
принятыми
за
окончательную
истину
догматами
.
Отсутствие
интереса
к
новым
философским
и
научным
идеям
отчасти
объясняется
тем
,
что
психоаналитики
рекрутируются
прежде
всего
из
медиков
с
их
прагматизмом
(
сочетаемым
с
«
идеализмом
образованного
бюргера
»)
и
слепотой
к
социальным
явлениям
.
В
начале
века
,
когда
психоанализ
только
завоевывал
себе
место
под
солнцем
,
психоаналитикам
приходилось
обосновывать
свою
практику
и
защищаться
от
обвинений
в
ненаучности
.
Сегодня
психоанализ
институционализировался
,
нужда
в
пла
-
менной
апологетике
исчезла
и
большинство
аналитиков
просто
утратило
интерес
к
философии
и
к
методологической
рефлексии
.
Они
просто
не
слышат
критических
голосов
извне
,
а
тех
,
кто
пытается
пересмотреть
какой
-
либо
догмат
Фрейда
,
наделяют
ярлыком
«
ревизионист
»
и
изгоняют
из
своих
рядов
.
Подобные
обвинения
не
раз
выдвигались
и
по
адресу
Лоренцера
,
хотя
он
никогда
не
пытался
создать
какую
-
то
секту
в
рамках
психоаналитической
ассоциации
или
за
ее
пределами
.
Однако
осуществленный
им
перевод
фрейдовской
метапсихологии
на
язык
герменевтики
,
по
существу
,
означает
пересмотр
целого
ряда
центральных
положений
фрейдизма
.
Медицина
начиналась
с
опыта
и
лишь
со
временем
обрела
естественнонаучный
фундамент
.
Фрейд
надеялся
на
прогресс
естествознания
и
общей
психологии
.
Для
Лоренцера
эти
чаяния
представляют
собой
пустые
77
иллюзии
.
То
,
что
пишут
критики
фрейдизма
,
вроде
Айзенка
или
Поппера
,
отчасти
верно
.
В
психоанализе
нет
ни
независимых
от
теории
опытных
данных
,
которыми
можно
было
бы
верифицировать
или
фальсифицировать
гипотезу
,
ни
самого
гипотетико
-
дедуктивного
метода
.
Психоанализ
не
является
ни
экспериментальной
наукой
,
ни
«
наукой
наблюдения
».
В
нем
даже
отсутствует
механизм
контроля
над
сбором
эмпирических
данных
,
а
потому
нет
правил
для
сравнения
двух
конкурирующих
интерпретаций
.
Попытки
многих
психоаналитиков
приспособить
собственную
теорию
к
нормам
академической
психологии
обречены
на
неудачу
,
поскольку
в
практике
психоанализа
отсутствует
самое
наблюдение
поведения
пациента
.
Психотерапевт
не
видит
даже
мимики
лежащего
на
кушетке
анализируемого
,
он
слышит
только
сбивчивую
речь
.
Сообщения
пациента
он
не
имеет
ни
воз
-
можности
,
ни
права
проверить
на
истинность
:
существует
врачебная
этика
,
раннее
детство
анализируемого
не
воспроизвести
и
т
.
д
.
Наконец
,
в
психо
-
анализе
нет
даже
интерсубъективности
:
и
пациент
,
и
психотерапевт
незаменимы
,
и
если
пациент
поменяет
аналитика
,
то
может
существенно
измениться
толкование
его
симптомов
и
ассоциаций
.
Противникам
психоанализа
чрезвычайно
легко
показать
,
что
психоанализ
не
является
естественной
наукой
,
что
в
нем
нет
гипотетико
-
дедуктивного
метода
и
экспериментальных
данных
.
Но
здесь
мы
имеем
дело
со
«
сциентистским
трюком
»,
считает
Лоренцер
,
поскольку
из
этого
делается
вывод
о
«
пара
-»
или
«
недо
-»
научности
психоанализа
,
хотя
далеко
не
все
естественные
науки
являются
экспериментальными
или
гипотетико
-
дедуктивными
по
методу
.
В
гуманитарных
науках
помологические
дисциплины
занимают
вообще
скромное
место
.
Те
психоаналитики
,
которые
подражают
бихевиористам
и
стремятся
создать
«
науку
о
поведении
»,
должны
были
бы
признаться
в
своей
полной
несостоятельности
.
Если
приводимая
ими
аналогия
с
соматической
медициной
,
которая
шла
от
опыта
лечения
к
естественнонаучному
обоснованию
,
верна
,
то
нужно
принять
и
следствия
—
за
сменой
теоретического
фундамента
идет
радикальное
изменение
ме
-
дицинской
практики
.
Уже
не
психоаналитическая
теория
станет
тогда
базисом
психотерапии
.
Психоанализ
в
таком
случае
оказывается
эвристически
полезной
преднаукой
,
требующей
иного
,
чем
имеющийся
в
наличии
,
теоретического
базиса
.
А
вместе
с
изменением
последнего
преобразуется
и
терапия
—
подобно
тому
как
«
поведенческая
»
терапия
бихевиористов
предполагает
и
их
теорию
(
и
наоборот
).
Психоанализ
является
наукой
,
но
совсем
иной
,
чем
естествознание
.
Как
и
все
представители
герменевтики
,
Лоренцер
убежден
в
том
,
что
«
науки
о
духе
»
отличаются
от
«
наук
о
природе
»
и
по
методу
,
и
по
предмету
.
Гипотетико
-
дедуктивный
метод
в
«
науках
о
духе
»
не
работает
,
естественные
науки
«
берут
в
скобки
»
жизненный
мир
,
который
является
предметом
наук
о
человеке
.
Номологические
дисциплины
имеют
дело
с
относительно
закрытой
предметной
областью
,
с
системой
всеобщих
высказываний
,
оторванных
от
повседневного
языка
,
с
инструментально
контролируемыми
данными
опыта
.
Природа
полагается
существующей
независимо
от
человека
,
от
его
операций
78
над
символами
—
считается
,
что
эти
символы
суть
отображения
,
некое
«
зеркало
»
самой
природы
.
Это
ложно
и
для
естественных
наук
,
но
в
них
допустимо
рассматривать
природные
процессы
как
независимые
от
познающего
субъекта
.
Тем
не
менее
абсолютно
«
надежной
»
истины
гипотетико
-
дедуктивная
теория
тоже
не
дает
:
если
Поппер
и
доказал
что
бы
то
ни
было
своим
фальсификационизмом
,
то
именно
это
.
Лоренцер
далек
от
крайностей
многих
представителей
Франкфуртской
школы
в
критике
«
инструментального
разума
».
Для
получившего
хорошую
естественнонаучную
подготовку
медика
очевидно
,
что
в
области
соматических
заболеваний
применение
естественнонаучных
методов
привело
к
огромному
прогрессу
,
да
и
в
целом
он
не
склонен
винить
«
инструментальный
разум
»
во
всех
бедах
человечества
,
как
это
нередко
бывало
у
тех
,
кто
ссылался
то
на
хайдеггеровское
«
забвение
бытия
»,
то
на
«
Диалектику
Просвещения
»
Адорно
и
Хоркхаймера
.
Но
«
блеск
»
естественнонаучных
методов
в
познании
природы
и
«
нищета
»
сциентизма
в
гуманитарных
науках
—
это
две
стороны
одной
медали
.
В
науках
о
человеке
исследователь
никогда
не
стоит
на
той
дистанции
от
полагаемого
неизменным
объекта
,
которая
делает
возможной
интерсубъективность
опыт
-
ных
данных
.
Познающий
участвует
в
социальной
жизни
самим
актом
познания
,
предмет
никогда
не
является
однозначно
«
данным
».
Высказывания
тут
вплетены
в
жизненную
практику
,
внешний
контроль
над
данными
отсутствует
.
Предмет
«
наук
о
духе
»
невозможно
изолировать
от
повседневного
языка
,
овеществить
как
нечто
независимое
от
используемых
символов
.
Он
дан
на
уровне
символов
,
полная
однозначность
которых
в
отношении
к
предмету
была
бы
реализована
лишь
вместе
с
концом
истории
,
которая
должна
была
бы
закончиться
,
чтобы
все
стало
на
свои
места
,
сделалось
понятным
и
прозрачным
. «
Божественное
всеведение
»
тут
еще
более
иллюзорно
,
чем
в
естествознании
,
всякий
исследователь
видит
мир
в
своей
перспективе
и
неизбежно
входит
в
герменевтический
круг
.
Психоанализ
отличается
по
своему
положению
и
от
исторических
наук
.
У
психоаналитика
нет
документов
,
свидетельств
других
лиц
,
высказывания
пациента
о
прошлом
вообще
не
проверяются
им
на
истинность
и
ложность
.
Если
в
истории
сообщение
одного
документа
можно
подтвердить
или
опровергнуть
другим
(
либо
археологическим
открытием
),
то
психоаналитика
вообще
интересует
не
истинность
высказываний
пациента
,
а
их
смысл
для
него
.
Содержит
ли
суждение
пациента
о
прошлом
истину
или
намеренную
ложь
,
это
не
подлежит
проверке
.
Аналитик
работает
на
уровне
смысловых
связей
,
он
не
собирает
данных
о
прошлом
,
поскольку
«
он
целиком
остается
в
области
содержания
,
не
объективируя
его
каким
-
либо
образом
».
Некоторые
психоаналитики
делают
критерием
истинности
«
инсайт
»,
чувство
очевидности
,
возникающее
у
пациента
по
поводу
своего
переживания
прошлого
или
настоящего
.
Такое
чувство
очевидности
играет
в
психотерапии
огромную
роль
,
но
если
истину
свести
к
такому
чувству
,
то
психоанализ
мало
чем
будет
отличаться
от
целительства
с
некой
мировоззренческой
системой
,
предлагаемой
прозелитам
для
решения
79
экзистенциальных
проблем
.
Случаев
чудесного
исцеления
не
счесть
,
шаманы
,
жрецы
,
телепроповедники
и
гипнотизеры
приходят
иной
раз
к
изумительным
случаям
излечения
,
но
это
никоим
образом
не
свидетельствует
в
пользу
предлагаемых
ими
фантастических
доктрин
.
Пси
-
хоанализ
,
по
твердому
убеждению
Лоренцера
,
является
наукой
,
а
не
мировоззренческим
целительством
,
по
это
наука
особого
рода
,
она
работает
на
уровне
смысловых
,
а
не
каузальных
связей
.
Первое
,
что
должен
установить
аналитик
в
диалоге
с
анализируемым
,
это
связность
ему
сообщаемого
.
Вслед
за
Бинсвангером
Лоренцер
называет
такое
понимание
«
логическим
».
Сообщения
пациента
должны
быть
вообще
осмысленными
.
Ситуация
аналитика
напоминает
положение
иностранца
,
плохо
знающего
чужой
язык
и
вынужденного
все
время
концентрировать
внимание
на
том
,
что
же
имеют
в
виду
другие
.
На
уровне
«
логического
понимания
»
немаловажно
вышеупомянутое
чувство
очевидности
—
качественный
скачок
от
непонятного
к
понятному
.
Но
психоаналитика
интересует
не
фактическое
содержание
высказываний
(
им
он
как
раз
пре
-
небрегает
).
Смысл
для
него
отделен
от
факта
, «
реконструируемая
психоаналитиком
действительность
есть
символическая
действительность
пациента
».
Основанием
«
логического
понимания
»
является
наличие
общего
языка
,
общего
универсума
значений
у
аналитика
и
анализируемого
.
Первый
включает
значения
второго
в
свою
символическую
систему
;
одно
и
то
же
слово
может
иметь
множество
значений
в
зависимости
от
контекста
,
и
аналитик
«
собирает
»
из
потока
сообщений
символическое
целое
.
Уже
на
уровне
«
логического
понимания
»
аналитик
неизбежно
входит
в
герменевтический
круг
:
целое
понимается
через
части
,
а
они
ясны
из
целого
,
уточняют
то
предположение
,
которое
предшествовало
пониманию
каждой
из
частей
.
«
Логическое
понимание
»
относится
не
только
к
высказываниям
,
поскольку
драматические
действия
и
жесты
понятны
в
языковом
сообществе
.
Границей
подобного
понимания
является
бессознательное
:
нам
понятно
уже
предпонимаемое
в
языке
,
тогда
как
бессознательное
для
него
закрыто
,
находится
за
пределами
символической
коммуникации
,
антиципации
слов
и
жестов
.
Ни
невротик
,
ни
окружающие
не
ведают
о
причинах
симптомов
,
пациент
«
обманывает
»
не
только
других
,
он
обманывается
и
сам
.
Язык
у
него
не
является
в
строгом
смысле
«
приватным
» —
Лоренцер
тут
согласен
с
Витгенштейном
:
пока
язык
остается
языком
,
он
не
бывает
приватным
.
Однако
этот
язык
непонятен
другим
,
образует
сравнительно
закрытую
систему
с
искаженными
,
перевернутыми
значениями
.
В
классическом
случае
«
маленького
Ганса
»
слово
«
лошадь
»
обрело
дополнительное
значение
,
причем
то
,
что
оно
обозначает
и
замещает
собственного
отца
,
вытеснено
из
сознания
. «
Приватные
»
значения
прячутся
за
обычными
,
и
задачей
аналитика
является
включение
их
в
языковую
коммуникацию
.
Уже
поэтому
терапевт
не
может
обойтись
одним
«
логическим
пониманием
»:
вытеснение
и
сопротивление
бессознательного
продолжают
действовать
.
Если
в
классиче
-
ской
герменевтике
филолог
или
историк
имеют
дело
с
пробелами
в
текстах
,
80
которые
нужно
понять
из
смысловой
связи
целого
,
скажем
из
духовной
тра
-
диции
,
то
психоаналитик
сталкивается
с
пробелами
,
причины
которых
лежат
за
пределами
языковой
коммуникации
.
Психоаналитика
интересует
не
сказанное
само
по
себе
,
а
сказавший
субъект
,
который
не
растворяется
в
языковой
коммуникации
.
Метод
психо
-
анализа
поэтому
схож
и
с
тем
,
что
«
понимающая
психология
»
называет
эмпатией
.
Целью
познания
в
обоих
случаях
являются
конкретные
психические
процессы
и
страдания
.
Однако
эмпатия
играет
в
психоанализе
ограниченную
роль
,
поскольку
понимание
у
аналитика
происходит
на
уровне
не
переживаний
,
а
высказываний
;
непосредственно
переживаемое
доходит
до
него
в
виде
словесных
ассоциаций
.
К
тому
же
«
психологическое
понимание
»,
как
и
традиционная
герменевтика
,
работает
«
по
горизонтали
»,
без
учета
бессознательного
,
в
то
время
как
психоаналитик
обращается
к
«
вертикали
»
—
поэтому
Лоренцер
и
ведет
речь
о
«
глубинной
герменевтике
».
Психоаналитическое
понимание
Лоренцер
определяет
как
сценическое
.
Он
считает
,
что
фрейдовское
учение
о
символизме
безнадежно
устарело
,
не
учитывает
достижений
последних
десятилетий
в
лингвистике
,
психологии
,
философии
.
В
психоанализе
и
побудительным
источником
,
и
центром
об
-
разования
символов
является
Оно
,
а
на
долю
Я
остаются
«
вторичные
»
процессы
переработки
и
ассимиляции
.
Современные
теории
,
разрабатывае
-
мые
за
пределами
психоанализа
,
ясно
указывают
на
то
,
что
центром
формирования
символов
может
быть
только
Я
.
Поэтому
на
долю
Оно
Лоренцер
оставляет
роль
побуждения
:
в
определенных
ситуациях
бессознательные
содержания
психики
«
высвобождаются
»
и
тогда
воспринимаются
и
перерабатываются
Я
.
Влечения
сами
по
себе
не
имеют
символической
формы
,
да
и
не
являются
единственным
источником
их
порождения
.
Таким
образом
,
фрейдовские
инстанции
Оно
и
Я
сохраняются
,
но
психоаналитическая
теория
освобождается
от
онтологизации
бессознательного
.
В
новой
трактовке
вновь
отдается
должное
соучастию
,
активности
субъекта
,
так
как
образование
символов
предстает
как
функция
Я
.
Бессознательное
оказывается
в
таком
случае
резервуаром
еще
не
или
уже
не
символических
образований
,
поскольку
символическую
форму
дают
лишь
синтезы
деятельности
Я
.
Это
своеобразное
кантианство
в
психоанализе
в
известной
мере
связано
с
тем
,
что
главным
авторитетом
по
вопросу
о
«
символических
формах
»
для
Лоренцера
выступал
Э
.
Кассирер
(
и
американская
ученица
последнего
,
С
.
Лангер
).
Но
бессознательное
Лоренцером
,
конечно
,
не
отбрасывается
,
иначе
он
не
был
бы
психоаналитиком
.
Символы
суть
представления
,
замещения
чего
-
то
иного
.
Термин
«
репрезентация
»
шире
термина
«
символ
»: «
Сознательные
представления
имеют
форму
символов
,
бессознательные
представления
,
напротив
,
не
являются
символическими
структурами
».
Эти
лишенные
символической
формы
репрезентации
-
заместители
он
предлагает
называть
«
клише
».
Они
находятся
в
генетической
связи
с
символами
—
некогда
они
обладали
символической
формой
,
но
затем
были
вытеснены
из
языковой
коммуникации
, «
экскоммуницированы
».
Они
не
утратили
,
однако
,
ни
своей